Демушкин Иван Иванович — Лётчики в боях за Советскую Карелию.

Участники

Страна: РСФСР, Карелия Демушкин Иван Иванович - родился в 1897 г., о семье рабочего. Трудовую жизнь начал с одиннадцати лет. В 1916 г. призван во флот. Участник Февральской и Октябрьской революций в Петрограде. Член КПСС с января 1918 г. В период гражданской войны находился в Онежской военной флотилии, являлся комиссаром и секретарем ячейки авиационного гидроотряда. Позднее был комиссаром воздушных сил Балтийского флота, заместителем председателя военного трибунала Балтийского флота. Окончив Военно-Морскую академию, продолжал службу во флоте. После демобилизации посвятил себя научной работе. В настоящее время — профессор одного из Ленинградских институтов. Награжден орденами Трудового Красного Знамени. Красной Звезды и медалями. Мне хочется поделиться воспоминаниями о боях за Советскую Карелию в 1919—1920 годах одной воинской части, о которой, к сожалению, ни в исторической, ни в художественной литературе ничего не говорится. Речь идет о 4-м гидроотряде особого назначения, где я был секретарем партийной организации, а затем комиссаром. Отряд в основном состоял из летчиков морской авиации Балтики и бывших работников Школы высшего пилотажа, где я являлся председателем судового комитета, а затем секретарем, партийной организации. Школа активно участвовала в борьбе с контрреволюцией. Из состава слушателей был выделен отряд матросов, который сражался с белогвардейскими бандами на подступах к Петрограду. Летный же состав школы выполнял особые задачи. Должен заметить, что в летном составе были выходцы из господствующих классов царской России (графы, бароны, князья и др.). С некоторыми из этих «бывших» людей мне довелось в дальнейшем встретиться в иной обстановке, на Северном фронте. Они тогда воевали против Советской России на стороне англо-франко-американских интервентов. Начальником гидроотряда был назначен Лев Владиславович Ковалевский. Это был энергичный человек. Он владел в совершенстве летным мастерством и любил свое дело. Л. В. Ковалевский неоднократно говорил, что если бы его лишили летной специальности, он бы умер от тоски. Гидроотряд прибыл в Петрозаводск в конце августа — начале сентября 1919 года, но для подыскания места расположения отряда мы с Ковалевским выехали в Петрозаводск еще в июне. Во время поездки я убедился, насколько было необходимо присутствие нашей авиации в этом районе. Авиация интервентов господствовала в воздухе. Их самолеты совершали налеты на Петрозаводск и сбрасывали на город бомбы большой разрушительной силы. Я сам несколько раз попадал под эти налеты и видел взрывы авиабомб. Они вырывали воронки, в которые свободно могла поместиться грузовая автомашина. Во время этих налетов среди гражданского населения возникала паника, так как ни бомбоубежищ, ни других укрытий не было; противовоздушная защита почти отсутствовала. Налеты эти были по существу нападениями вооруженных бандитов на мирное население. Для отряда мы выбрали участок на берегу Онежского озера близ села Соломенного, в районе лесопильного завода. Здесь была естественная, защищенная от ветров и удобная для взлётов и посадок самолетов, бухта. Кроме того, это место имело естественную маскировку. Отряд прибыл в Петрозаводск специальным эшелоном. Погода стояла чудесная. Весть о прибытии отряда облетела город с молниеносной быстротой. На привокзальной площади собралось много народа. Из толпы слышались возгласы: «Вот теперь наша авиация покажет белым!» Многие изъявляли желание помочь нам при выгрузке самолетов. Основной задачей отряда являлась воздушная разведка, так как разбросанность фронта, лесистая местность и отсутствие дорог не позволяли советскому командованию иметь полное представление о противнике и его продвижении. В первую очередь я занялся налаживанием политико-воспитательной работы. Она проводилась с помощью политического отдела Онежской флотилии. В отряд неоднократно приезжал заместитель начальника