Тойво Антикайнен — Фронтовые воспоминания.

Участники

Страна: РСФСР, Карелия Тойво Антикайнен - Один из организаторов и руководителей Коммунистической партии Финляндии, герой гражданской войны в Карелии. Родился в г. Хельсинки в семье рабочего. В 1915 г. вступил в члены социал-демократической партии Финляндии, примкнув к ее левому крылу. Принимал активное участие в рабочей революции 1918 г. в Финляндии. После подавления революции эмигрировал в Советскую Россию. Делегат Учредительного съезда компартии Финляндии в 1918 г. В годы гражданской войны героически сражался за Советскую сласть в Карелии. Участвовал в подавлении кронштадтского антисоветского мятежа 1921 г. Во время белофинской авантюры в Северную Карелию отряд лыжников Интернациональной военной школы под его командованием совершил в январе 1922 г. героический рейд на Кимасозеро, в тыл врага. За этот поход т. Антикайнен награжден орденом Красного Знамени. С 1923 г.— член ЦК, а с 1925 г.— член Политбюро ЦК компартии Финляндии. В течение ряда лет руководил в глубоком подполье компартией Финляндии. В 1934 г. был арестован финской охранкой и до мая 1940 г. находился в тюрьме. При содействии Советского правительства был освобожден из тюрьмы и приехал в СССР. Трудящиеся Карелии в 1940 г. избрали его депутатом Верховного Совета СССР. Вовремя Великой Отечественной войны, 4 октября 1941 г. погиб при выполнении правительственного задания.  Их невозможно забыть. Время от времени они всплывают в памяти. Неудержимо! Память возвращается к ним снова и снова. За одним эпизодом вспоминается другой, третий. И даже спустя много лет эти воспоминания сохраняются так отчетливо, словно все пережитое было вчера. На фронте события сменяются с молниеносной быстротой. Одно мгновение — и ты видишь перед собой убеждения, стремления, людей с их хорошими и плохими качествами, видишь все без прикрас. Несколько слов, отрывочная мысль могут рассказать тебе больше, чем толстые книги. Чувства проявляются непосредственно, словно бурлящий водопад; радость и ненависть горят ярким пламенем. Там нет условностей. Среди отчаянной борьбы не на жизнь, а на смерть насмешка, ирония и даже юмор звучат неподдельно... Фронт — не парламент. Там не говорят, там действуют! Из бесконечного числа фронтовых воспоминаний я выбрал некоторые. I Весной 1919 года финские лахтари* вероломно напали на Олонец. Немногочисленные красные пограничные отряды отступили, не в силах дать отпор. Начавшееся отступление удалось остановить только перед Свирью. Близ Лодейного Поля части переправились через реку. Затем отдых, переформировка. Сразу в бой они пока не годились. В этот момент из Петрограда подоспел сформированный там финско-ингерманландский полк**. Он был немногочисленным. Всего триста штыков. В основном молодежь, не нюхавшая пороху. Командирами в полку были финны, только что окончившие курсы красных командиров. Полк переправили через Свирь. Он получил задание остановить наступление лахтарей. И наступление было остановлено. Белофинны укрепились в Александро-Свирском монастыре, штурм которого был назначен на ночь. Незамеченными удалось подойти к стенам здания, где стояла стража. Только тогда лахтари спохватились. Они открыли огонь из пулеметов. Ночь была темная. Местность для наступавших незнакома. Вперед продвинуться не удалось. Километра на полтора пришлось отойти назад. Заняли позиции и стали ждать наступления белофиннов. И действительно, днем лахтари попытались наступать. Для них было важно захватить Лодейное Поле и отрезать Мурманский фронт от Петрограда. Поэтому белофинны упорствовали. Их наступление было отбито. Отбито несмотря на то, что большая часть бойцов нашего полка впервые держала в руках винтовки. Стреляли неумело, и все-таки стреляли. Например, рядом со мной один молодой красноармеец-ингерманландец по одному закладывал руками патроны в казенник ствола, потому что не умел зарядить магазинную коробку. Другой так волновался, что никак не мог открыть предохранитель. Перед отправкой не было времени поучиться. Попали сразу на передовую, под огонь. Когда прибыла подмога, лахтарей выбили из монастыря. Страшный вид открылся перед нами. Наступая, белые захватили в плен отступавших и раненых красноармейцев. Они зверски убили их и изрезали на куски. Головы были размозжены и превращены в бесформенную массу. Трупы были затем выставлены на дорогу: одни стоя прислонены к забору, другие брошены где