Мишины Вилен Иванович и Александра Александровна — Колючая проволока нашего детства.

Гражданские

Страна: СССР, КарелияПериод: Великая Отечественная война (1941-1944) Вилен Иванович: — Нас у матери было трое. Я самый старший. Одной сестре было три года, другая только родилась. Отец в армии. Куда нам бежать? Когда финны пришли, они нас из Вознесенья вывезли в Петрозаводск в ноябре 1941 года. Снега еще не было, а морозы уже сильные стояли. В Петрозаводск привезли на площадь Ленина — к Парку пионеров, где двухэтажные дома: меня, двух сестер, маму, дедушку и бабушку. Дедушку в Петрозаводске куда-то забрали и от нас отделили. Мы сначала жили в одном из домов недалеко от Парка пионеров. Лагеря были не построены еще. А потом нас перевели в 3-й лагерь на улице Льва Толстого. Дома были обнесены колючей проволокой. Дедушку к нам привезли только в январе 1942 года. Он недолго пожил, быстро умер. А мама умерла 2 августа 1942 года. Сестры умерли, когда еще дедушка был жив. Я остался с бабушкой. Как мама умерла, бабушка сходила и попросила, чтобы нас перевели в 4-й лагерь, где кинотеатр «Сампо» — на станции Голиковка. Там у мамы сестра была. Нас туда и перевели. Но жили мы там недолго. Нас направили в 5-й лагерь. Мы жили в 33-м бараке. Теперь этих бараков нет. В бараке было 13 комнат. В комнате площадью примерно 20 квадратных метров было четыре семьи. Мы с бабушкой и тетя, одна женщина с сыном и свекровью, еще две женщины. Взрослые ходили на работу под конвоем. Детей на работу не гоняли. В лагере были в основном женщины, старики и дети. Мужчины были в лагере между Виллагорой и Кутижмой. Продукты давали один раз в месяц. Александра Александровна: — Готовили баланду, мука с водой да соль. Иногда хвост гнилой селедки давали. Потом уже стали кормить хорошо, благодаря «Красному Кресту». Это уже в 1943 году стало. Маннергейм тогда же летом 1943 года приезжал. В лагере было восемь тысяч людей, осталось четыре тысячи. Умерли в основном в первый год . Вилен Иванович: — Маннергейм приехал летом 1943 года на старый вокзал. Машин очень много подъехало. А в лагерь они прошли по главной нашей улице Профсоюзной. Заходил он в мастерскую, где женщины корзины плели, пояса ткали. В мастерской он поздоровался с девчонками, которым было лет по шестнадцать: — Здравствуйте, дети солнца! Мне об этом сами девчонки рассказывали. А с нами он не разговаривал. Александра Александровна: — Был он высокого роста, плечистый, красивый мужчина. Народу за ним очень много ходило. И мы в том числе. Вилен Иванович: — Нам финны разрешили играть в лагере, но только, чтобы после себя никакой грязи не было. Если под колючую проволоку сбежишь в город и тебя поймают, то розги и в «будку»-карцер. Александра Александровна: — У меня брат с сестрой часто под проволоку ходили. Просили хлеба в городе. Вилен Иванович: — Я сам тоже ходил, просил. Отбой был в 9 часов. Если к 9 кто-то не явился, поймают — и розги. На улицу весь лагерь выведут, провинившегося на скамейку — и 25 розог. Кто-то вынесет, а кто-то и нет. Умирали. Шлангом били. Штаны не снимали. Наказанные в «будке» сидели. Утром староста приходил и спрашивал, кто за что сидит. И назначал 10,15, 20 или 25 розог. Один парень по кличке Ляпа как-то, провинившись, наложил себе в штаны кожи, а палач Вейкко, когда начал пороть (15 розог), почувствовал, что там что-то подложено, и заставил снять штаны. Когда кожу обнаружили, начальник лагеря приказал дать ему 50 розог. Недели три он лежал после этого. У нас в лагере финны сделали «дивизию» из пацанов от восьми лет и старше. К 8 часам утра мы должны были приходить в свои «полки». В основном занимались строевой подготовкой — с 8 до 12 часов. Занимался с нами старичок из лагерников. Изредка нашу «дивизию» строили и проверяли, кто как ходит. По Профсоюзной улице маршем ходили. А потом собирали нашу дивизию и под конвоем на Сулажгору — драть ивовую кору. Такая дивизия только в 5-м лагере была. Больше такого не было. Александра Александровна: — Вокруг лагеря были вышки, стояли вооруженные охранники. Моей сестре 14 лет было. Она как-то под проволоку лезла. Ее заметил охранник и выстрелил. Бабушка потом дробины у нее из ноги выковыривала. Школа у нас была зимой 1943–1944 годов на улице Щорса. Преподавала Раутио — жена переводчика Виктора Адамовича Раутио. Школа была до трех классов. Большинство из нас было в первом классе. Одна учительница всем преподавала русский язык и закон Божий. Церковь была в 34-м бараке, службы проводил старичок из лагеря. Со стороны никого не брали. Вилен Иванович: — Все знают о том, что в Петрозаводске было шесть лагерей. Но был и 7-й. О нем мало кто знает. Двухэтажный дом буквой «П» на Перевалке. Секретный. Там в основном были приговоренные к смерти. В лагерях было много молодых замужних женщин, которые убегали и пытались перейти линию фронта. Их ловили и заключали в этот лагерь. А мужчин молодого возраста было очень мало в лагере. Почти не было. Для меня самые страшные воспоминания о войне не лагерь, а обстрелы Вознесенья, когда стреляли и финны, и немцы, и наши. Особенно страшно было, когда наши. Вдруг да в нас попадут?! В день освобождения проснулись утром, а финнов уже нет. Накануне староста барака предупредил: — На улицу не выходите. Будет стрельба. Финны ушли ночью, около 4 часов утра. За собой взорвали линию и водокачку. Кусок лестницы от водокачки залетел на барак. Когда они ушли, в тот же день наши катера подошли. Одна женщина из нашего барака из окна выставила красный флаг. Так что сразу было видно, что здесь свои. Мы увидели наши катера, когда они еще были у Ивановских островов. Увидели и побежали встречать. Встретили и с моряками шли до площади Ленина, где был митинг. Борис ГУЩИН. Записано в Петрозаводске 18 января 2002 года Источник: (2023) Мы ещё живы - Стр.91-94