Лебедев Геннадий Михайлович — О начале Великой Отечественной войны мы узнали в военном городке под Мончегорском 22 июня 1941 г.

Гражданские

Дата: 17 мая 2011 г. Страна: Россия, Карелия Лебедев Геннадий Михайлович родился 6 ноября 1936 г. в г. Пушкино (Детское Село) Ленинградской области, русский. В военные годы находился в эвакуации в Архангельской и Калининской областях. После реэвакуации окончил общеобразовательную школу в Петрозаводске, работал в ДОСААФ КАССР, Петрозаводском автотранспортном предприятии, на Онежском тракторном заводе. Окончил Московское военно-техническое училище (МВТУ), после чего работал в производственном объединении «Петрозаводскмаш» инженером-технологом. С 1995 г. на пенсии. 1. О начале Великой Отечественной войны мы узнали в военном городке под Мончегорском 22 июня 1941 г. Мне не было пяти лет, поэтому мои воспоминания соответствуют этому возрасту, но я помню себя с двух лет, разумеется, отдельные моменты, меня поразившие. Помню какое-то оживление. Окружающие стали серьезнее. Отец - Лебедев Михаил Григорьевич - капитан Красной армии, командир батальона, краснознаменец, орден № а 11965, участник зимней войны [советско-финляндской войны 1939-1940 гг.]. Мне запомнилась песенка: Товарищи, внимание, На нас идет Германия, Нам Германия нипочем, Мы Германию кирпичом. Этот мотив сопровождал меня в течение длительного времени и после войны. Из довоенной жизни в городке запомнилось следующее. Отец привез из роддома мать с братом. Позвали меня. «Посмотри, мама братика тебе купила», - сказал отец. Я посмотрел на брата и убежал на улицу. А улица: тундра, валуны, глина, лягушки плавают, мы их ловим, я грязный. Запомнилось здание барачного типа, небольшое, с высокой завалинкой, темное, в нем мы жили. Ожидая отца со службы, я часто прятался. Отец спрашивает: «А где мой сынок?». Я с криком выскакивал, отец брал на руки и меня, и мать, носил нас на руках, целовал. 1. В связи с началом войны многое изменилось, пошло кувырком. Запомнились проводы отца на фронт. Был ясный солнечный день, погода хорошая. Состав готовился к отправке. Мы все не отпускали отца. Но он сказал, что скоро приедет, и ушел. Смотрим, состав пошел, отец облокотился о перекладину в телятнике, в фуражке, смотрит на нас. Рядом красноармейцы. Вдруг состав, пройдя совсем немного, остановился, все бросились следом, но состав ушел, больше не останавливался. Я запомнил, что слез не было, но была какая-то тоска, потому что он уходит навсегда, не вернется, отца никогда не увижу, все было в каком-то тумане. Слезы были после. Предпоследняя весточка об отце была нами получена после войны. Покойная мать встретила офицера, служившего тогда в штабе БелВО, Леоненко Ф.А. Он знал моего отца и совершенно случайно встретил его в Ленинграде в гостинице «Москва». Отец оказался в Ленинграде по случаю ранения. Леоненко Ф.А. долгое время служил в Петрозаводске. Затем вернулся в БССР. Жили они в деревянном 2- этажном доме за 9-й школой. 2. Из военного городка эвакуировались вместе с остальными семьями комсостава. Ничего особенного, что бы запомнилось, не произошло в пути. Так: остановки, стоянки, вроде бы стрельба, теснота. Имущества у военнослужащих было минимум. Ничего не оставили. Эвакуацию организовало командование. 3. Состав семьи: Лебедева Елизавета Ивановна, 1914 г. р., мать, жена командира, в тот период не работала, в военных городках редко была работа; Лебедева Галина Михайловна, дочь, 1938 г. р.; Лебедев Анатолий Михайлович, сын, 1941 г. р., апрель; и я, Лебедев Геннадий Михайлович, сын, 1936 г. р. 4. На поезде ехали в сторону Петрозаводска. Конечный пункт не был известен. 