попало... Целью было посеять страх в наступавших красных войсках, которые гнали бежавших лахтарей. Поистине, лахтари! Самые настоящие! II На Мурманском фронте весной 1919 года английские войска начали наступление на юг. Затем военные действия продолжались под руководством правительства Севера, возглавляемого Миллером. Очень малочисленными были красные отряды, державшие оборону. Сформированный в Медвежьей Горе финский полк был разбросан по всему фронту (1-й батальон отражал наступление лахтарей со стороны финской границы к западу от Петрозаводска, 2-й — был на Мурманском фронте). С боями приходилось отступать перед превосходящими силами противника. В конце апреля первые красные командиры были направлены по частям. Состав бойцов был очень пестрым, например, по возрасту там были люди от 15 до 60 лет. Были и совсем необученные. Дисциплиной тоже нельзя было похвастаться. Зато это были уже побывавшие в боях люди. Они повоевали в Финляндии, на южных просторах России, В сибирских степях, защищали эстонскую бедноту и т. д. Они появлялись всегда и везде там, где нужно было уничтожить старую власть, которой суждено было исчезнуть с лица земли. Для систематической боевой подготовки времени не оставалось. Не было также обученных командиров. В самый разгар боя произошла смена начальства. Красные командиры взяли в свои руки командование. Бойцы встретили их с некоторым недоверием. Побаивались, что новое начальство введет строгости и начнет укреплять дисциплину. Так и случилось. Новые командиры показывали в боях пример своей личной смелостью. Требуя от бойцов, они не щадили и себя. В первые же дни в боях погибло пять красных командиров. Бойцы рассуждали так: «Ничего, с этими жить можно, и в огонь идти можно, раз они сами идут впереди». В огне боев было завоевано доверие. III Идет горячий бой... Приходится оставлять метр за метром. Враг нажимает. Гибнут люди. Гибнут командиры. Оставлена Медвежья Гора... Настроение в наших частях подавленное. Англичане высадились на мысе около Шуньги. Там они основали укреплённую базу. Наш батальон *, который после потери Медвежьей Горы был переформирован в отдельную боевую единицу, получил задание очистить Шуньгу. Маневрируем и деремся до тех пор, пока, наконец, нам удалось захватить село Кажма. Итак, Кажма. В первой половине лета она стала для пас центром боевых действий. Мы заняли ее и сдали без боя. Снова заняли — с упорными, кровопролитными боями. И снова сдали без боя. Таков приказ. Снова захватили, и снова отдали. На войне это бывает. И все-таки эти действия принесли нам победу. Возрос боевой дух наших солдат. Они почувствовали себя ударной силой. IV Под Шуньгой не раз возникали острые моменты. Противник был в четыре раза сильнее. И только отчаянная смелость зачастую выручала нас в самых трудных случаях. Мы всегда примерно знали силы и размещение войск противника. Однажды на весь участок фронта мы смогли выставить только 15 бойцов. Со стороны белых к нам перебежало несколько человек. Они рассказали, что у белых на этом участке фронта две роты, более двухсот солдат и что они готовят наступление. Но наступления не последовало. Наверно потому, что офицеры не надеялись на его успех из-за случаев дезертирства. Захваченные нами пленные рассказали, что белые офицеры опасаются наших резервных частей. Наши резервы! Да, именно. А где они, эти наши резервы? Так вот. Наш резерв состоял в то время из трех посыльных штаба, которые в целом составляли всего два с половиной человека. Два рослых парня и один маленький. Вот и весь наш резерв! Однажды наш батальон держал участок фронта протяженностью 64 километра. Нам пришлось изрядно маневрировать, чтобы вовремя успевать в нужное место и отражать атаки противника. На участке фронта: Кузаранда — Великая Нива — Терехово — Леликово белые пытались несколько раз окружить наши части. Но пока они нападали на нас поодиночке, это не давало никаких результатов. Например, на направлении Великая Нива белые окружили нашу третью роту и выбили ее из села. В результате упорного контрнаступления рота снова заняла свои прежние позиции. В этих боях погибло несколько человек, но и белые понесли урон. Полым удалось разбить и выгнать из Кузаранды малочисленный русский батальон. Основная часть его личного состава попала в плен. Мы направили туда нашу третью роту, и она захватила село. И только тогда, когда белые одновременно напали на все наши оборонительные пункты, им