Зуев Григорий Владимирович — Годы боевые.

Участники

Страна: РСФСР, Карелия Зуев Григорий Владимирович - родился с 1896 г. в д. Мишутинской, Шенкурского у., Архангельской губ., в семье крестьянина. Трудовую жизнь начал с 12 лет. Работал на лесозаготовках и сплаве. В 1915 году призван на военную службу. Будучи солдатом Петрозаводского гарнизона, принимал участие в Февральской революции и был избран после Февральской революции членом ротного комитета и депутатом Олонецкого губернского Совета. Добровольно вступил в отряд Красной гвардии. В марте 1918 г. был принят в члены Коммунистической партии. В 1919 г. принимает активное участие в борьбе против иностранных интервентов и белогвардейцев в Карелии. С 1918 по 1955 г находится на руководящей советской работе. Ныне пенсионер. Награжден шестью орденами и несколькими медалями Советского Союза. Приближалась весна 1918 года. В конце февраля по Мурманской железной дороге, не останавливаясь в Петрозаводске на север неожиданно прошли два небольших воинских эшелона под наименованием «Чехословацкая миссия». У местных советских и партийных работников это вызвало подозрение. После того, как прошел второй такой эшелон, председатель Олонецкого губисполкома В. М. Парфенов пригласил меня как помощника комиссара городского штаба Красной гвардии и спросил: «Веришь ли в то, что действительно в этих эшелонах следует чехословацкая миссия. А не уезжают ли на север какие-либо белогвардейские части?» С предположением Парфенова я согласился и сказал, что хорошо бы задержать и проверить хоть один из них. Решили, что первый же такой эшелон, который будет следовать через Петрозаводск, мы задержим и произведем проверку. В. М. Парфенов предложил мне подумать, как лучше осуществить эту операцию и разработать план ее проведения. Обдумывал план, я пришел к заключению, что задержание эшелона необходимо провести так, чтобы не могло пострадать население в том случае, если находившимися в поезде людьми будет оказано сопротивление и произойдет перестрелка. Лучше всего это было осуществить в малонаселенной местности, недалеко от какой-нибудь станции или разъезда, остановив состав у закрытого семафора. Местом для задержания эшелона я наметил семафор у полустанка Голиковка, вблизи которого в то время не было жилых домов. О намеченном плане я доложил В. М. Парфенову. Он согласился и разрешил действовать. Для проведения операции я отобрал людей, насколько помню, человек 38 или 39, в числе их были красногвардейцы Политов, Кляпинин, Аверкин, Михаилов, Кузьмин, Поливайкин и др. Вооружил всех пистолетами и берданками, не сказав пока, для какой цели это делается. Одновременно с этим я связался с начальником полустанка Голиковка (фамилии его не помню) и договорился о том, что когда проследует на север воинский эшелон особого назначения, он своевременно поставит меня в известность, с таким расчетом, чтобы мы прибыли на место заблаговременно, за 1 —1,5 часа, и чтобы эшелон этот он остановил у закрытого семафора, в 100—150 метрах от полустанка. В тот же день вечером (было это в марте, числа не помню) начальник полустанка сообщил, что интересующий нас поезд прибудет па Голиковку рано утром на следующий день. Отряд у меня был в боевой готовности. Ночью мы немного отдохнули, а утром рано прибыли на Голиковку. Там я объяснил бойцам цель предстоящей операции, проинструктировал каждого из них. Большая часть отряда расположилась но обе стороны линии железной дороги цепочками, а несколько человек должны были находиться со мной при осмотре вагонов. Примерно через полчаса на горизонте появился поезд. Начальник полустанка остановил эшелон, и мы тут же окружили состав. В вагонах не было заметно никаких признаков присутствия людей. Отдав строгое распоряжение ни при каких обстоятельствах не применять оружия без моей команды, я с группой красногвардейцев пошел к самому лучшему, но виду вагону. Окна его были зашторены. После нескольких