Андрианов Евгений Васильевич — Полгода я не мог ходить.

Гражданские

Страна: СССР, Карелия В 1941 году я учился на столяра в Ленинградской области, там нас и застала война. В ту пору мне было 17 лет. На призывном пункте в армию меня не взяли, но сказали, что я пригожусь на строительстве оборонительных сооружений. В августе я попросился домой на побывку — в село Пидьма, где жила моя семья. Село наше располагалось на берегу реки Свири. Мы и предположить не могли, что немцы так быстро будут наступать. Они заняли наше село, в школе расположился их штаб. Местным жителям было приказано грузиться в товарные вагоны. Так мы попали в Петрозаводск, в концлагерь № 5, он располагался напротив старого железнодорожного вокзала. Начался ад. Концлагерь был обнесен колючей проволокой, по углам располагались вышки для охранников с автоматами. Нашу семью поселили в бараке № 28, а папину сестру с детьми — в бараке № 31. При входе в лагерную зону, с правой стороны, была вывеска на русском и финском языках: «За нарушение комендантского часа — порка! За хранение оружия — расстрел! За сопротивление власти — смерть!» В этом концлагере за один год погибло от истощения, истязаний и болезней около 2 тысяч человек. Дети были похожи на маленькие скелеты. Из лагеря по 2-3 раза в неделю трупы отвозили на кладбище. В этом лагере мы с отцом были недолго. Мы попали в списки для перевода в другой лагерь. Когда тронулся состав, мы думали, что отправляемся в последний путь. Нас везли 2 дня. Выгрузили нас на полустанке Кутижма и повели в поселок. Вели под конвоем, но в этом не было никакой необходимости. Мы были так обессилены, что никто и не думал о побеге. Здесь тоже была зона, до нас здесь находились наши военнопленные, говорили, что их перевели в Олонецкий район. Стояли три барака, окруженные колючей проволокой, вышки с охранниками. В бараке — двухъярусные нары, посередине — стол, две табуретки, плита. Во многих рамах вместо стекол — фанера. В бараке нас было 25 человек. Мы работали на лесозаготовках по 14-16 часов, если не выполнил норму — наказывали. На первый раз давали полпайки хлеба, то есть 60 граммов, и пол-литра баланды (это было варево из мерзлого грязного турнепса). На второй раз эту пайку уменьшали вдвое, а на третий раз — 25 плетей и холодный карцер на трое суток. Помню, одного паренька избили дубинками до потери сознания. Он через какое-то время решился бежать, его заметили и пристрелили. Один подросток решил поддержать мать — раздобыть для нее что-нибудь съестное, он пробрался под колючкой, но его заметил часовой и выстрелил без предупреждения. Жестоко был избит и мой отец. От истощения и побоев он умер 22 мая 1942 года. Из-за голода мы ели крыс, лягушек, дохлых собак, пили воду из канавы, где рядом лежали трупы. Трупы умерших несколько дней лежали рядом с нашими бараками. С работы мы приходили настолько измученными, что иногда падали у порога. Падать было опасно. Начальник лагеря говорил: — Живой тот, кто работает, а кто на ногах не стоит — тот мертвый! Наша бригада состояла из трех человек: меня, моего отца и молодого паренька Коли Ануфриева. Силы уходили с каждым днем, ноги отекали, только бы не упасть... Мы были измученные, грязные русские лагерники — дешевая рабочая сила. Возвращаясь в казарму, ложились на нары лицом вниз, чтобы скрыть слезы от других и от себя. Хотелось умереть и ничего больше не видеть. Только весной, когда всех начал душить трупный запах, нам было приказано покидать все трупы в старые окопы и засыпать их землей. Из многих окопов торчали руки или ноги мертвецов. В этом лагере я пробыл около 9 месяцев, потом меня перевели в Петрозаводск — в концлагерь № 3. Он находился на улице Ригачина, здесь — та же колючая проволока, часовые. Спасло меня, наверное, то, что через три месяца я снова оказался в лагере № 5, где находилась моя семья. Я был сильно болен, развивалась дистрофия, полгода я не мог ходить, выходили меня мама и брат. Во сне я кричал, мысленно возвращаясь на лесоповал. Нас освободила Красная Армия 28 июня 1944 года, мы не могли поверить в свое спасение, в свое счастье. P. S. Кутижемский трудовой лагерь № 56 — это 3 лагерных барака. Из одного барака в другой были переходы. Это было необходимо для того, чтобы конвоиры следили за тем, что происходит в бараках. Лагерь был огорожен двойной колючей проволокой, на территории лагеря находились будки с собаками, которые тоже охраняли людей. Распорядок дня в лагере был такой: в 5 часов утра — подъем; с 6 утра до 7 вечера — рабочее время, с перерывом на обед 10-15 минут; 8 часов вечера — ужин; в 9 часов вечера — отбой. Кормили людей в бараке. Норма питания составляла 350 граммов хлеба, 20 граммов маргарина, 15 граммов сахара, 1-1,5 литра жидкого супа из крупы, брюквы и неочищенного картофеля с добавлением концентратов, 2 литра чая или эрзац-кофе. Ввиду плохого питания приходилось есть все: старые кости, падаль, крыс, поэтому в лагере и была большая смертность. Источник: (2023) Мы ещё живы - Стр.36-38