удалось оттеснить нас с занятых позиций. Для этого наступления белые сосредоточили большие силы. И им удалось во всех местах окружить наши части, которые отстояли друг от друга примерно на 15 километров... Несмотря на это, наши части вырвались с боями из окружения. Ведя активные оборонительные бои, мы отступили в полном порядке. У нас была даже «кавалерия». У крестьян мы мобилизовали лошадей. Когда часть бойцов нам удавалось посадить на коней, они гарцевали по селам и околицам, как, бывало, гусары. Так мы вводили противника в заблуждение, не давая ему установить наши истинные силы. С питанием все обстояло отлично. Местность была довольно зажиточной. Молока и овец было вдоволь. Мы соблюдали советский денежный «курс», поддерживая сходные цены. Когда село брали с боя, в тот день за молоко не платили. Это был своего рода «военный налог». Никакого другого насилия не применялось. Всякое самоуправство энергично пресекалось. Да его, собственно и не было. Командиры об этом хорошо заботились. Армейский паек в те времена был тоже приличным. Нас снабжали непосредственно от дивизии. Мы получали двойную порцию сахара и жиров. Выдавали мясные консервы. В то же время полк снабжался от бригады и жил на вобле. V Пощады не просили, пощады и не дали бы... На нашем участке фронта были села, которые не имели особого значения, и поэтому их не занимали. В таких селах бывали и красные, и белые. Однажды двое наших пришли в такое село за молоком. Перед их приходом село было занято вражеским отрядом. Белые попрятались и пропустили наших в деревню. Купив молоко, наши направились обратно. Когда они несколько отошли от деревни, лахтари открыли по ним огонь. Боец по фамилии Леммиттю был ранен. Пуля угодила в спину и прошла насквозь. Он упал, как подкошенный... Заметив это, лахтари побежали к нему. Леммиттю увидел их. Но он не мог двигаться. Живым он тоже не хотел сдаваться. От них нечего ждать, кроме пыток и неминуемой смерти... Нашим девизом было: «Не сдаваться!» Что делать? Леммиттю быстро вытащил медицинский пакет. Привязал бинт к курку. Нацелил винтовку под подбородок. Дернул погон и — конец... Белые решили использовать этот подвиг в своих целях. Они привели солдат посмотреть на труп Леммиттю. Офицеры сказали: «Смотрите на финского большевика, они сами не сдаются, но и пленных не берут». Этим они хотели запугать своих солдат. Среди них в то время стало распространенным дезертирство, и многие перебегали на нашу сторону. И если бы удалось посеять страх и ужас перед красными финнами — мол, пленных они не берут — то и перебежчиков больше не было бы, — так рассчитывали офицеры. Провокация не удалась. Даже после этого белые то и дело перебегали на нашу сторону. К ним относились неплохо, свободно отпускали домой. VI «Если вы опять будете наступать, то наступайте одни, а я с вамп не собираюсь», — сказал один красноармеец, когда оставляли Кажму. Положение было напряженное. Противник жал на нас с трех сторон. Местность была неподходящая для обороны. Укрыться негде. За спиной озеро. А приказ повелевал нам любой ценой занять прежние позиции. На лодках мы отошли на ближайший остров. Вытянули лодки на сушу. Выстроили батальон. Комиссар произнес речь. Объяснил обстановку. Убеждал в необходимости боя. Он говорил, что такие бои способствуют достижению конечной цели пролетариата. Короткие, меткие фразы. Именно такие слова понимают в боях бойцы. В конце упоминает об одном отказе идти в бой. Имени не называет и продолжает: — В нашей боевой истории это первый отказ. Причем боец отказывается идти в бой вместе с темп, с кем он воевал в самое трудное время, с кем делил победы и поражения. Но этот отказ должен быть последним. Ваши командиры всегда были вместе с вами. Они никогда не бросали своих людей и не бросят. Мы вышли с честью из самых больших затруднений. У нас есть карты, мы знаем местность, мы умеем руководить. Но у нас должны быть части, которые без колебания выполнят нашу команду. Жалкие трусы нам не нужны. Они только мешают нам! — Утром с рассветом мы пойдем в атаку. Пока еще не решено, в каком направлении будем двигаться. Поэтому, кто не хочет с нами пойти, кто в момент боя бросит фронт революции, тот пусть останется. Мы никого не задерживаем. Кто хочет, пусть свободно уйдет. Мы даем лодку и продукты. А теперь те, кто хочет покинуть нас и удрать с поля боя, — пусть выйдут из рядов и уйдут! — Товарищи! Наша сила в единстве, в