А.М. Варкки (боец 71-й стрелковой дивизии) — Из воспоминаний артиллериста.

Участники

Страна: СССР, КарелияПериод: Великая Отечественная война (1941-1944) 

Варкки Алексей Матвеевич. Родился в 1921 г. в Кингисеппском районе Ленинградской области. Финн. Член КПСС с 1942 г. После окончания средней школы в 1939 г. был призван в армию. Участник боевых действии 1939—1940 гг. в составе войск Ленинградского военного округа. В 71-й стрелковой дивизии — с момента формирования и до конца Великой Отечественной войны. Был командиром орудия, заместителем командира батареи, командиром батареи, начальником штаба дивизиона, помощником начальника штаба полка, помощником начальника штаба артиллерии дивизии. Награжден орденами Отечественной войны 2-й степени, Красной Звезды и медалями. Демобилизован в 1947 г. в звании капитана. После воины—военрук, преподаватель русского языка и литературы в сланцеперерабатывающем техникуме г. Кохтла-Ярве. Заочно закончил Ленинградский университет, затем аспирантуру, в 19G2 г. защитил кандидатскую диссертацию. В 1963—1969 гг.— секретарь Кохтла-Ярвского горкома партии. В настоящее время проживает в г. Кохтла-Ярве СССР, декан общетехнического факультета Таллиннского политехнического института.

