Пудрина Варвара Ивановна — Век буду помнить.

Гражданские

Страна: СССР, Карелия Лагерный порядок. …20 октября 1941 года в Петрозаводске выпал первый снег и больше не растаял. Пудрины начали привыкать к условиям пребывания в зоне — концлагере № 3. Скоро они уяснили главное правило — все должно происходить с ведома или по указанию старосты. В доме № 13 командовал староста по фамилии Гурьев. Это был мужик из Присвирья… У старосты в лагере были серьезные полномочия. В его обязанности входило: распределять пайки между поселенцами дома, доводить до подотчетных ему лиц распоряжения начальства концлагеря, назначать исполнителей на работы, следить за порядком. Люди, попавшие в лагерь, были сильно истощены и обессилены. Они недоедали практически с первых дней войны, и отсутствие пищи в лагере могло означать для них только одно — голодную смерть. Дневной паек в концлагере на Болотной улице состоял из одного стакана черной ржаной муки. Каждый вечер Пудрины с нетерпением ждали, когда наступит кульминационный момент — откроется дверь, и староста выдаст продуктовый паек на всю семью. Для такого жизненно важного дела у Варвары Викторовны нашелся небольшой холщовый мешочек, который она случайно прихватила с собой из дома. Как только староста отмерял шесть стаканов черной муки, мешочек немедленно несли прямо к плите. На плите наготове стояла кастрюля с кипящей подсоленной водой. Мука тут же летела в кастрюлю. Глотая слюнки, ребята сидели за столом с ложками наготове. Время, пока варилась пища, казалось вечностью. Наконец загуста была готова. Блюдо из воды, муки и соли плотно набивало желудок. — Вот беда, сколько этой загусты ни съешь, все равно через полчаса голодный ходишь, — сетовал Иван Антонович. Голод. Маленькая Женя и Тамара в первые дни лагерной жизни мучили мать нытьем про еду. Старшие сестры страдали от голода не меньше, но терпели, держались. Хуже всех из Пудриных голод переносила Тамара. В свои одиннадцать лет она была готова на всякие ухищрения и даже отчаянные поступки, лишь бы получить хоть чуть-чуть чего-нибудь съестного. — Варя, давай в город пойдем, — как-то после ужина с загустой заговорщицким тоном предложила Тамара сестре. — Может, хлеба добудем. — Как же мы пойдем? — удивилась Варя. — Ведь нельзя. Староста по головке не погладит — выпорет. — Мы раненько выберемся, пока темно. Я уже и лаз под проволокой нашла, — объяснила Тамара. Рано утром, когда на улице было еще темно, Тамара и Варя вышли из дома. Всю дорогу по темному лагерю Варя шла и оглядывалась. Ей было боязно. Тамара уверенно вела сестру к лазу. Место, которое Тамара нашла для осуществления своего авантюрного плана, было впритык к старой церковной ограде. Здесь нижний ряд колючей проволоки между деревянными столбами заметно провис. — Ты, Варя, первая ползи, а я за тобой. Я проволоку подержу, — сказала Тамара. Варя пробралась за забор и затем помогла сестре. Они быстро зашагали к центру города, чтобы отойти подальше от лагеря. — Куда пойдем? — спросила свою ведущую Варя. — Может быть, пойдем к церкви на Неглинке? — предложила Тамара. — За церковью совхозные поля были. Еще бабушка говорила, что там всегда капусту высаживали. — Далеко-то как! — смутилась Варя. — У нас с тобой времени — целый день! — весело объявила сестра. — Все равно мы в зону только по темноте вернуться можем… Попрошайки. Неожиданно в дверь постучали. В комнату зашла соседка и передала на словах распоряжение старосты. — Начиная с завтрашнего дня Варвара Викторовна будет пилить дрова на лесной бирже, Мария и Варвара пойдут на уборку улиц, Иван Антонович направляется в мастерскую. Сбор в семь во дворе, — проинформировала соседка. Утром все ушли на работу по разнарядке старосты. Тамара и Женя остались в комнате вдвоем. — Женя, давай пойдем к финской столовой. Соседские ребята там с первых дней пасутся. Может, и нам чего-нибудь перепадет, — предложила она. Женю уговаривать не пришлось. За едой она была согласна пойти куда угодно. Девочки подошли вплотную к колючей проволоке и стали ждать финнов, ходивших по тропинке в свою столовую. Около забора собралась, кажется, вся лагерная детвора. — Poika, anna leipaa. Poika, anna natsa («Парень, дай хлеба. Парень, дай хапчик»),— слышались детские