нерушимом и твёрдом единстве, в том, чтобы у нас был боевой дух, чтобы дело революции было дорого для каждого. Мы терпим иногда поражения, мы теряем товарищей, но конечная победа будет за нами! Комиссар кончил. На лицах бойцов застыло серьезное, суровое выражение. Ни один не вышел вперед. Ряды даже не дрогнули. На лицах мужчин, уставших от боев, — твердая полевая решимость. Командиры и солдаты составили единое целое, их всех объединило желание бороться и воля победить! VII «Я получил утром две воблы, принесу тебе одну из них», — так ответил бежавший в атаку красноармеец на издевки белых: «Большевики, вам не голодно ли?» Мы захватили село. Да, вобла — наша кормилица в голодное бедовое время, источник жизни — желтая вобла, нередко вонючая, золотая рыба... Только те, кто пережил эти трудные годы, кто всосал в себя ее силу, только те умеют по-настоящему оценить воблу. VIII Из-под Шуньги паши части отошли к Петрозаводску. Была обещана двухнедельная передышка для отдыха и учебы. Но где там! Уже на следующий день утром поступил срочный вызов в штаб фронта. Приказ был краток: «Сегодня вечером на вокзал и поездом па позиции! У Лижмы белые прорвали фронт... Где находятся наши части, пока неизвестно». Вот все, что мы знали об обстановке. Срочно собрали людей. И марш вперед! В Илемсельге сошли с поезда. От красных частей, бывших на фронте, остались только мелкие группы. Мы заняли позиции. Противник наседает. С боями отступаем до Кивача. Тут мы получили небольшое подкрепление. Из Кивача — в контратаку. Атакуем — и неудачно. Только что сформированный, еще не получивший боевого крещения полк, прибывший в подкрепление к нам, не выдержал натиска! Меткий артиллерийский огонь врага парализовал силы наступавших. Нашу часть поначалу оставили в резерве. А пришлось пойти вперед! Пять суток находились мы в передовом охранении. Перкеле! Нас злило все это. Мы жили в жалких лачугах. Ждали перемен. Хотелось действовать. И вдруг запрос, словно избавление от бездеятельности: — Согласны ли вы совершить десант возле Лижмы, отправиться в тыл врага? — Конечно! — командир ответил, не раздумывая. И мы отправились. В Кондопоге нас погрузили на транспортные суда. Свежий онежским ветер действует успокаивающе. Но нервы все-таки напряжены... Высаживаемся десантом в Лижме. Корабли уходят обратно. С тыла нас защищает только открытый водный простор... Поставлена цель — наступать на станцию, которая находится в пяти километрах от села. Станция в руках противника. Перед выступлением командир и комиссар держат речь — разъясняют бойцам задание. Для успеха операции важно, чтобы каждый боец непременно подчинялся приказам командира и был на своем месте. В случае неудачи — никакой паники! Тогда прорвемся через белый фронт на границу и оттуда к своим. Но если каждый напряжет все свои силы, то победа будет обеспечена! Мы отправляемся в поход. Перед станцией встречаемся с противником, который вышел навстречу. Начался бой. Огонь прямо-таки грозовой... У нас заметно убывают патроны. По цепи пошел уже последний ящик. Наступает темнота... Теперь надо немедля наступать, если хотим выпутаться. Огонь слабеет, патронов все меньше! «Смерть лахтарям!» — раздался наш боевой клич. Мы кричим, как дикари-индейцы, и бросаемся в атаку. Белые дрогнули и побежали. Мы захватили станцию, 24 пленных и 4 пулемета. Славно потрудились в этот день! Роту высылаем вперед, в авангард. Она занимает седьмой разъезд. Враг был снова отброшен примерно на 50 километров. С тех пор линия фронта проходила по седьмому разъезду, вплоть до окончательной ликвидации фронта белых. IX Мрачная осенняя ночь. Сильный дождь. После неудавшегося наступления вместе с командиром обходим в лесу постовые дозоры. Встречаем постового, пригнувшегося в окопе. Зуб на зуб не попадает от холода. — Что вы там? Встаньте! Попрыгайте немного, согрейтесь, — говорим ему. Боец поднимается. Рассказывает нам, что он учитель народной школы. Потом говорит: — Ну и счастливые же вы, финские товарищи, что не испытываете того душевного мучительного страха, какой испытываю я ... Да, мы «счастливые». Разве может испытывать «мучительный страх» боец революции, выполняя свой долг. Тому, кто выполняет долг и кто вдохновлён на подвиг, тому легко быть мужественным. X Под ритмичный такт песенки о «военном пареньке» полк промаршировал от казарм на пристань. Мы погрузились на суда. Под прикрытием боевых кораблей рассекаем волнистый простор