несильных ударов дверь вагона открылась, и на площадке появились двое вооруженных пистолетами военных. Мы поднялись на площадку вагона, и когда двинулись внутрь его, встретившие нас стали возражать, и один из них па ломаном русском языке заявил, что они являются членами иностранной миссии и что эта миссия пользуется дипломатической неприкосновенностью. Я ответил ему, что по отношению к ним никаких репрессивных мер принимать не собираемся, при условии, если они не будут оказывать сопротивления при осмотре поезда. Тогда объясняющийся со мной заявил, что на осмотр поезда нужно получить разрешение из Москвы. На это я ему ответил, что уполномочен осмотреть поезд. Видя паше решительное и настойчивое требование, объясняющийся заявил, что это насилие и что он немедленно свяжется с Москвой. Мы быстро осмотрели поезд. В вагонах находились, главным образом, иностранные военнослужащие, в большинстве английские и французские офицеры, заявившие, что едут на родину. Обнаружено было также несколько вагонов с вооружением: винтовками, пулеметами и патронами. На вопрос: куда и зачем везется оружие, проезжающие не дали сколько-нибудь вразумительного ответа. Я приказал сгружать винтовки, пулеметы и боеприпасы. После того, как нами было выгружено около 500 винтовок, 7 пулеметов «Максим» и значительное количество патронов, В. М. Парфенов дал указание выгрузку приостановить, а поезд перегнать и поставить на запасной путь на станции Петрозаводск. Руководство эшелона было страшно возмущено нашими действиями и потребовало встречи с Парфеновым и связи с Москвой. В. М. Парфенов их принял, разговор по прямому проводу с Москвой нам также разрешили. С кем они разговаривали, я не помню, но в результате Парфенов получил распоряжение от Троцкого о беспрепятственном пропуске этого поезда и возвращении иностранцам всего того, что было у них изъято. Однако, несмотря на категорическое требование начальника эшелона, мы не возвратили выгруженные винтовки, пулеметы и боеприпасы. Вначале мы думали, что за это получим из Москвы какое-то наказание, но никто о таком факте и не вспомнил. После этого инцидента на север проследовало еще несколько таких составов, которых мы уже не задерживали. Взятыми из поезда пулеметами и винтовками мы вооружили в Петрозаводске отряд красногвардейцев и рабочих Онежского завода. К началу сентября 1919 года обстановка на фронте в Карелии вновь осложнилась. Белогвардейцам удалось захватить станцию Лижму и продвинуться к 5-му разъезду Мурманской железной дороги. Враг угрожал Петрозаводску. Необходимо было нанести противнику чувствительный удар, чтобы не только предотвратить дальнейшее его движение на юг, но и отбросить назад. Решили провести комбинированную операцию: одновременно с наступлением войск на фронте вдоль железнодорожной линии произвести высадку десанта в тылу противника в районе деревни Лижмы, расположенной на побережье Онежского озера. В Лижемской операции принимал участие и наш отряд под командованием А. В. Березина, состоявший главным образом из партийных и советских работников и рабочих Онежского завода, общей численностью около 100 человек. Отряд был разбит на три взвода, одним из которых командовал я, вторым — уездный военный комиссар И. Г. Ширшин, а кто третьим,— не помню. Сборы были короткими. Всем зачисленным предложили немедленно явиться в губком РКП (б), где распределили бойцов по взводам, выдали каждому патроны, винтовки же были у всех еще с весны. В состав десанта входили батальон Красной Армии и взвод под моим командованием из отряда А. В. Березина. Руководил десантной операцией молодой командир Красной Армии Е. Линовский. Из партийного п советского актива в моем взводе оказались Д. 3. Акулов, П. К. Аксентьев, К. П. Ошейков, И. М. Осипов, X. Г. Дорошин и др. Командирами отделений назначили Д. 3. Акулова и И. М. Осипова. Настроение у бойцов взвода было хорошее. Все горели одной мыслью — как бы скорее выступить в