5. Для нас конечным пунктом на данный момент оказался Петрозаводск. В Петрозаводске нас встретили родители матери. Они предложили остаться в городе. Вместе держаться друг друга, тем более на руках у матери было трое. Что стало с другими семьями командиров - не знаю. После войны мать писала по адресам, которыми обменивались, но ответов не получила. Впрочем, еще во время войны мать узнала о судьбе семьи командира Садовникова. Он погиб, жена умерла. Был ребенок, родившийся уже после начала войны, и довоенные дети. Все были определены в детский дом. Дом родителей матери стоял на углу Ленина и Анохина, второй дом от угла, № 61. На этом месте теперь дом № 30. Поначалу в нем было расположено военное ателье, а теперь ООО «Альбион» и магазин «Премьер». Думали, война быстро окончится, но оказалось не так. Пришлось еще раз эвакуироваться. Уже было известно, что семьи командиров уничтожаются врагом. И поэтому таким семьям было оказано содействие в эвакуации. Из имущества была взята цинковая ванна, в ней некоторое имущество, остальное на себе. Грудной брат на руках. Остальное имущество закопали родственники в яму. Мне запомнилось, что в низину, в болотце за огородом я сам бросил трехколесный велосипед и копилку в виде бочонка. Эвакуировались из Петрозаводска: Лебедева Елизавета Ивановна, мать; Лебедева Галина Михайловна, дочь; Лебедев Анатолий Михайлович, сын; Алексеев Владимир Иванович, 1925 г. р. брат матери, и я, Лебедев Геннадий Михайлович. Эвакуировались на барже, неизвестно куда. Это, думаю, не были люди из каких-то организаций. Толчея на пристани, много людей. Запомнилось: на барже много людей, теснота, погода холодная, прохладная, но не дождливая. Кто и как организовывал питание, не знаю. Но было голодно, хотелось есть. Люди охали, ахали, кашляли, вроде умирали. Баржа прибыла в населенный пункт, где была железнодорожная станция. Как называлась станция, не помню. Спросить не у кого. Запомнилась только суматоха на станции, толпа людей. Мы, дети, были на улице у ванны, с братом. Мать со своим братом занимались оформлением документов, получением продуктов. Как ехали в поезде, не запомнилось. Видимо, ничего особенного не было. Поезд прибыл на станцию Коноша. Запомнился тупик. Вроде, дальше и не было ж/д. Дальше ехали на подводах. Прибыли в деревню. Это место называлось Коноша, сельсовет Шангелы, д. Конаково Архангельской обл. Помнится, вроде бы там был паром. Большие дома, как вообще на Севере. Колодец с журавлем. Фамилия хозяев дома, в котором нас поселили, то ли Медведевы, то ли Морозовы. В доме запомнились: лохань, рукомойник; освещение - лучина. Сарай во дворе был сделан не из досок, а из нетолстых бревен. В силу возраста, как отмечал выше, я не могу сказать, сколько было эвакуированных в данной деревне и из каких мест, но думаю, что были люди из Карелии, из Петрозаводска. В пути, на барже и в поезде, и на лошадях, меня окружали те же лица, да они, взрослые, и ранее были знакомы между собой, отношения были свойские. В 1946 г. в Петрозаводске летом я был на рыбалке на пристани, ловили с барж, баржи стояли в «куче». Помню, у меня клюнул большой окунь, еле вытащил, и ершик. Со мной был дядя - Алексеев В.И., вернувшийся с войны. По выходе с пристани к нам подошла группа парней, старше меня, многие уже взрослые. Они радостно нас приветствовали, долго не виделись, я их узнал, это были попавшие в ту же деревню. Так что эта группа из Петрозаводска в д. Конаково. Сейчас я этих людей не помню, после встречи на пристани, видимо, не встречались. Семья, у которой мы поселились, была обычная. Угощали молоком, но все равно питание было скудное. За работу в колхозе давали зерно, но помню, что всегда хотелось есть. Своего хозяйства, разумеется, не было. Жили, одевались, прямо надо сказать, за счет аттестата отца или части аттестата. У отца были неработающие родители, но они жили в другом месте, денежное содержание практически тоже получали от него. Детям эвакуированных была оказана помощь - было сделано что-то вроде детского сада. Мне запомнился кисель овсяный, небольшие буханки черного хлеба, круглые. Мы всегда в этом «садике» ждали привоза хлеба, он приятно пах. Мать и ее