Онеги. Наша цель — высадиться где-то в удобном месте на берегу Онежского озера и начать наступление на Медвежью Гору. Фронт проходил севернее Лижмы. Впервые полк шел сейчас в бой в полном составе. Были собраны все силы. В бойцах чувствовались уверенность и взаимная поддержка: наконец-то батальоны идут в бой сообща. Это начиналось 8 октября. Чем дальше мы углублялись в Повенецкий залив, тем медленнее шли. Говорили о предстоящих событиях. Предполагали, что противник укрепился где-то возле Толвуи и установил на берегу и на островах свои батареи. Так и оказалось. Враг укрепился на Мегострове, превратив его в своего рода крепость, усиленную артиллерией. Боевые корабли подходят к острову. Оттуда открыли огонь. В ответ ухнули орудийные залпы кораблей... Некоторое время продолжалась эта перестрелка. Транспортные суда стояли в отдалении, но оттуда можно было наблюдать за артиллерийским огнем. Пока никаких результатов, хотя с нашей стороны бесперебойно грохает восьмидюймовая пушка: вражескую батарею не удается заставить замолчать. На судах вперед не пробиться. Полк получает приказ: высадиться в Кузаранде! Первым высаживается наш второй батальон. Нервы напряжены. Как-то нас встретят, наверное, огоньком. На берегу не видно никакого движения. Быстро высаживаемся. Высылаем вперед разведку. Оказывается, противник оттянул свои силы назад. Первый батальон продолжает продвигаться вдоль берега на север. Без особых усилий он подходит к Толвуе и занимает ее. Теперь наши части за Мегостровом. Под прикрытием темноты, на лодках, смело подходят к острову и овладевают им. Корабли все это время обстреливали укрепления острова. У противника паника: часть его бросилась в бегство, а другие, мобилизованные, напившись в стельку, сдалась в плен. Во время этого штурма было взято более ста пленных, десять орудий, много пулеметов, радиостанция и другое. Первый батальон продвигался все дальше. Захватил Шуньгу, прорвался через мост у деревни Побережье, укрепился в деревне Ступино, затем атаковал село Сигово, где находился противник. Но захватить село не удалось. Батальон понес потерн, среди погибших — командир роты и его помощник, а также командир взвода. Наш батальон очистил от врага южную и западную часть мыса Шуньга. Мы снова завладели Кажмой, места были знакомы по летним боям, но теперь все было скованно осенней мерзлотой. Пытаемся продвинуться вперед к западному побережью Онежского озера [Повенецкого залива]. Безуспешно. В штабе разрабатывают план наступления на Повенец, Медвежью Гору и станцию Масельгская. Прославленный героический полк Спиридонова уже отбил противника на Пудожском направлении. Враг отступил в леса, на юго- восток. Наш батальон, одно орудие и присоединенная к нам дивизионная школа — смелые, славные ребята из Пензы и отчаянный начальник школы, настоящий солдат — были переброшены через Повенецкий залив. Высадились южнее Повенца километров на пятнадцать. Наш разведывательный отряд, направленный на юг, столкнулся с частями Спиридонова, шедшими на север. Схватка чуть не перешла в настоящий бои, но к счастью разобрались и признали своих. В перестрелке один погиб и пятеро ранено. Совершили разведку боем в Повенец. Захватили передовые укрепления противника. У нас жертвы. Вперед не пробиться. Между городом и нашими частями протекала река. Погода была холодная, ночи морозные. Пришлось отказаться от мысли перейти реку вброд. Отошли назад, в село. Противник атакует нас. Атака отбита! Снова продвигаемся к Повенцу. На этом направлении закрепляемся. Высылаем разведку. Перестреливаемся. Саперы готовят мост для переправы через реку. Мы получаем подкрепление— два взвода из первого батальона. Так проходит трое суток. Мост почти готов. Сообщаем об этом в штаб фронта. Оттуда узнаем, что наши части хотят перебросить на другой участок и что полк Спиридонова продвигается к нам, чтобы занять наши позиции. Переправу было все-таки приказано попытаться совершить! И мы попытались. Мост был готов к вечеру. Вместо с тремя ротами мы переправились па другой берег. Высланный в разведку патруль встретился с сильным отрядом противника. Командир и два наших бойца лопали в плен — их расстреляли... Приданная нам дивизионная школа сбилась в темноте с пути и зашла слишком вправо. С левого фланга помощник командира роты с парой солдат пошел вправо, на соединение. Но именно в это место вклинился вражеский отряд, и командир с бойцами попал в плен. Их