политотдела флотилии А. П. Масальский. Он выступал с докладами о международном положении и на другие животрепещущие темы. Приезжали к нам и другие работники политотдела. Отряд установил тесную связь с населением Соломенного, главным образом с рабочими лесопильного завода. Личный состав был расквартирован в домах местных жителей. Население активно помогало отряду в возведении ангаров для самолётов. С помощью жителей села помещение одного из складов путем организации воскресников было переоборудовало под клуб. Разумеется, культурно-просветительная работа проводилась не только среди личного состава отряда, но и среди местного населения. В клубе были созданы драматический и музыкальный кружки. Драматический кружок, руководимый летчиком Школовым, поставил ряд пьес М. Горького и других авторов. Как сейчас помню, ставили пьесу Горького «На дне». Я в ней играл роль Барона. Участвовал я и в струнном музыкальном кружке, которым руководил механик Маслов. Для населения постановки и концерты были большим праздником. Хочется привести такой факт, который говорит о нашей связи с населением и его бдительности. Однажды один из сторожей лесопильного завода пришел ко мне и заявил, что во время дежурства ночью он заметил странную сигнализацию с петрозаводского собора. Это сообщение меня заинтересовало. На следующую ночь я пошел со сторожем на дежурство и, действительно, глубокой ночью увидел световые сигналы. Немедленно сообщил об этом командованию. Шпион был снят с собора и предан суду. К полетам мы готовились тщательно, но самолеты были несовершенными, и разведка в ряде случаев кончалась катастрофой. Как сейчас помню, однажды отряд получил ответственное задание от оперативного отдела штаба флотилии: обследовать базу противника в районе Медвежьей Горы. Выполнить это ответственное поручение взяли на себя вновь назначенный комиссар отряда Степанов и один из механиков. Из разведки они не вернулись. Когда Медвежья Гора была освобождена нашими войсками, я узнал от местных жителей, что самолет сделал вынужденную посадку, и летчик и механик были расстреляны белогвардейцами. Особенно мужественно вел себя Степанов. При допросе он смело заявил, что является коммунистом и комиссаром отряда. Были вынужденные посадки самолетов и на нашей территории. Так, например, однажды при выполнении задания пришлось посадить самолет летчику Паенкову на одном из отдалённых озер среди дремучего леса и четверо суток голодному и промокшему добираться до ближайшего населенного пункта. Вспоминается мне такой же случай и с начальником отряда Ковалевским, который, вылетев на выполнение задания, целую неделю не давал о себе знать. Я организовал прочесывание местности самолетами, и, в конце концов, удалось обнаружить Ковалевского на одном из озер, которыми так богата Карелия. Как правило, большинство полетов заканчивалось благополучно. Наиболее ответственные поручения выполнял сам начальник отряда Ковалевский. Летал он мастерски, самолет в его руках был как игрушка. Он делал очень красивые взлеты и посадки, что в летном деле считается «шиком». Обычно весь отряд выходил любоваться его мастерством. Забегая вперед, должен сказать, что все-таки Ковалевский погиб при одной катастрофе. После окончания гражданской войны он работал па Севере. В один из полетов его самолет уже приземлился и бежал по снегу, но среди равнины оказалась незаметная глубокая выемка и самолет опрокинулся. Так погиб Л. В. Ковалевский — один из лучших летчиков нашей страны. После разгрома белогвардейцев и интервентов на Северном фронте и, в частности, в районе Медвежьей Горы, мы с Ковалевским были назначены членами трофейной комиссии. Добирались до Медвежьей Горы на бронепоезде. На одном из подъёмов от поезда оторвались хвостовые вагоны. Они быстро понеслись под уклон. Мы были в растерянности. Но находившиеся с нами красноармейцы очевидно уже сталкивались с такого рода «неприятностями». Они быстро стали подкладывать под колеса поленья дров и таким образом