Шрифт:
Размер шрифта:
Межсимвольный интервал:
Межстрочный интервал:
Цветовая схема:
Изображения:
Положинцев Василий Алексеевич — В грозные дни.

Положинцев Василий Алексеевич — В грозные дни.

Участники

Страна: РСФСР, Карелия Положинцев Василий Алексеевич - родился в 1896 г. в Петербурге. С 1916 г. служит в Военно-Морском Флоте. В должности вахтенного начальника минного заградителя «Яуза» принимал активное участие в боевых операциях Онежской военной флотилии осенью 1919 г. В последующие годы В. А. Положинцев служил на военных кораблях, затем работал преподавателем в учебных заведениях Военно-Морского Флота СССР. Ныне т. Положинцев инженер-капитан 1-го ранга в отставке, кандидат технических наук, доцент, заведующий кафедрой Ленинградского высшего инженерного морского училища. Награжден четырьмя орденами и несколькими медалями Советского Союза. Летом 1919 года я был направлен в Онежскую флотилию на должность младшего флаг-секретаря штаба. Штабная служба была мне не по душе, и я стал просить командование о переводе на корабль. Просьба моя была удовлетворена, и вот я вахтенный начальник на заградителе «Яуза». Вспоминаются неоднократные наставления командира корабля В. Н. Федотова личному составу о поведении во время боевых операции. Он особенно указывал па необходимость «держать себя в руках, чего бы это ни стоило». «Ваше волнение, — говорил он, — передается другим, а там, глядишь, недалеко и до паники». О команде нашего корабля у меня сохранились самые наилучшие воспоминания. Это был крепкий, спаянный, мужественный и сильный коллектив. Вот одни из фактов, который совершенно ясно и конкретно показывает роль и силу нашего коллектива. Дело было так. Во время налета самолетов противника и артиллерийского обстрела одни из матросов орудийного расчета испугался и отошел от пушки, чтобы где-нибудь Спрятаться. Он мог сорвать нашу стрельбу и этим принести непоправимый вред. Я с мостика наблюдал всю эту сцену и видел, с каким негодованием смотрели на него товарищи. Было ясно— несдобровать малодушному. Он почувствовал непоколебимую монолитную волю и инстинктивно принятое общее «решение» коллектива и быстро вернулся к орудию. Уже после боя я беседовал с командой по этому поводу. «Не вернулся бы он к орудию, был бы за бортом, куда нам труса»,— таков был смысл высказываний. Это монолитное единство коллектива было, по-моему, одной из причин наших успехов в боях. Любопытно, что указанный факт дальше не «пережевывался», и матрос снова вошел в дружную семью моряков. Исключительно большая роль в политико-воспитательной работе, в создании крепкого, спаянного, боевого коллектива бесспорно принадлежит комиссарам. На заградителе «Яуза» мне довелось видеть результаты их работы. Прежде всего надо отметить, что во всех боевых операциях комиссары принимали самое активное участие, показывая образцы мужества и отваги, непоколебимую веру в победу. Их отличала сердечность, несмотря на встречающуюся иногда внешнюю суровость, глубокая убежденность, принципиальность, честность. Большинство из них являлись «душой, совестью, отцами родным» своих подразделений и частей. В памяти у меня остался в связи с этим один штрих. Моя мать, жившая в Петрограде, была тяжело больна. Я это сильно переживал. Однажды комиссар вошел ко мне в каюту. «Что грустишь?» — спросил он. Я объяснил причину. «Ну, ты не переживай. Вот успешно проведем ближайшую операцию, устроим тебе поездку к матери. Навестишь ее — и назад. Ненадолго, конечно. Сам понимаешь, обстановка такая, что долго нельзя. Очень хорошо, что о матери помнишь, за это только похвалить надо». Я был молод. Комиссар был старше меня. Что-то родное, успокоительное почувствовалось мне в его словах, дало мне нужный прилив сил, подняло настроение. Итак я на «Яузе». На этом корабле мне суждено было продвигаться с боями по Онежскому озеру от Петрозаводска до Медвежьей Горы. Вспоминаю некоторые боевые эпизоды. 12 сентября 1919 года нами был освобожден Большой Климецкий остров. Заградители «Яуза» и «Березина» имели задачу отвлечь корабли противника. Под прикрытием огня эсминца «Сторожевого» и пяти канонерских лодок наш десант высадился в бухте Войнаволок. 