Макеева Ленина Павловна — Такое забыть нельзя.

Гражданские

Страна: Россия, КарелияПериод: Великая Отечественная война (1941-1944) Я коренная петрозаводчанка. Родилась 14 марта 1936 года. Когда началась война, мне было пять с половиной лет. Семья наша жила в трехэтажном кирпичном здании в районе нынешнего старого вокзала. Квартиру в этом доме дали отцу. Он работал на железной дороге и звали его Павлом Ильичом. Был он 1908 года рождения. Мать — Ольга Михайловна Ильюкова. Она прожила долгую жизнь. Когда началась война, отец уверял нас, что долго она не продлится, но все сложилось иначе. Начались бомбежки города. Люди прятались в бомбоубежищах, а когда объявляли отбой тревоги, возвращались домой. После одной из таких бомбежек отец сказал: — Поезжайте к бабушке в деревню. Эта деревня — глухая, туда враг не придет. И отправил нас в свою родную деревню Шангостров, что в Подпорожском районе Ленинградской области, где жила его мать, моя бабушка. Сам он оставался на брони, как железнодорожник, и занимался эвакуацией грузов промышленного характера. Деревня, куда мы приехали, была почти пустой, но война туда пришла быстрее, чем в Петрозаводск. Мы пытались уйти от наступавшего противника. Бабушка взяла на дорогу немного продуктов и даже повела корову. Мы направились в сторону Свири. Моему братику Юре было три с половиной года. Я вела его за руку. С нами шли и некоторые другие семьи. Мы ушли в лес примерно за три километра, построили там шалаши и жили около двух недель. Кончилась еда. Некоторые из женщин пошли на брошенные колхозные поля — накопать картошки. Но тут появились финские солдаты-разведчики. Они пришли в наше расположение и всех, кто там был, под конвоем привели в деревню. Так мы оказались фактически в плену. Мама была беременной, уже на последнем месяце, и в деревне родила двойню — девочек. В ноябре нам дали команду собраться в 24 часа и взять с собой только самое необходимое. Привезли нас на машинах на станцию Токари, там погрузили в товарные вагоны и отправили в Петрозаводск. Ехали долго, потому что по пути в состав грузили людей со всего Подпорожского района. Когда из деревни уезжали, финны весь скот забрали, отобрали и хорошие вещи. Поначалу мы вернулись в свою городскую квартиру. Мама пошла по делам в город, и ей кто-то из знакомых посоветовал получить финский или карельский паспорт, что помогло бы избежать неприятностей. Но никто не мог предвидеть всех страданий, через которые нам предстояло пройти, и мать категорически отказалась от получения таких документов, считая такой шаг предательством, тем более что наш отец был партийным. А через некоторое время нас направили в лагерь номер пять и разместили в домах барачного типа, которые уже были обнесены колючей проволокой. Место это в дальнейшем получило название Пятый поселок. Там и сегодня еще стоят некоторые дома той поры. Сначала нас приютили родственники в комнате площадью 20 метров. Семья наша выросла — я, мой брат Юра, мама и две сестрички Нина и Галя. С нами также из деревни приехали бабушка и дедушка. Население лагеря стремительно вымирало, со временем нашей семье дали отдельную комнату в 42-м бараке — восемь квадратных метров. Тоже было очень тесно, но все же это было отдельное жилье. Быстро начался голод, давали очень мизерное и некачественное питание. Семье выдавали норму на неделю, мама пыталась разделять ее понемногу, чтобы каждый день была какая-то еда. Муки давали немного, из нее делали болтушку. В условиях голода, холода, без медикаментов люди вымирали целыми семьями. Не обошло это горе и нас. Один за другим умерли бабушка и дедушка. Организм мамы тоже ослаб, и она заболела куриной слепотой и малокровием, отнялись ноги. Нам было очень тяжело в этот период. Много помогали соседи, они приносили воду и дрова. Мои маленькие сестрички Галя и Нина, не