поход и встретиться с врагом. Как только стало темнеть, мы собрались у здания губкома (теперь дом № 5 по ул. Ф. Энгельса) и направились на пристань. Погрузились на какой-то небольшой буксирный пароход и отчалили. Совсем стемнело. Подул сильный холодный ветер. Начался проливной дождь. Многие из нас, не привыкшие к качке, почувствовали себя плохо. Ветер и дождь усиливались, качка становилась все сильнее. Время от времени наш пароход давал тревожные сигналы, в ответ ему вторили находившиеся вблизи суда. Продвижение кораблей при сильном ветре и качке было затруднено, поэтому мы несколько запоздали. Но вот перед рассветом ветер стал стихать, дождь прекратился, и мы увидели сопровождавшие нас пароходы. Отряд судов подходил к Лижемской губе. Приблизились к Лижме. Высадку решили произвести недалеко от деревни, в районе, где у берега было большое скопление приплавленного леса. По бревнам бойцы легко добрались до берега. Противник со стороны берега сопротивления нам не оказал, но когда наш пароход был еще на расстоянии нескольких сот метров от места высадки, появился вражеский самолет и начал пас обстреливать из пулемета. В ответ на это с одного из судов, флотилии по самолету прогремело несколько орудийных выстрелов. Самолет удалился, по через 10—15 минут появился вновь. На бреющем полете он открыл огонь из пулеметов по высаживающимся бойцам. Но пули ложились левее нас, и мы высадились без потерь. Очутившись на берегу, отряд рассыпался в цепь и, продвигаясь вперед, занял позицию севернее деревин: правым флангом к озеру, а левым — в сторону железной дороги. Мы не знали, имеются ли в «Пижме какие-либо силы противника. Вскоре встретившийся нам старик-крестьянин сообщил, что в деревне белых нет. Отряд вошел в Лижму и приступил к рытью окопов. Суда флотилии сразу же ушли. Мы находились теперь в тылу у белых, и нам нужно было действовать. Прежде всего следовало выяснить обстановку. Направили разведку к линии железной дороги, к станции Лижма, и в направлении 7-го разъезда. Нашим телефонистам удалось включиться в телефонную связь противника, и они услышали, как кто-то сообщил: «Около деревни Лижма красная флотилия пыталась высадить десант, но пулеметным огнем из самолетов десант был отбит и красные ушли обратно». Тут же перехватили и другой разговор о том, что вечером на фронт, к 5-му разъезду, поедет на дрезине командующий боевым участком полковник Гофман. Мы стали готовиться к захвату Гофмана в плен. Для этой цели была выделена специальная команда. Но, к сожалению, осуществить план не удалось. Вечером, когда стало смеркаться, к правому флангу нашей цепи подошла большая группа белогвардейских разведчиков. И тут бойцы отряда допустили ошибку: они открыли огонь по разведчикам и тем самым обнаружили себя. Теперь белые убедились, что в Лижме десант не только пытался высадиться, но высадился и действует. И поездка полковника Гофмана на дрезине по железной дороге была, по-видимому, отменена. Во всяком случае, дрезина не появилась. Мы прочно укрепились в районе деревни Лижмы и стали контролировать весь участок фронта, начиная от берега Онежского озера и до непроходимых болот за железной дорогой. Кроме того, отряд, выслав разведку в сторону 7-го разъезда п станции Кяппесельга, постоянно тревожил белые части. В дальнейшем перед нами была поставлена новая задача: высадить небольшой десант в тылу у белогвардейцев против деревни Михеевой Сельги, дойти здесь до железной дороги, разрушить железнодорожное полотно и вернуться обратно. Эту операция возложили на взвод, которым командовал я. Сборы были короткие: взяли по нескольку десятков патронов, по фунту хлеба на бойца и несколько банок консервов. Вместе с приданными взводу проводником из местных партизан и связистом погрузились на канонерку № 5 («Григорий») и под покровом вечерних сумерек поплыли по Лижемской губе Онежского озера — в обход белогвардейского фронта. Как осторожно мы ни продвигались, однако