Вспоминается 24 августа 1941 года. В то время я командовал 122-миллиметровой гаубицей в 237-м гаубичном артиллерийском полку. Полк входил в состав 71-й стрелковой дивизии. На рассвете получили приказ: рассредоточить батарею (орудие от орудия— 150—200 метров) и подготовиться к бою. Свое орудие развернул у самой дороги. Слева от меня орудие сержанта финна Реймонда Нисканена, справа — карела Дмитрия Шмаккуева. Номера застыли па своих местах в ожидании боя. «Рыжие» (так мы называли белофиннов) могли нагрянуть как снег па голову. Тем более, что сразу же за дорогой начинался густой лес. Напряженное ожидание боя длилось несколько минут. Ох, как медленно тянутся эти минуты! 11 вдруг впереди застрочили автоматы. Кажется, что они строчат и сзади, и справа, и слева. Получаю команду: «Открыть огонь осколочной гранатой, прицел 30». Стреляем. Однако треск автоматов все приближается и приближается. Бью картечью по макушкам сосен, где наверняка укрываются невидимые «кукушки». Но вот треск автоматов несколько затихает и начинает удаляться. Сержант Трутнев углубляется в лес, протягивая за собой телефонный провод. Через некоторое время слышу в трубке его голос: — Дым видишь? (Что-то горело, и над лесом поднимался дымок.) — Вижу. — В этом направлении, прицел 40, огонь! Несмотря на столь примитивный способ наводки, результат получился неплохой. Вскоре банда, побросав свое снаряжение, убралась несолоно хлебавши... Другой случай произошел 3 октября 1941 года в районе Спасской Губы. Вечером наш 2-й дивизион получил приказ занять новую позицию. Двинулись. Медленно надвигались сумерки. Вдруг колонна остановилась. Оказалось, довольно большая группа финских автоматчиков просочилась в наш тыл, заняла рядом с дорогой сопку, окопалась на ней и встретила пашу колонну огнем. Больше того, она имела связь со своей артиллерией, заранее пристреляла этот участок дороги. Как только наша колонна подошла, артиллерия противника открыла по ней беглый огонь. Снаряды рвались прямо па дороге, между нашими гаубицами. И это еще не все. Когда несколько воинов попытались выйти из-под огня в сторону от дороги, то раздались взрывы — по обе стороны дороги были установлены противопехотные мины. Дело принимало серьезный оборот. После короткого совещания командование дивизиона приняло единственно возможное в этой обстановке решение: оставить у орудий по три человека (командира орудия, наводчика и тракториста), всех остальных собрать и «кулак» и под прикрытием огня зенитных установок (счетверенных «максимов», установленных на грузовиках) атаковать противника и выбить его с сопки. Первые наши атаки захлебнулись, несмотря на исключительное мужество наших бойцов, особенно пулеметчиков-зенитчиков (к сожалению, не помню их фамилий). Стоя в полный рост за турелями своих «максимов», под пулями, они им на минуту не прекращали огня. Наши атаки возобновились с новой силой. Наконец враг нс выдержал, дрогнул, его удалось оттеснить от дороги. После этого колонна двинулась, и дивизион занял новый участок обороны... Довелось участвовать нашему артполку в прорыве блокады Ленинграда в январе 1943 года. Боевые порядки полка были расположены севернее станции Синявино, в районе Гонтовая Липка. В это время я командовал батареей 76-миллиметровых полуавтоматических пушек. Огневая позиция была отлично оборудована. Подвезено два боекомплекта снарядов, разведан передний край противника, произведена пристрелка. Все готово к началу артиллерийского наступления. Читается прочувствованное обращение Военного совета. Раздалась долгожданная команда: «Огонь!». Грозный огненный смерч заплясал на переднем крае фашистской обороны. Но артиллерию противника полностью подавить не удалось. Она начала огрызаться. И вот — прямое попадание крупнокалиберного снаряда в соседний блиндаж. Осколки вражеских снарядов неоднократно обрывают телефонный провод, связь с огневой позицией прерывается. Но связисты, возглавляемые сержантом Кондулайненом, под градом осколков находят места разрывов, снова и снова восстанавливают связь. Наконец началась атака нашей пехоты при поддержке артиллерии. Батареи соседнего 3-го дивизиона полка (152-миллиметровые гаубицы) неоднократно выдвигались на прямую наводку и громили противника с близких дистанций. И все-таки, несмотря на высокую плотность огня нашей артиллерии, противник из района так называемой рощи «Круглая», умело маскируясь в лесистой местности, оказывал отчаянное сопротивление. Очень часто завывали «коровы» — так мы называли шестиствольные немецкие крупнокалиберные минометы. Автору этих строк неоднократно приходилось находиться под разрывами мин, выпущенных из этих минометов, и должен сказать, ощущение не из приятных. 16 января случилось прямое попадание немецкого снаряда в блиндаж моего наблюдательного пункта, в котором в это время находились кроме меня командир отделения разведки сержант Макаров и командир отделения связи сержант Кондулайнен. К счастью, мы легко отделались: только я получил осколочное касательное ранение в нижнюю челюсть, которое вывело меня из строя па несколько дней. 18 января 1943 года была прорвана блокада героического Ленинграда, любимого города, колыбели революции! Нет слов, чтобы описать нашу радость. Самоотверженными усилиями воинов и железнодорожников буквально за несколько недель по освобожденной земле была проложена железная дорога, и в Ленинград один за другим пошли эшелоны. Надо снять шапку перед подвигом железнодорожников! Враг находился всего в нескольких километрах от дороги и осыпал поезда крупнокалиберными снарядами. На моих глазах однажды зажигательные снаряды попали в состав, несколько вагонов загорелось, но тут же под разрывами они были отцеплены, сброшены с рельсов, и поезд пошел дальше... Летом 1943 года принимал участие в боях па Полтавщине. В ходе нашего наступления здесь, па реке Ворксла, в районе Котельвы — севернее Полтавы, создалась сложная обстановка. Командиром дивизиона был капитан Кокарев, я — начальником штаба дивизиона. Наступающие части, в том числе и наша 71-я стрелковая дивизия, вырвались далеко вперед. Наше командование приняло решение отвести дивизию несколько назад. Одному из стрелковых подразделений и нашему дивизиону было приказано прикрыть отход дивизии. С этой задачей мы успешно справились. Затем поступил приказ отходить и нам. Двигались ночью. Однако на рассвете были встречены огнем противника. Последняя дорога, соединявшая мае с дивизией и полком, оказалась перерезанной. Наш дивизион и несколько танков «Т-34» были окружены. Командование решило занять круговую оборону в оказавшемся поблизости небольшом фруктовом саду. Настроение у всех было несколько подавленное. Все-таки подобная ситуация действует па психику даже обстрелянных, закаленных в тяжелых боях воинов. К счастью, нам удалось связаться по рации со штабом полка. Радиосвязь с полком, эта невидимая пить, соединившая нас с «большой землей», сразу подняла настроение бойцов. Была дана команда вырыть щели полного профиля, и, как показал дальнейший ход событий, не напрасно. Через некоторое время мы увидели в небе немецкие самолеты. Но, к нашей великой радости, они вдруг развернулись и пошли в пике... на немецкие позиции, как раз туда, откуда мае на рассвете встретил огонь противника. Весь бомбовый груз был обрушен на головы самих немцев. Мы ликовали. Тут противник начал отчаянно сыпать красными ракетами в нашу сторону. Вскоре самолеты пошли в пике уже на нас, с включенными сиренами, осыпая наш садик огненными струями из пулеметов. Но бомб-то у фашистов уже не было. Пули же никакого вреда нс причинили. Мы боялись повторного полета, но, к счастью, его не было. В полдень с севера появился фашистский бронетранспортер. Он начал постреливать в нашу сторону, держась на весьма почтительном расстоянии. Двумя выстрелами из орудия мы заставили его скрыться. Через некоторое время с запада из-за отдельно стоящего дома выползли два танка противника. Нельзя было терять ни секунды, ибо они могли причинить нам немало бед, первыми начав с довольно близкой дистанции (метров 600—700) обстрел наших, прямо скажем, невыгодных позиции. Поэтому я в тот же миг скомандовал находившемуся вблизи меня расчету сержанта Петухова: «К бою!» — и тут же подал команду на открытие огня. Расчет действовал слаженно, молниеносно. Но и враг не дремал: и наше орудие, и передний танк врага выстрелили одновременно. Танк загорелся. А снаряд, который он перед смертью успел послать, разорвался рядом с пушкой. Орудие оказалось совершенно неповрежденным, однако один из лучших расчетов дивизиона погиб: командир орудия сержант Петухов, наводчик ефрейтор Федосеев — балагур и весельчак, неистощимый на выдумки, прозванный Васей Теркиным, и еще два воина, фамилий которых уже не помню. Уцелел из расчета только один боец — узбек Ишназаров, получивший легкое ранение. Хотя снаряд разорвался буквально в четырех-пяти метрах от меня, я остался невредим. Второй танк мигом развернулся и скрылся. На исходе дня появившаяся в районе сожженного танка вражеская пехота была разогнана несколькими выстрелами из пушек. В течение всего дня мы вместе с танкистами вели разведку. Наше внимание привлек длинный овраг, который начинался невдалеке от садика, где мы укрылись, и тянулся почти до нашего переднего края. Разведчики донесли, что по дну оврага идет проселочная дорога и что немцев вблизи оврага не обнаружено. С наступлением темной южной ночи колонна двинулась. Впереди шли тапки. Немцы, конечно, не могли не слышать шума моторов нескольких танков и десятка тракторов. Но напасть на колонну нс осмелились. Двигались беспрепятственно. К рассвету соединились с нашими частями. Источник: (1984) Вспоминают ветераны cб. воспоминаний ветеранов 71-й Краснознаменной Торуньской стрелковой дивизии - Стр.111-116