получая даже материнского молока, тоже умерли. Галя погибла от голода в конце 1942 года, а Нина — в начале 1943-го. …Помню, в лагере начался коклюш. Если заболевал один ребенок, то заражались и все остальные. Это было невероятно. Я до такой степени кашляла, что мама порой брала меня на руки и выносила на улицу, там мне становилось легче. Многие стали болеть инфекционными болезнями, были и тиф, и цинга. Люди умирали… Потом другая беда — вши и клопы. Всех поголовно: мужчин, женщин, детей, — стригли наголо и водили в жарилку. Загоняли в баню всех подряд, неважно, мужчины это, женщины или дети. Одежду в это время в соседнем помещении жарили. А в домах жгли серу, чтобы вывести паразитов. Потом под конвоем вели в дом № 14 на улице Владимирской. В этом доме мы вповалкy ночевали. Когда возвращались, стоял очень сильный запах серы, и около плинтусов, примерно на сантиметр-полтора, — трупы клопов. Но через неделю клопы опять появлялись… Дети, которые еще не могли работать, плели лапти и корзины. Всех трудоспособных людей отправляли на работу: заготавливать лес и строить дороги. На этих работах умирало очень много людей: если отправляли 30 человек, то обратно возвращались 17–20, остальные погибали от голода и болезней. Город был разрушен, людей отправляли на разборку зданий. Работали и на улице Зайцева, там был совхоз, где выращивали капусту, морковку. Там трудилась и наша мама. Мама приносила с поля совхоза нижние листья капусты, их называли хряпа. Ими мы делились с семьей Костроминых, которые жили у нас за стенкой и нам помогали: Валентин, Гена, тетя Нюра смотрела за детьми. А ребята — то один, то другой — приносили воду и дрова. В лагере был такой сильный голод, что даже крапива не успевала вырастать, так как ее сразу собирали и съедали. А за колючей проволокой рос щавель, поэтому дети делали подкопы под проволоку, собирали этот щавель и уходили в город к финским кухням, просили еды. Некоторые удачно возвращались обратно в лагерь, а некоторых ловили, вели в «будку» и пороли розгами. Часовые с наблюдательных вышек, обнаружив детей, открывали стрельбу. Были случаи, что детей убивали и ранили. Когда мы все болели, нас спасла от смерти Римма Гушева. Ей было лет 14–15, родом из той же деревни Шангостров. Римма вместе со взрослыми ходила на работу в город, трудилась в казарме и в совхозе. Она была не по годам сноровистой и находчивой — умела найти то у финнов, то у местного населения что-нибудь из съестного. И непременно делилась с нами. Однажды, помню, она принесла чашку горохового супа, он такой был густой-густой, что мама развела кипяточком. Суп оказался таким вкусным, что до сих пор его вкус помню. Я очень признательна Римме за все это. И, может быть, благодаря ей мы сумели продержаться в самое трудное время. …В 1944 году, к моменту приближения освобождения, в небе стали появляться советские самолеты, которые выбрасывали листовки. Финны отбирали листовки, попадавшие к заключенным, а кто-то все-таки сумел их сохранить. Они рассказывали остальным: наша Красная Армия уже на подступах к Петрозаводску! Утром 28 июня 1944 года советские войска вошли в освобожденный город. …Потом, спустя время, мы ходили на вокзал встречать поезда — мы ждали нашего отца. И вот однажды стояли на перроне, а кто-то вдруг сказал: — Павел Ильич приехал, он дома. Ну, конечно, мы прибежали домой, были рады, что отец остался жив… Когда был создан Карельский союз бывших малолетних узников фашистских концлагерей, я стала активно участвовать в его работе. Была председателем нашей организации в 2000–2004 годах, а с ноября 2022 года вновь стала председателем союза. Главное, о чем просят и чего желают члены союза, — чтобы в жизни новых поколений больше не было таких тяжелых и страшных испытаний, какие довелось пережить нам. Источник: (2023) Мы ещё живы - Стр.83-86