разоружили. Приставили стражу. Но вдруг командир вырвался и бросился в лес. Стража стреляла ему вслед. Раненый в руку, он все же добрался до нас. Наступила темнота — хоть глаз выколи. Мороз крепчал. Местность совсем незнакомая. Сначала решили продвигаться вперед. Но командиры рот сомневались, выдержат ли люди в такой обстановке. Очень многие промокли при переправе и продрогли. Пришлось отойти обратно через реку. Продолжать операцию было невозможно. Проклятие! Нас брало зло. С таким подъемом готовились к переправе и не осилили! Подошла русская воинская часть, заняла наша позиции. Позднее она прорвалась в город, но контратакой противник выбил ее обратно. Отряд потерял много людей. Говорили, что около сорока. Что мешало соединить подошедшие и наши силы? Ничто! Общими усилиями мы могли бы захватить, удержать в своих руках Повенец и двигаться дальше от Повенца на взятие станции Масельгской. Впоследствии мы узнали, что враг уже готовился отступить и проводил эвакуацию. Вопреки основным принципам военной науки нас бросали в бой поодиночке, а не собрали всех сил в один кулак, чтобы нанести решительный удар, хотя для этого были все предпосылки. Наш батальон снова на мысу Шуньга. Мы заняли позиции первого батальона. А первый батальон, в свою очередь, был переброшен на кораблях к деревне Пергуба в тыл врага. Батальон высадился. Прорвал береговые коммуникации противника в тылу. Потом схватка. Но продвинуться вперед ему не удалось, пришлось отступить. Пока развертывались эти боевые действия, наступила зима. Выпал снег. Онежское озеро затягивало льдом. Стало ясно, что наступление на этом направлении в зимних условиях не принесет успеха. Оставаться под Шуньгой на всю зиму было тоже бессмысленно. Не было никакого расчета укрепляться здесь. Снабжение нашего полка по льду Онежского озера доставило бы большие трудности. В одну из ночей наш полк собрался в Толвуе. Мы погрузились на суда и направились в Петрозаводск. Богатая действиями боевая операция на этом закончилась. Невозможно не упомянуть об одном событии того периода. Оно показывает, как беззаветно вели себя солдаты революции в рядах белых. Красные отряды на Северном фронте не были многочисленными. Да и у белых было негусто. Не хватало живой силы. Для пополнения своей армии Миллер отдал приказ, чтобы попавших в плен красноармейцев под видом «мобилизованных» принуждать служить в белой армии; коммунистов и всех, кого подозревали коммунистами, убивать. Так и делали. На Архангельском участке фронта отряд красноармейцев попал в плен. И что вы думаете? Зеленая английская шинель на плечах, в рюкзаке бисквиты, в руках винтовка — их привезли на Мурманский фронт. Одна такая группа, взвод в двадцать четыре человека, была среди защитников деревни Сигово. Однажды ночью двое переползли к нам. Рассказали о себе и сообщил, сколько там своих. Уговариваемся, что следующей ночью все перейдут к нам. Эти двое уходят обратно к белым, чтобы подготовить переход. Ждем. Приготовились к встрече. Проходит ночь. Проходи! другая... Проходит несколько ночей... Никого не слыхать. Уже начинаем думать, что белые замышляют что-то. Получаем приказ наступать на деревню. Утром начали наступление. Впереди шла разведка. На лесной дороге из-за поворота навстречу нам вдруг выходит группа солдат. Наши разведчики стреляют. Один из встречных солдат ранен. Другие бросились в лес. Некоторые побросали па дорогу винтовки. Мы поняли, что это и был отряд, который хотел перейти на нашу сторону. Стали звать их из леса. Они подошли. Кто-то несет привязанную к палке красную тряпицу. Посылаем их в штаб фронта. И какая нелепая случайность: тот, кого тяжело ранили в голову, оказался именно тем солдатом, кто первым пришел к нам, подготовил переход и руководил всем отрядом. Они объяснили нам, почему не пришли сразу в первую ночь, как было условлено. Не было возможности. Они были на подозрении и все время их держали под присмотром. Но они готовились. Наконец, случай представился. Между нашей и вражеской полосой было километра два. Посередине находилось два дома. Белое командование предполагало, что в домах засела наша разведка, семь человек. И тут возник план захватить разведку. Стали выявлять желающих: дело было «опасное». Вызвался идти отряд, готовившийся перебежать к нам. Они решили воспользоваться подходящим случаем. Отряд двинулся вперед. Командирами были прапорщик и два добровольца, белые партизаны, лахтари. Подходя