15 сентября заградитель «Яуза» был послан для уничтожения батареи у деревни Вегоруксы, в Уницкой губе. Стемнело, когда корабль подошел к губе. Командир заградителя В. Н. Федотов принял решение дождаться рассвета, чтобы войти в губу. Утром совершенно неожиданно мы были обстреляны батареей противника, расположенной на острове Сосновце. Открыли ответный огонь. Батарея вскоре замолчала. На острове раздался взрыв: это у противника взорвался погреб с боеприпасами. Мы возвратились в Петрозаводск, уверенные, что задание нами успешно выполнено. Как же мы были удивлены последующим сообщением о том, что эсминец «Сторожевой» обстрелян той же батареей, расположенной на острове Сосновце. Значит, она не была нами уничтожена. 16 сентября заградители «Яуза» и «Березина» получили задание уничтожить батарею. В 12 часов 30 минут начался бой. Вражеская батарея вскоре замолчала. На остров с транспортного судна высадился наш десант. Но он обнаружил только брошенные белогвардейцами личные вещи, что свидетельствовало об их паническом бегстве. Для того, чтобы начать операции в Повенецком заливе, надо было освободить Мегостров. В ходе боев его гарнизон частью бежал, частью капитулировал. Теперь необходимо было идти в Повенецкий залив и провести операцию против базы противника, расположенной в Медвежьей Горе. В ночь на 6 ноября флотилия вышла в поход. Командование приняло решение высадить десант южнее деревни Пергубы. На пути противник обстрелял нас, но попаданий в корабли не было. На огонь мы не отвечали. Позже было установлено, что стрельба противником производилась с ранее захваченного им нашего парохода «Сильный». Высадка десанта затянулась до 4 часов утра. И вдруг слышим сильный взрыв. Сжалось сердце. Что это такое? С кем несчастье? И какое облегчение, какая радость охватила всех нас, когда мы узнали, что это был взорван «Сильный» своей же командой. Дело в том, что после обстрела нас, израсходовав, видимо, свой боезапас, «Сильный» направился в Медвежью Гору, но в темноте сел на камни. Белым ничего больше не оставалось, как уничтожить корабль. Дул жестокий норд, слепила пурга. Флотилия приступила к обстрелу: заградители — Медвежьей Горы, канонерки — железной дороги в районе Ловасгубы. Помню, как внимательно следил я за поднявшимися вражескими самолетами. Помню, как мы стреляли по быстроходному катеру противника, правда, безрезультатно, и какой всех охватил азарт при этой стрельбе. Глубоко врезалось в память это прекрасное чувство спаянности, на которое так жадно и страстно реагирует человек, это сознание единства воли и мыслей, величайшее чувство ощущения монолитности коллектива. В Медвежьей Горе начались пожары и взрывы. Когда наши корабли подходили к Сухому Наволоку, их обстреляла вражеская береговая пушка. Это было полной неожиданностью для нас, так как противник здесь совсем не предполагался. Некоторые корабли получили повреждения, а канонерка № 7 — весьма тяжелые, что и заставило ее командование принять решение выброситься на берег. Мимо нашего заградителя пронеслась канонерка с командующим флотилией на борту, который прокричал нам в мегафон: «Уничтожьте немедленно эту проклятую пушчёнку!» Приказание командующего принято и незамедлительно выполняется заградителем. Огнем с «Яузы» орудие противника было уничтожено. Вот и конец операции. Заградители приняли обратно десант, и 11 ноября флотилия ушла в Петрозаводск. На озере уже плыли льдины. Выло холодно. Не имея на себе ничего теплого, я сильно промерз, стоя на мостике. Помню, как командир участливо спрашивал меня о самочувствии. В голове роились мысли и впечатления, которые нужно было «переварить». Несколько раз мне пришлось выводить рулевого из состояния некоторого оцепенения. Видимо, молодой парень тоже пытался подвести итог всему пережитому. Ясно, что после всех, выпавших на нашу долю испытаний, нужна была разрядка. Но мы еще не дома, требуется некоторое напряжение, так как идем во льду. Надвигается зима. Но вот и Петрозаводск. Теперь мы дома. Несколько слов о нашей связи с городом, с городской жизнью. Расскажу небольшой эпизод, который достаточно характерен для той эпохи. Представители города обратились к командованию корабля с просьбой организовать и провести литературно-музыкальный вечер в клубе имени Луначарского. «Вы, моряки, — люди культурные и, конечно, вы нам это сделаете». Я помню, что в словах говоривших звучала категорическая уверенность, что моряки все умеют делать. Командир и комиссар корабля что-то отвечали на их обращение, в основном ссылаясь, и, мне кажется, не очень убедительно, на отсутствие у нас артистических талантов, но... в результате мы были собраны в кают-компании корабля и нам было сказано, примерно, следующее: «Вот что, товарищи, врага побеждать мы можем, воевать умеем, надо поработать и на другом