«Советское Беломорье» — Из рейса не вернулись.

Периодическая печать

Дата: 27 августа 1991 г. Страна: СССР, Карелия Это случилось 5 августа 1941 года. Полвека прошло с того трагического дня, когда немецкие самолёты на 975-м к-м перегона Боярская—Амбарный настигли и забросали зажигательными бомбами санитарный поезд, а из пулемётов расстреляли тех, кто мог выбраться из горящие вагонов. В своей книге «Кемь» автор В.С. Баркина писала о случившемся: машинист санитарного поезда Носов погиб. Но среди погибших в годы войны паровозников его имя не значится. Найти его мне помог ветеран труда А.С. Козлов, он поехал на пятидесятилетий юбилей локомотивного депо из Ярославля. Бывший машинист, орденоносец, всю трудовую жизнь отдал нашему коллективу. В тот памятный день он работал с восстановительным поездом, выводил с перегона остатки сгоревшего санитарного поезда. Он мне и рассказал, что после налета видел своего земляка живым и невредимым. А позднее, уже после войны, встречал его в родном городе. Анатолий Степанович прислал мне его ярославский адрес, и вскоре я побывал у Константина Александровича Носова в гостях. Вот его подробный рассказ о том времени: — В декабре 1940 года я и мои товарищи машинисты: Анатолий Козлов, Виктор Лынко, Николай Лунев, Борис Стрижов, помощник машиниста Александр Нечаев были направлены в Карелию в командировку. В управлении дороги в Петрозаводске начальник Кировской дороги предложил нам депо Кемь. Сказал, что коллектив там хороший и профиль пути подходящий. Мы согласились. Здесь я познакомился с Иваном Першукевичем. Он предложил мне быть напарником, и мы вместе работали на паровозе ЭЧ-699-60, Работали хорошо, слаженно, водили тяжеловесные составы, увеличивали техническую скорость, экономили топливо. Работали по методу Лунина и стали первыми «луненцами» на дороге. Потом нам дали паровоз M-716-06, на котором мы начали водить поезда по кольцу, то есть паровоз не заходил в депо от промывки до промывки. Снабжались в оборотных депо Лоухи, Идель. Бригады менялись прямо на путях станции Кемь, и поезд уходил дальше. Весь мелкий ремонт делали своими силами. В этом и заключалась особенность метода Лунина. В начале войны немецкие самолеты в oсновном бомбили станцию Лоухи, за поездами почти не гонялись, и только 5 августа 1941 года мы с машинистом Иваном Галешкиным получили первое крещение. В этот день я прибыл с поездом в Лоухи, и дежурный по депо сказал мне, что надо вести в Кемь санитарный поезд. Состав был специализированный, из 14 классных вагонов. В голову его прицепили бронепоезд для охраны, хотя зениток на нем не было. На станции Боярская мы посадили дежурного, который ехал на смену. Он сообщил мне, что едва мы отправились из Лоухи, как появились мессеры, видимо, они летят следом. Я предупредил часовых на бронепоезде. Когда мы приближались к подъему на 975 км, над составом появились два вражеских самолета и на хвостовые вагоны посыпались бомбы. Видя, что бронепоезд молчит, один из самолетов пикировал на паровоз. Бомба взорвалась с левой стороны. Вдребезги разлетелись стекла, лопнуло водомерное стекло, запарило, как в бане. В это время и спрыгнули с подножки паровоза мой кочегар, дежурный по станции и главный кондуктор. Больше я их не видел. Самолеты снова развернулись и вторично атаковали состав, который уже полыхал, как костер. Они «поливали» его из пулеметов с обеих сторон, не давая людям укрыться в лесу. Приказ наркома Кагановича не покидать рабочего места во время налета нужно было выполнять, но помощник мой, чуть не плача, просил: «Костя, убежим отсюда, убьют ведь нас, убьют!» Мы спрыгнули с паровоза, но тут меня ранило в ногу, пришлось снова залезать в будку. Из нее было видно, как полыхает почти весь санитарный поезд, только бронепоезд и три вагона остались невредимы. И я решил отцепить их. Когда залез под сцепку, из тамбура горящего вагона прямо мне на Голову вывалился моряк в обгоревшей тельняшке. Он зажимал рукой рану в животе и уже охрипшим от боли и ужаса голосом тихо шептал: «Братишка, помоги!» Я оттащил раненого в кусты, вернулся на паровоз, отъехал от горящих вагонов метров на 50 и, захватив бинт, перевязал моряка. Что творилось в это время там, где полыхал огонь, трудно представить. В вагонах тяжело раненые заживо сгорали. Стояли сплошной крик и вой. Кто мог, прыгал из окон, выкатывался и полз прочь. А самолеты, еще раз обстреляв погибающий поезд, удалились в сторону Амбарного. Когда я поднялся в будку паровоза, своего