брат работали в колхозе до осени 1942 г. Помню, мать работала на агрегате, с трубой, очищающем зерно, горох. Она стоит на мостике, орудует то ли вилами, то ли руками, загружает. Пыль, дым. Ее брат Владимир возил сено за 60 км, зимой, ночью. Многие боялись волков, а он не боялся. Работы были разные. Дети, которые еще не работали, тоже добывали пищу. Ходили в лес, ловили рыбу. Запомнилось: ребята постарше сделали в донышках больших бутылок отверстия, в бутылки тесто, пробки в горловину. Мелкая рыба активно заходила за тестом. На берегу речки, кажется Вицы, лежали лодки. На лодках сидели большие бабочки. Бабочек такого размера больше не видел. Запомнился большой бык, его боялись. 25 ноября 1941 г. отец погиб. Получив похоронку, мать расстроилась, потеряла сознание. В данный момент работала призывная комиссия, призывники взвешивались. Вскоре, можно сказать сразу, умер грудной брат. Он разболелся еще во время путешествия на барже, на поезде, плохо питался, мать за него боролась, но ничего не смогла сделать. Всю жизнь считала себя виноватой. «Ирония» судьбы. Пенсию за отца получали трое детей и родители отца. После смерти брата - двое детей и родители. Пенсия на каждого стала больше, умерший помогал выжить остальным. У меня до сих пор стоит перед глазами могилка брата. Чувство тоски было такое же, как и при расставании с отцом. Брат был первым, кто умер на незанятой врагом территории. После того как умер мой младший брат, мать тосковала, горевала, жизнь не улучшалась. Решили перебраться в другое место. Оказались в Калининской обл., станция Максатиха. Здесь жили родители моего отца. Небольшой дом, кухня, комната разделена на две части перегородкой из досок. Примерно 12 кв.м каждая часть. В одной части жили жена и дочь дедушкиного брата, в другой - дедушка с бабушкой. Пришлось бабуле с дедулей перейти в кухню. Мне с сестрой сделали кровать: козлы, доски. Мать спала на сундуке. А где спал брат матери, не помню. Впрочем, в теплое время года я спал на чердаке. Дедушка и бабушка кормились с огорода. У дедушки один глаз был прикрыт. Он не работал, видимо, получал пенсию. Но я, конечно, в это не вникал. Бабушка не работала. Получали пенсию за погибшего сына (моего отца). Надежды на улучшение жизни не оправдались. Прибавилось четыре едока, огород тот же. Правда, мать с братом (моим дядей) поступили на работу в «Военстрой». Брат материи до 12 января 1943 г. работал медником, жестянщиком. Мать работала на циркульной пиле. Работа тяжелая. Бревна подавали вручную, сам видел. Рабочий день был длинным, часто по ночам. Мать так уставала, что один раз заснула, пилой повредила палец - согнулся - не разгибался; повредила сухожилие, рука не сгибалась. Фактически стала инвалидом, инвалидность не оформили. Мамин брат, Алексеев Владимир Иванович, в 17 лет добровольцем ушел на фронт. Окончил курсы офицеров, несколько раз был ранен, контужен, награжден, дошел до Венгрии, служил в пехоте. В 1946 г. демобилизовался, вернулся в Петрозаводск, хотя предлагали учиться в военной академии. Сейчас нет в живых. С огорода кормились не только дедушка и бабушка, но и родственники его покойного брата и мы, приехавшие. Пока дедушка был жив, огород возделывали лошадью. А когда он умер, огород возделывали руками все, в том числе и дети. После смерти дедушки пенсию стали получать мы с сестрой и бабушка. Пенсия стала больше, 170 руб. Опять умерший «помогал» живым. Мать на работе получала мало, но сколько, не знаю. После войны на такой работе платили чуть больше 300 руб. Это я уже знал. Все стоило очень дорого. Приходилось по деревням покупать еду, и на базаре и одежду, и обувь. Летом мы собирали щавель, дикий лук, грибы. По весне из-под снега ели «пестики». Один раз было так тяжело, что бабушка продала память об отце - ружье. На берегу реки Волчины росли дубы, собирали желуди, пекли в костре, ели. Очень горькие. Иногда мать приносила с работы