голоса. Голодная Тамара никак не могла устоять на одном месте. Она все время переходила с места на место в поисках самой выгодной позиции. Заметив идущего вдоль забора солдата, она протягивала руку, то и дело повторяя: — Лейпя, лейпя! Женя стояла там, куда ее поставила сестра. Тамара сказала держать руку вытянутой вперед, но Женя скоро устала стоять в таком неудобном положении, и теперь раскрытая пустая ладошка ее правой руки была только слегка выдвинута вперед. Было холодно. Озябшая Женя стояла, ссутулившись, у забора, молча и даже не поднимая глаз на проходивших мимо солдат. Неожиданно девочка ощутила на своей ладони что-то твердое. Она сначала даже не поняла, что это была галета. Женя инстинктивно сжала ладошку в кулачок и прижала его к груди. Затем она осторожно приоткрыла кулачок и глянула в щелку. Это был кусочек сухого хлеба! Счастливая Женя кинулась искать сестру. Тамара по-прежнему стояла у колючей проволоки и безуспешно повторяла: — Лейпя. Пойка, анна лейпя! — Тома, смотри, что мне финн дал, — сказала Женя и раскрыла кулачок. — Здорово! — восхитилась Тамара… Охотники. Для Тамары каждый день в лагере был наполнен мыслями только об одном — где раздобыть еды. Голод превращал веселую, словоохотливую остроумную девочку в изворотливую, неуступчивую, отчаянной смелости попрошайку. В первый раз попытка выпросить хлеба около финской столовой окончилась для Тамары неудачей, если не считать выманенного у сестрицы кусочка галеты. Проторчав понапрасну в ожидании подаяния перед колючей проволокой долгие обеденные часы, она решила завтра прийти к финской столовой, оснастившись по примеру соседских мальчишек. На следующий день она уже стояла около проволоки, вооруженная посудиной для остатков пищи, которые некоторые финские солдаты специально выносили из столовой в котелках, чтобы отдать кому-нибудь из лагерных детей. У мальчишек в руках было у кого что: маленькие кастрюльки, глубокие миски. У одного пацана был даже настоящий армейский котелок. Тамара пришла к забору с большим столовым чайником без крышки. Другой, более подходящей, посудины у Пудриных не оказалось. Тамаре повезло в первый же выход к колючей проволоке с чайником — на дно чайника упала половинка картошки «в мундире». Однако чаще Тамара возвращалась в комнату «пустой». При всякой возможности Тамара стремилась выбраться из лагеря в город. Там было просторнее, свободнее. Не надо было ссориться и толкаться с соседскими мальчишками и девчонками у лагерного забора. — Варя, ну давай пойдем со мной. Вместе веселей, — уговаривала сестру Тамара. Нередко Тамара выходила в город одна. День-деньской девочка шаталась по холодному полупустому городу в надежде на слепую удачу — вдруг кто-нибудь из финнов подаст кусок хлеба или около магазина ВАКО найдется окурок, который в лагере можно будет обменять на хлебную корочку. Тамара, как голодный пес, обходила квартал за кварталом в центре города, осматривала дом за домом. Она терпеливо стояла на перекрестке улицы Ленина, которая при финнах стала называться Карельской улицей, и улицы Дзержинского, получившей название Вяйнямейнена. На этом перекрестке располагался магазин ВАКО, где вепсы и карелы — соплеменники, как покровительственно называли их финские националисты — отоваривали продуктовые карточки. «Хоть бы краюху хлеба кто подкинул», — мысленно просила Тамара. …Обычно многочасовые походы Тамары в город ни к чему не приводили. К вечеру она возвращалась в лагерь усталой и раздражительной. В такие дни Тамара становилась невыносимой. Она обижалась на своих близких по поводу и без повода и на пустом месте заводила ссоры с сестрами. Однажды Тамаре несказанно повезло. В тот день она не спеша прохаживалась по Карельской улице. На подходе к зданию учительского института Тамара увидела финского солдата, шедшего в обнимку с небольшим бумажным пакетом. Наметанным глазом Тамара определила, что в пакете могла быть картошка. Улица была пуста. Тамара безотчетно, словно под водительством невидимой руки, последовала за солдатом. Немного не дойдя до здания института, солдат вдруг остановился и матерно выругался. Бумажный пакет со слегка подмороженной картошкой, который солдат бережно прижимал к груди, порвался от сырости, и его