высадка нашего отряда у шоссейной дороги, против деревни Михеевой Сельги, была замечена белыми, о чем они сообщили в свой штаб на 7-й разъезд. На месте высадки, в кустах на берегу озера, мы оставили связиста-сигнальщика и пошли лесом в направлении железной дороги. Расстояние от берега до железной дороги было около 3,5—4 километров. Но не успели мы отойти от берега и километра, как стало совсем темно, и начался проливной дождь. Некоторые бойцы, не участвовавшие ранее в подобных операциях, шли не особенно уверенно, а временами и нарушали установленные правила — разговаривали. До железной дороги оставалось уже недалеко, когда неожиданно противник от крыл по нашему взводу сильный огонь. Впоследствии было установлено, что, получив сообщение из Михеевой Сельги о нашей высадке, белогвардейцы сконцентрировали около железной дороги большие силы. В темную ночь и в проливной дождь было бы безумием вступать в бой с неизвестным нам по своей численности врагом. Я отдал приказание, не открывая огня, отходить. Противник нас не преследовал. Обратный путь взвода оказался не менее трудным. Бойцы были утомлены, идти приходилось в темноте, под дождем. Чтобы не сбиться с пути и не растерять людей, двигались, держась руками друг за друга. Впереди же идущий шел, держась за кабель полевого телефона, протянутый к месту высадки, где находился связист. Вернувшись, мы провели на берегу длинную осеннюю ночь. Промерзли все основательно. Ни подняться, ни тем более ходить мы не могли, так как шоссейная дорога была буквально рядом, в 10—15 метрах от нас, а по ней могли проходить белогвардейские части. И действительно, во второй половине ночи по дороге прошла какая-то воинская часть, но враг нас не заметил. Когда начало светать, мы подняли людей и двинулись в направлении деревин Лижмы. Вечером того же дня мы были уже в Лижме, где соединились с двумя другими взводами нашего отряда, действовавшими вдоль линии железной дороги. После двухсуточного отдыха в Лижме наш отряд под командованием Березина занял позицию около речки. Расстояние между нами и белогвардейскими позициями было около 1 —1,5 километра. Линия фронта противника проходила так же как и у нас, по лесистой местности, по в более выгодных условиях — по возвышенности и в районе ранее отрытых и оборудованных окопов. Отряд был разбит па две группы. В то время как одна группа занимала позиции, другая находилась в резерве и располагалась в тылу — за 300—400 метров от линии фронта в лесу в наскоро сделанных шалашах. Смену бойцов на передней линии, как правило, производили в темное время — рано утром и поздно вечером. Так продолжалось несколько дней, пока не изучили и не освоили участок. Небольшими группами совершали разведку, по далеко вглубь, за вражескую линию, пройти не удавалось, и нужных сведений о противнике получить мы не могли. Численность противника, его вооружение и настроения нам были неизвестны. И все-таки мы решили однажды ранним утром пойти в наступление. Накануне всем командирам и бойцам разъяснили предстоящую задачу, снабдив бойцов патронами. Местность, где развернулось наступление, была покрыта лесом, поэтому враг увидел паши цепи только тогда, когда мы подошли вплотную к его окопам. Белогвардейцы открыли ураганный пулеметный и ружейный огонь по всему фронту. То тут, то там падали сраженные бойцы нашего отряда. Мы залегли, но огонь не прекращался. Продвигаться вперед было невозможно. Пришлось отойти на исходные позиции. В это время по цепи передали, что убит командир взвода И. Г. Ширшин. Всего отряд потерял ранеными и убитыми более 30 человек. Отправив раненых в тыл и подсчитав свои силы, мы немедленно приняли меры к тому, чтобы в случае наступления белых дать им отпор. Однако белогвардейцы не предпринимали никаких действий. В октябре нас сменили бойцы Красной Армии, и мы возвратились в Петрозаводск. Источник: (1963) За Советскую Карелию. Воспоминания о гражданской войне - Стр.88-95