похлебку, на работе им давали подобный обед. Иногда перепадали американские продукты и американские подарки - обувь, одежда, но большая, лучшая часть доставалась тыловым «героям». Кто они такие, мы хорошо понимали. По мере возвращения с фронта раненых офицеров с тыловых «героев» снимали бронь, отправляли на фронт. В этот период, после повреждения руки, мать работала на более «легких» работах. Иногда на предприятии выделялась мука, и там в столовой пекли, затем раздавали детям. Один раз ночью мать шла с работы, на нее напала собака, укусила, убежала с гостинцем. Нам предоставили возможность заготавливать дрова бесплатно. Лес - сосны были свалены ветром. Женщины пилили, а мы наваливались на вершинки, чтобы пилу не зажимало. По одному бревнышку на санках свозили на берег реки Мологи, а потом домой. Снег глубокий, все были сырые. Я даже заболел воспалением легких. Боря Жуков, местный подросток, приглашал меня к себе и угощал жареной картошкой с мясом, салом и щами. Приходилось подбирать, выпрашивать жмых. Мы с сестрой его ели. Матери не говорили об этом. Она была против такой еды. Об участии в общественной жизни не могу ничего сказать, т. к. был подростком. Облигации мать сдала еще в Архангельской области. По возвращении в Петрозаводск мать узнала из письма, что награждена медалью, но съездить за медалью не смогла по материальным причинам. По этим же причинам мать не смогла побывать на могиле отца. К тому же она, как и многие другие, зная о гибели мужа, думала, вдруг он живой, без рук, без ног, где-нибудь в инвалидном доме, не хочет просто беспомощный мешать своим. Такие случаи были. Во время «путешествия» на барже из Петрозаводска запомнился эпизод. Баржа почему-то причалила к острову, народ на берег, затем баржа поплыла, а какой-то отставший парень бежал по берегу с большим чайником в руке. В пункте пересадки с барж на поезд запомнилось следующее: вверху, высоко в небе двигались тележки, они опрокидывались, что-то высыпалось. Видимо, это была подвесная дорога. При движении со ст. Коноши в дер. Конаково запомнилось, как ребята постарше кидают камни, стараясь попасть в «чашечки», к которым крепятся провода. В деревне запомнилась горка зерна у печной дверцы. Мы дети, и нам помогли, сделали из катушек «трактора», закручивали резинки, «трактора» выползали из зерна. Брат матери и хозяйский сын хотели прокатить меня на жеребенке, посадили, жеребенок выразил «неудовольствие», сбросил меня. И я больно ударился о крыльцо. Здесь же в деревне запомнилось одно событие. Силосные ямы, а они были глубокие, круглые, заполнялись травой, ветками, утаптывались. Когда все вылезли из ямы, кроме одного, лестницу подняли. И этот парень пытался дотянуться до лестницы, ее опять приподнимали. Все смеялись, в яме по стенкам прыгали лягушки. Разумеется, это было сделано не по злобе а так - шутка. А все остальное, что запомнилось, происходило на ст. Максатиха в Калининской области. Один раз я спал на чердаке и ночью пошел не в ту сторону, упал в проем, в коридор-сени, ударился. Спустя много лет меня стал беспокоить позвоночник. Врач обнаружил незначительное занижение диска, допытывался, не падал ли я когда-нибудь. Я вспомнил только про это падение. Однажды я отсутствовал дома и пришлось идти на заготовку дров одному, догонять мать, сестру. На месте никого не нашел, стал кричать, звать, ни звука. Темнело. Вернулся из леса на речку. Пошел домой. Впереди меня женщина везла сено на санках. Я стал подталкивать. Вдруг санки остановились. Женщина подошла, увидела меня и говорит: «А я то думаю, почему мне легко стало». Поговорила со мной. Угостила меня большим куском хлеба. Хлеб был круглый. Мать с сестрой были уже дома. Как с ними разошлись, не понимаю. Летом пошли с ребятами собирать дикий лук, щавель. Идти было далеко, устали, жара, хлеб съели, от лука животы разболелись: мы обратили внимание, что если перейти речку Волчину по бревнам (шел сплав леса), то быстро дойдем до дома. Поселок был виден. Остальные передумали прыгать по бревнам, ушли в обход, как пришли. Я остался. Не было сил, чтобы вернуться окружным путем. Стал прыгать с бревна на бревно. Это заметили местные, мать и дочь, на другом берегу. Они стали подсказывать мне, куда прыгать. Все обошлось, благо бревна были вплотную друг к другу и речка узкая. А я ведь еще не умел плавать. Местные угостили меня хлебом, молоком, пожурили. И заявили, что эвакуированные отчаянные... Игры: были прятки, катали колеса, качались на качелях у местных. Зимой - на самокате, сделанном общими усилиями. Если удавалось раздобыть спичек, то стреляли из пистолетов. Загнутая медная трубка, резинка, изогнутый гвоздик. В поселке было несколько госпиталей, аэродром. Видимо, с него и из других мест свозили гильзы, пули. Мы выбирали неиспользованные. Или в костер бросали, или в окоп на камень клали, а сверху бросали другой камень. В «Военстрое» (Максатиха) были лошадки-монголки. Сено для них было прессованное, в тюках. Хранилось в большом сарае. Мы сложили тюки так, что образовались норы, ходы. Играли. Это заметил старший конюх, завхоз встал на выходе, в руках веревка, и каждого выходящего этой веревкой охаживал. Мы падали и смеялись. Да и он. Мать дала мне 20 копеек. Я купил рыболовный крючок, большой, маленьких не было. Выловил окунька размером чуть больше крючка. Пришел на работу к матери похвастаться. А другие женщины сказали: «Смотри, Лиза, у тебя кормилец вырос». Этого окунька я и сейчас помню. Были события на ст. Максатиха и не с нами, но они запомнились. Одна девушка ждала летчика. Бои шли на западе. Летчик прислал девушке посылку с мылом. Мыло продали. Затем пришло письмо - в мыле часы. Было и трагическое. Одна девушка тоже ждала жениха. Уже даже война кончилась, девушка попала под поезд, осталась без ног. В Петрозаводск вернулись в апреле 1946 г., т.к. предприятие еще работало, да и не знали, что делать дальше. С собой взяли ту же ванну, все имущество в нее поместилось. Остальное на себе. Мать сумела сохранить зимнее пальто, купленное после войны на Карельском перешейке. Его так и носила до смерти, перелицевала. Да еще платье крепдешиновое, красивое. Все подарки отца. Одним словом, с ванной убыли, с ванной прибыли. На дорогу дали денег, как, впрочем, и всем, кто возвращался в КФССР. Одна местная женщина, узнав о нашем отъезде, пришла к нам и попросила задачник для сына. Она сказала: «В городе вы купите, а здесь нет учебников». Мы ей дали задачник. Перед самым отъездом она принесла нам две буханки круглого хлеба. До станции нас проводили, донесли ванну, посадили в поезд. Вернулись в Петрозаводск: Лебедева Елизавета Ивановна, мать, умерла в 1966 г., не дожив до 52 лет; Лебедева Галина Михайловна, дочь - сейчас инвалид с 1967 г.; Лебедев Геннадий Михайлович, сын - сейчас пенсионер, инвалид. От ст. Максатиха Калининской обл. поездом доехали до ст. Бологое, там пересадка, доехали до Петрозаводска. Конец апреля 1946 г. Запомнилась только толчея на станциях. Обстоятельства сложились так, что нас никто не встретил. От старого вокзала до ул. Анохина мы добрались пешком. Ванну помогли донести прохожие, знакомые матери. Помылись с дороги, поели, легли спать. Сразу вспомнил этот двор, только не было голубятни, что на проводах висели обрывки змея. До войны это было обычным. На пр. Ленина я сразу узнал дом 2-этаж- ный (№ 87). Это был дом слюдяной фабрики. Рядом была низина, до войны в ней плавали утки. Бывая у бабушки в гостях, я ловил утку, приносил домой, пытался ее кормить, бабуля относила утку назад. Все повторялось. Сейчас на этом месте стоит новый дом, тоже слюдяной фабрики. Это дом № 36, на первом этаже фирма «Кодак». Когда растаял снег, пытался в низине, в болотце, за огородом найти велосипед и копилку. Но их не было, украли, как и имущество из ямы. Также украли командирский ремень отца и