к домам, перебежчики думали так: если в домах сидят финские пуникки, то они живыми не сдадутся. Разгорится бой, будут потери с обеих сторон... Чтобы избежать схватки и перейти к нам, солдаты вдруг бросились на своих командиров, прикончили их штыками и бросили тут же на поле. А сами — к нам. Это был хорошо подготовленный и хорошо выполненный маневр. В классовой борьбе — да, именно — огневые позиции не разделяют пролетариев. Их объединяет сильное чувство спаянности, не знающее фронтовых границ, и воля к борьбе против своего кровного врага, против капиталистических эксплуататоров! А в тех домах, между прочим, никого не было. XI Царапает смерть... Так пелось в одной нашей фронтовой песенке. Да, на войне смерть царапает... Мы стояли перед деревней Викшезеро. Был канун рождества. По всему фронту развернулось общее наступление. Было решено прорвать здесь фронт противника и углубиться во вражеский тыл. Один русский батальон по-настоящему смело захватил Викшезеро. Но противник предпринял контратаку, и выбил батальон из деревни. Резервы были размещены слишком далеко и не подоспели на помощь. Наш полк был резервным. И мы получили приказ снова овладеть селом. Впереди — пустые, открытые поля. Под прикрытием батареи мы решительно двинулись к вражеским позициям. Среди самых смелых был командир пулеметного взвода товарищ Тапио. Его смертельно ранили. Санитары вынесли его из цепи. Теряя последние силы, тихо, чуть слышно, он хрипит сквозь зубы: «...А смерть царапает...» На этом оборвалась жизнь вдохновенного, мужественного борца. XII Типичным для сражений гражданской войны был один случай во время этого же наступления. Под сильным огнем наши части подошли вплотную к укреплениям противника. От головной части до укреплений осталось шагов сто, а с левого фланга — шагов шестьдесят. Готовимся к атаке. Наша цепь залегла за забором; валим забор. Вдруг огонь врага прекращается. Солдаты на вражеских позициях поднимаются, ходят взад и вперед... Мы тоже прекращаем огонь. Удивляемся: что случилось, какая-нибудь ловушка? Кричим, пытаемся завязать разговор. Предлагаем врагу сложить оружие и перейти на нашу сторону. С минуту мы перекликались. На левом фланге противника замечаем какое-то оживление. Мы уже заставили замолчать там вражеский пулемет, уничтожив его расчет. Вдруг оттуда открывают огонь. Как по приказу снова завязывается перестрелка. Наша атака на этом прервалась. Ничего не вышло, пришлось отойти. Спустя две недели после этого защитники села, двести сорок человек, сдались в плен. Никаких боевых действий там больше не было. Пленных вывел из села молодой прапорщик. Они притащили с собой одно орудие и шесть минометов. Сдавшиеся рассказали о заминке, происшедшей во время нашей атаки. Они уже тогда хотели сдаться. Прекратили огонь... По нашим крикам узнали, что атакующие финны. Стали сомневаться — а вдруг мы перебьем всех пленных. Так их стращали всегда белые офицеры. Это поколебало их решимость. И именно в тот момент к ним подоспел отряд партизан, добровольных белых наемников, которые открыли огонь и принудили к бою остальных. XIII Восьмой разъезд навсегда запомнится тем, кто участвовал в этой операции. Когда прорыв фронта у Викшезера не удался, наступление повели от станции Лижма на восьмой разъезд. Этот бросок в тыл врага сделали через Кедрозеро. Оттуда было решено пробиваться на станцию Кяппесельга и дальше на север. Если бы операция удалась, то врагу на этом участке фронта был бы колец. А то, что это не удалось,— просто воля случая. Наши части устали от боев. Но отдыхать было некогда. Большинство бойцов провело несколько ночей прямо на снегу. С продуктами было плохо. Их раздавали сухим пайком, сразу на два дня, а съедали разом. Но боевой дух у бойцов был на высоте. Наступление было хорошо подготовлено. Наш марш проходил по льду Кедрозера, а потом через лес, по бездорожью, на восьмой разъезд. В составе наступающих был один русский и один финский полк и часть финской батареи. Наш полк шел впереди. Продвигались с невероятными трудностями. На льду было по колено воды. Когда ранним утром вышли к берегу озера, пришлось идти медленнее. Надо было соблюдать величайшую осторожность и тишину. Даже огоньку папиросы нельзя было мелькнуть. Мы углубились в тыл врага уже на пять километров, до железной дороги оставалось всего около километра... На железной дороге патрулировал противник. В глухом лесу нам приходилось