помощника там не нашел. Он лежал недалеко, рядом с воронкой, которая еще дымилась. Его тело было иссечено осколками, он был мёртв. Белокурый двадцатилетний парнишка из местных, вот только фамилию его я запамятовал, его поставили ко мне накануне рейса вместо заболевшего помощника Владимира Усанова. И мы не успели с ним как: следует познакомиться. И кочегар мой, пожилой мужчина, карел, фамилию тоже не помню, впервые поехал со мной. После налета на паровоз ни он, ни дежурный по станции, которого мы везли на смену в Амбарный, ни главный кондуктор на паровоз не вернулись. И судьбы их мне не известны. Когда с восстановительным поездом приехал начальник депо Горохов, он спросил меня, смогу ли один доехать до Кеми резервом. Паровоз мой получил несколько повреждений, но я успел их залатать и ответил, что смогу. Мы погрузили убитого помощника на палубу тендера, и я привез его в Кемь, сдал родным. Так закончился для меня этот страшный рейс. А в декабре 1941 года я вернулся в Ярославль. Всю войну прослужил на бронепоезде, имею правительственные награды». После встречи с Константином Александровичем Носовым белых пятен в истории того трагического дня, прибавилось. Машинист И.П. Галешкин подтвердил, что трагедия на 975-м км произошла именно 5 августа 1941 года. Тогда его поезд остановился на станции Амбарный, чтобы пропустить санитарный. Иван Петрович слышал взрывы, доносившиеся с перегона, видел всполохи черного дыма. А вскоре мессеры появились и над ним. Не обошлось без трагедии и здесь. Его помощник Алексей Лукин был убит, а кочегар Михаил 3убарев контужен. Сгорело много вагонов. В книге приказов по паровозному депо Кемь за август 1941 года о том, что помощник Лукин погиб, запись имеется, а вот о помощнике машиниста с санитарного поезда ни слова. В Кемском ЗАГСе то же самое: о первом есть сведения, о втором нет. Словно и не хоронили человека. Может быть, кто-то из ветеранов или родственников вспомнит этого двадцатилетнего паренька и напишет мне о нем. Из этого рейса не вернулся в Кемь и проводник вагонного участка Е.Е. Ефимов. Осколком ему разрубило голову, и напарник похоронил его в братской могиле, которую вырыли на 975 км приехавшие с восстановительным поездом рабочие депо. Не исключено, что среди сорока убитых и обгоревших раненых в ней погребены также и кочегар с Носовского поезда, и дежурный по станции, и главный кондуктор. Кто теперь сможет ответить на этот вопрос? Но то, что братская могила на 975-м км подлинная, именно в ней погребены жертвы вражеского налета, подтверждают несколько свидетелей. В первую очередь, это кемляне М.А. Яковлев (он, тогда еще подросток, участвовал в похоронах), А.Н. Балашов, рядовой 242-го стрелкового полка (он был тогда ранен и ехал этим санитарным поездом) и А.С. Козлов, о котором я писал выше. Подтверждал это и Николай Егорович Ефимов, сын погибшего проводника Е.Е. Ефимова, Николай в свое время и устанавливал на этой братской могиле скромный обелиск. Ежегодно его братья и сестры приезжали сюда к месту гибели отца. А локомотивы, проходившие мимо, гудками отдавали дань памяти погибшим. Потом уже жители поселка Амбарный поставили здесь памятник. В праздничные дни сюда приходили семьями, поминали погибших, возлагали на могилу цветы. Но однажды кому-то вздумалось перенести памятник под окна поселкового Совета, и перенесли, хотя многие жители поселка были против. Я интересовался в Лоухском военкомате, есть ли у них данные о погибших воинах в санитарном поезде 5 августа 1941 года, мне ответили, что таких данных у них нет. Значит, могила эта почти безымянная и трогать ее было нельзя. Необходимо установить имена всех похороненных здесь. Ведь остались в живых свидетели случившегося. Три вагона вернулись в Лоухи, их спас от огня машинист К.А. Носов. В них и выехали все те, кто остался в живых. В день пятидесятилетия со дня трагедии на 975-м км приехал в Кемь из Ленинграда Сергей Егорович Ефимов. Возле вагонного депо состоялся митинг в связи с открытием на мемориальной доске в списке погибших в годы войны вагонников еще одного имени — Е.Е. Ефимова. Сын со слезами на глазах поблагодарил кемлян за память об отце. С сожалением говорил он о том, что нет теперь на 975 км памятного знака. Это так несправедливо по отношению к тем, кто погиб за Родину на трудовом посту, не вернувшись из рейса, а также и к тем, кто сегодня жив и будет жить. Ю.Звягин, наш внештатный корреспондент. Источник: «Советское Беломорье» 27 августа 1991 г.