кортик, спрятанные между полами. Откуда у отца был кортик, не знаю. Но хорошо помню внешний вид кортика. Мать имела профессию портнихи, с малых лет работала в «Кустпромшвее». Но рука была повреждена, портнихой работать не могла. Имела профессию бухгалтера, но не было мест. Поступила на работу кассиром в парикмахерскую Военторга. Это здание деревянное сохранилось, справа от входа на территорию гарнизона. Затем перевели на Гоголя, рядом с «Военной книгой». Впоследствии парикмахерскую передали в городской комбинат бытового обслуживания. Зарплата 360 рублей, займы, налоги. У нас пенсия по 170 руб. Мать подрабатывала вязанием подзоров из белых ниток. Испортила зрение. Чтобы как-то облегчить жизнь, я собирал лом цветных металлов, ходил в лес, на рыбалку, продавал ириски на базаре, конверты. Жилищные условия - хуже некуда. Пришлось спать у матери и сестры в ногах, на полу, на чердаке, в сарае, даже в утеплённой собачьей конуре. Спать пришлось поначалу на «кровати» всей семьей: козлы, доски. Стол сделали из досок. Ножки крест на крест. А стол кухонный был сделан из досок еще до революции. Воришки на него и не позарились. Я заменил его на новый, кажется, в 1971 г. Мать, доведенная до отчаяния, обратилась за помощью на имя И.В. Сталина. Из приемной пришло указание с красной полосой - решить вопрос в 10 дней. Получили комнату в доме на Голиковке, засыпном, каркасном. Простояла в очереди на квартиру с 1946 по 1966 г. И это вдова погибшего, имеющего право на первоочередное получение квартиры. Не получила. Жили, как и многие, тяжело. Помню, парикмахерскую, где работала мать, закрыли на ремонт. Мать перевели на работу временно в столовую на территории гарнизона. Я просил мать принести объедки. Она не приносила. Я сам пошел туда и стал подъедать остатки. Мать увидела, расстроилась. Меня угостили кашей. Больше я туда не ходил. А питались: варили сухофрукты, ели холодное желе непонятного цвета, покупали кашу в столовой, дома варили суп-болтушку с морским окунем и треской. Скорее бы, сволочь, кончилась, говорили про треску, надоела. Она взяла да и кончилась. Так было, пока не выросли и не стали работать. Но были и светлые дни, когда мать получала то ли зарплату, то ли аванс, то ли нашу пенсию. В такие дни ели суп мясной или мать делала пельмени. Довоенного уровня благополучия не достигли. До войны была швейная машинка, после войны - нет. Мать шила, штопала на лампочке. Да и какое благополучие было до войны, особенно в военном городке. Да и у других. Просто жалко мать. Практически жила только 6 лет замужем, а до этого с малых лет работала, нянчила младших. Потом война, гибель мужа, эвакуация, лишения, сплошная нужда, как, впрочем, и у других. Хоронить мать было не на что. КБО взял расходы на себя. Сестра уже болела, не работала. Я только 1,5 месяца работал после окончания вуза. Иногда думаешь, зачем все это нужно было. Оказалось, что практически мало кто об этом знает, кроме самих. Натерпелись люди, патриотами себя не называли, но отправились ковать оружие победы. Результат. О скромных никто не вспоминает. Никому из руководителей Карелии не приходит в голову ходатайствовать перед президентом о награждении патриотов не на словах, а на деле хотя бы юбилейной медалью. Последняя весточка об отце. «...В пос. Лоухи построен мемориал. Имена погибших высечены на гранитных плитах. Имя Вашего отца занесено в книгу "Вечная Слава Героям". При желании посетить захоронение Вам необходимо доехать до ст. Лоухи Окт. ж. д...». Спасибо, доехали. Итог. На Восток отправились 17 родственников по крови. 5 умерли. Вернулись, остались в живых 12 (из них двое вступили в армию добровольно). К настоящему времени из 12 живы трое, причем 2 инвалида. Пятеро из вернувшихся не дожили до пенсии... Источник: АКНЦ РАН. Подлинник. (2015) Эвакуированная Карелия: Жители республики об эвакуации в годы Великой Отечественной войны. 1941-1945 - Стр.171-182