прокладывать дорогу для орудий и повозок с боеприпасами. Для этого утаптывали снег. Внезапным ударом мы овладели восьмым разъездом. Захватили более двадцати пленных. Первая рота нашего полка атаковала вражескую батарею. Но атака была отбита картечью и рота рассеялась. Командир роты был смертельно ранен. Наступление продолжали следующим образом. Наш полк получил задание укрепиться па разъезде п продвигаться на север. Русскому полку поручалось напасть на противника, оставшегося у нас в тылу. Командир бригады, стоявшей поблизости от железной дороги, послал отряд партизан взорвать железнодорожный мост в пяти километрах севернее станции, куда мы направлялись. Комбриг был уверен, что мост уже взорван, и несмотря на наши просьбы, не послал разведку проверить, действительно ли взорван мост. Наш полк как раз собирался продолжить движение на север. В тот самый момент мы увидели за поворотом железнодорожного полотна дымок. Удивились — это еще что такое? В эту же минуту из-за поворота вынырнул вражеский бронепоезд и открыл огонь. Нещадно застрочили пулеметы. Трескотня и грохот. Лес стонал. Деревья валились... Мост был цел! На минуту в нашем отряде произошло замешательство. Но командование быстро оценило обстановку. Был сразу восстановлен боевой порядок. Шагов на пятьсот отошли назад, залегли вдоль железнодорожного полотна. Тем временем русский полк отходит к Кедрозеру и направляется в обратный путь. Мы остаемся между частями противника. О продолжении наступления не может быть и речи. Получен приказ отступить. Еще пара примеров, которые характеризуют обстановку тех лет. Пройдя по льду озера, наш отряд заходит в лес. Дан строгий приказ соблюдать тишину... Поблизости железная дорога, там враг, всего в километре от нас... Мы все устали брести по воде. Все ослабли от недоедания. Нервы напряжет»!. И вдруг раздаются крик и вопли... Один боец пятой роты не выдержал, у него нервный приступ. Он кричит благим матом... Его повалили на землю, заткнули рот, чтобы заглушить крик. Потом отправили в тыл. Нам повезло, просто посчастливилось, что враг не слышал этого крика. Если бы противник услышал крик и приготовился к встрече, то нам не поздоровилось бы. В тот момент мы были в таком состоянии, что не смогли бы действовать в бою. Другой пример. При отступлении наши части были очень утомлены. На середине озера четыре парня ложатся на снег, подкладывают под голову рюкзаки, хотят хоть немного отдохнуть... Им предложили идти дальше, а у них нет сил. Лошадей не было, другим тоже не под силу тащить их па себе. Добравшись до станции Лижма, мы послали за ними лошадей. Двое из них тем временем умерли. Воина вся наполнена физическими усилиями и лишениями. И чтобы они не могли сломить человека, нужно быть сильным и душой и телом. Воина есть война. Ее нелегкие будни можно определить так: самое горькое горе, самая бодрая бодрость, голод и изобилие! Но кто дерется в бою не на жизнь, а на смерть, только тот получает удовлетворение от битвы. Марш-бросок на восьмой разъезд был последним наступлением того года. XIV Наконец, полк получил давно обещанный «отдых». Нас послали нести пограничную службу на границе с Финляндией. Участок протяженностью более двухсот километров от Ладоги на север. Пограничная служба была на севере довольно трудной: постоянный шпионаж... Белый фронт был окончательно сломлен в марте 1920 года. Наш полк не участвовал в этой операции. В мае полк снова в пути. Мы шагаем к Беломорью, очищать его от белофинских бандитов. С весны до конца 1919 года каждый день шли беспрерывные бои. Это было тяжелое время. Враг наседал крепко, с азартом. Много было кровавых дел. И все-таки мы можем сказать: наш отряд с честью занял свое место среди других боевых единиц. Северный фронт не решал судеб гражданской войны, они решались на других фронтах. Но крушение власти северного белого правительства означало победу рабоче-крестьянской власти в Карелии. * Лахтари — мясники, презрительная кличка белофиннов.— Прим. составителей. ** Имеется в виду 1-й финский стрелковый полк (под таким названием он упоминается в других воспоминаниях настоящего сборника). Полк действовал на олонецком участке фронта с апреля по июнь 1919 г., в июле был расформирован. Часть бойцов полка, в том числе и Т. Антикайнен, вошла в состав 6-го финского стрелкового полка. — Прим, составителей. Источник: (1963) За Советскую Карелию. Воспоминания о гражданской войне - Стр.208-227