остановили вагоны. Паровоз подцепил наши вагоны, и мы тронулись дальше. В Медвежьей Горе находилась очень богатая база. Белые не смогли увезти имущество, так как вынуждены были поспешно отступать. В то время, когда наши красноармейцы были разуты, раздеты, голодны, па этой базе мы обнаружили склады с белой мукой, какао, с английским обмундированием, вплоть до специальных зимних спальных мешков. Хотя воинским частям п было строжайше запрещено самовольно брать продукты и обмундирование, однако это было трудно выполнить. Помню, как в одну из ночей, зайдя с противоположной стороны склада, я увидел группу красноармейцев, разговаривавших о чем-то вполголоса. Вначале я не понял, в чем дело. Затем увидел в стене склада прорубленную дыру, из которой по очереди представители частей вытаскивали необходимые для бойцов вещи. Когда мы с Ковалевским спросили, кто им дал разрешение, то нам заявили, что красноармейцы голодные, разутые и раздетые, и несмотря на это трофейная комиссия захваченное имущество берет па учет и отправляет в центр. Поскольку действия красноармейцев не носили характера «анархического хищения» к вызывались крайней необходимостью, мы о виденном при своем обходе этой ночью решили умолчать. Я до сих пор не убежден в том, что мы поступили правильно, но я решил описать все так, как было. Однажды наши войска в Медвежьей Горе захватили эшелон вражеских офицеров. Все они были помещены в лагерь. Как-то при посещении этого лагеря я встретил там многих знакомых — бывших офицеров-лётчиков из Школы высшего пилотажа. Здесь был капитал Мельницкий, который нагло заявил, что он совершал налеты на Петрозаводск. Здесь же находился и князь Черкасов, барон Остен-Сакен и другие бывшие «знаменитости», бежавшие в свое время из Школы высшего пилотажа. После нескольких дней работы трофейной комиссии мне было поручено перегнать в Петрозаводск около сотни мулов и попутно на них доставить авиационное и другое имущество. На каждые сани посадили по красноармейцу. Таким образом, с отрядом численностью около 100 красноармейцев я отправился в путь из Медвежьей Горы в Петрозаводск. В пути произошел следующий курьезный случай. Все шло хорошо, пока мы ехали по ровной дороге. Но вот встретилась первая большая гора. Мулы — очень сильные животные, так что подъем в гору преодолели легко. Но когда красноармейцы стали сдерживать их при спуске с помощью вожжей и окриков «тпру», то из этого ничего не вышло. «Тпру» оказалось не тем словом, которое для мулов означало «стой». Под напором тяжелых саней животные понеслись вниз со страшной скоростью. Некоторые из них спотыкались и падали, попадая под сани, на них наезжали следующие, ломались оглобли, сани, сваливались в снег грузы. В результате у подножья горы образовался невероятный хаос. Ликвидацией этого происшествия мы занимались почти целый день. Было ранено несколько красноармейцев и искалечено много мулов. Я не сразу понял, почему же это все произошло. К счастью, одни красноармеец умел обращаться с мулами. Оказалось, что они требуют иной команды, чем лошади: при спуске нужно кричать не «тпру», а «ох-ох». Применяя эту команду, в дальнейшем мы благополучно совершали спуски с гор. Смешно было смотреть на обоз из сотни саней, на которых сидят красноармейцы и все «охают». Но это нас спасло, и мы примерно дней через 8 добрались благополучно до Петрозаводска. В апреле 1920 года я получил назначение в Ревтрибунал Балтийского флота на должность члена коллегии и заместителя председателя трибунала по борьбе с внутренней контрреволюцией. Скажу несколько слов об отъезде из Карелии и проводах. Они носили очень сердечный характер. Тут не было речей, но было трогательное расставание, и я чувствовал, что покидаю родную семью. Очень тепло прощались с нами товарищи по отряду и жители Соломенного. Все от души желали нам успеха. Так сближает советских людей единая цель — защита любимой Родины. Источник: (1963) За Советскую Карелию. Воспоминания о гражданской войне - Стр.156-163