содержимое посыпалось на землю. Финн растерянно оглядывался вокруг, поспешно соображая, что предпринять, как собрать и куда сложить вывалившуюся из пакета картошку. Откуда ни возьмись вокруг растерявшегося финна объявились шустрые маленькие человечки. Тамара в числе первых охотников за картошкой юлой вертелась около опешившего солдата, собирая с тротуара раскатившиеся в разные стороны клубни. — Юмалаута! Саатанан перкеле! — шумел вояка, не зная что предпринять. Через несколько мгновений все было кончено. На земле не было ни одной картошины. Исчезли и невесть откуда появившиеся сборщики... Разочарование. В один из дней Тамара, отупевшая от усталости, голода и сплошного невезения, шла по Беломорскому шоссе. На перекрестке с улицей Сорокской, там, где сегодня красуется кинотеатр «Калевала», девочка обратила внимание на молодого стройного военного в блестящих сапогах. Офицер двигался по улице гордо, исполненный собственного достоинства. Неожиданно он свернул к ближайшему двухэтажному деревянному дому. Девочка завороженно следила за тем, как офицер красиво взошел на невысокое, в три ступеньки, крыльцо. Как только военный скрылся за дверью с небольшой табличкой, Тамара поспешила к деревянному зданию. «Вот это повезло!» — подумала Тамара. Она подошла к дому и стала торопливо подниматься по ступенькам крыльца. Девочка была совершенно уверена в удаче. За целый день она не смогла выпросить у встречных финнов ни одного кусочка хлеба и не нашла ничего съедобного. Тамара открывала двери подъезда, предвкушая заполучить что-нибудь особенное: если не кусочек сахара, то хотя бы целую галету. «У такого симпатичного, опрятного, изящного офицера обязательно должно найтись что-нибудь вкусное», — думала она. Тамара вошла внутрь деревянного здания. За следующей дверью оказалась большая комната, похожая на кабинет. Перед столом спиной к входной двери стоял тот самый военный. — Пойка, анна лейпя, — выпалила Тамара, едва открыв дверь в кабинет. Тамаре показалось, что офицер вздрогнул от неожиданности. Он медленно повернулся и посмотрел на нее в упор. — Лейпя! Анна лейпя! — повторила девочка и протянула руку. Молодой стройный военный в блестящих сапогах, не говоря ни слова, быстро и решительно приблизился к Тамаре. Правой рукой он жестко взял девочку за шиворот. Левой открыл одну, а затем и другую дверь. Изящный военный выволок непрошеную посетительницу на крыльцо и повернул Тамару лицом к табличке на двери. На табличке было написано: «Собакам и русским вход воспрещен». Красивый офицер развернул Тамару в сторону улицы и дал ей мощного пинка под зад. От такого толчка девочка слетела с крыльца и, перемахнув через очищенный от снега тротуар, ткнулась носом в лежалый сугроб. Офицер раздраженно захлопнул входную дверь. Девочка поднялась на ноги и выбралась из сугроба. Потирая разбитые коленки, Тамара нащупала разодранные от удара о тротуар чулки. Слезы горького разочарования потекли по ее щекам. Утирая ладошкой мокрое от слез лицо, Тамара обернулась на дверь дома, откуда ее, как щенка за холку, вытащил красавец военный. Табличка, которую девочка не заметила при входе в дом, теперь казалась большой и заметной. Надпись на табличке ясно читалась. «Собакам и русским вход воспрещен», — повторила про себя заплаканная девочка. От этих слов боль казалась еще сильнее, обида — горше. Чувство глубокой обиды за нанесенное ей оскорбление сдавливало горло. — Собакам и русским… — без конца повторяла Тамара, шагая по холодным неприветливым улицам на Зареку, в лагерь № 3. Унижение, пережитое в тот злополучный день, оставило глубокий след в памяти Тамары. Через много-много лет она с горечью рассказывала про тяжелое оскорбление, нанесенное ей, маленькой девочке, блестящим финским офицером. — Сердце кровью обливается, когда мимо этого места на троллейбусе еду, — говорила Тамара Ивановна на склоне лет. — Я смотреть без слез в сторону этого дома не могу! Деревянный двухэтажный дом, куда поздней осенью 1941 года голод заманил Тамару Пудрину, сохранился до сих пор. Он находится на Первомайском проспекте, слева от кинотеатра «Калевала». Из книги Рейно Котты «Век буду помнить. По воспоминаниям петрозаводчанки Варвары Пудриной» Источник: (2023) Мы ещё живы - Стр.121-127