фронте. Предстоит организовать концерт-вечер». Первая реакция на сообщение была обычная: «Ну как же за это браться, какие мы артисты, ничего не выйдет». Дальше — уже помягче: «Конечно, для себя-то мы еще можем, но здесь дело серьезное...» Командир настойчиво твердил: «Надо, товарищи, надо, отказываться нельзя». И что же, номеров программы набралось немало. Тут были и сцепа из оперы Мусоргского «Борис Годунов», сольные танцы, скрипка, художественное слово. Я должен был произнести вступительное слово о Пушкине (вечер был посвящен памяти великого поэта) и прочесть под музыку два его стихотворения. Мелодекламация в то время очень часто звучала на эстраде. Для вступительного слова мне понадобилась биография Пушкина. Где ее быстро достать? На корабле нет. Наконец удалось найти довольно изорванный экземпляр сборника произведении поэта, но, увы, из биографии вырвано значительное число страниц. Что делать? Другого пособия нет. Однако 15-минутное сообщение о жизни и деятельности Пушкина я все же сделал и даже, к великому моему удивлению, был награждён аплодисментами. С мелодекламацией тоже все прекрасно уладилось. В городе нашлась молодая пианистка, прекрасно игравшая на рояле. Естественно, на мой репертуар оказало заметное влияние то, что я был моряком. Несколько раз на бис я исполнял пушкинское «Море». Наш командир корабля совершенно преобразился. Перед нами был уже не военный моряк, а строгий, требовательный режиссер, весь отдавшийся своему делу. Да и мы все «перестроились». Мы были уже артистами, работниками сцены, эстрады, сознававшими все значение и всю ответственность своей деятельности. Концерт прошел, можно сказать, с блестящим успехом. Нас просили выступать еще, но мы не могли этого сделать: время было слишком боевое. Флотская газета «Красный Балтийский Флот» писала о концерте-вечере: «...7 марта (1920 г.— В.П.) в клубе имени Луначарского кружок организовал литературно-музыкальный вечер, посвященный памяти А. С. Пушкина. В постановке участвовали все члены кружка. Из трудов Пушкина были взяты лучшие его произведения, демонстрировались живые картины, читались отрывки, мелодекламировались стихотворения, исполнялся ряд музыкальных произведений. Вечер имел необычайный успех среди моряков и граждан, ибо в таком виде является первым вечером в Петрозаводске. Моряки буквально осаждали зал клуба и просили повторить программу вечера...» Перед моряками выступали и профессиональные артисты. Помню приезд в Петрозаводск известной тогда балерины Преображенской. Мы ее пригласили к себе на заградитель «Яуза» к обеду. Весь экипаж специально готовился, чтобы как можно лучше встретить артистку. В частности, полагая, что балерина, если и курит, то, конечно, папиросы, а не махорку, мы обменяли на папиросы выдаваемую нам в пайке махорку. Каково же было наше смущение, когда балерина, войдя в кают-компанию корабля, обратилась к нам с просьбой: «Товарищи моряки, я думаю, у вас найдется махорочка?» Вспоминаю приезд какой-то драматической труппы, поставившей пьесу писателя Леонида Андреева. В то время еще не имелось новых революционных постановок. Старые же пьесы не были созвучны боевым моментам текущей жизни. Л. Андреев отходил от старых канонов и в этом плане мог казаться революционным, а тем самым в какой-то степени отвечающим моменту. По-видимому, этими соображениями и руководствовались постановщики. Однако пьеса успеха не имела. Отход от реализма, выразившийся в ложности сюжета, образов, положений, был отрицательно воспринят зрителями. Ясно чувствовалась необходимость подлинно реалистических произведений, созвучных новой эпохе. В заключение хочется рассказать еще об одном факте. Нам, фронтовикам, прислали подарки, скромные, но действительно от души. Мне достался кисет с махоркой. В кисете — записка: «Ему, неизвестному воину, от нее, работницы фабрики», написанная на тщательно вырезанном листочке бумаги. Очень трогательно. Опять новое, неизведанное чувство. Оказывается, о нас думают, высоко оценивают нашу боевую деятельность, благодарят. Это было выражение подлинной сердечности и любви парода к своим защитникам. Источник: (1963) За Советскую Карелию. Воспоминания о гражданской войне - Стр.134-141
 
61

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Спасибо!Мы прочитаем Ваше сообщение в ближайшее время.

Ошибка отправки письма

Ошибка!В процессе отправки письма произошел сбой, обновите страницу и попробуйте еще раз.

Обратная связь

*Политика обработки персональных данных