А.И. Сметанин (Олонецкий партизанский отряд) — В бою под Медвежьегорском.

Участники

Страна: СССР, КарелияПериод: Великая Отечественная война (1941-1944) 

Александр Иванович Сметанин родился в 1925 г. в Архангельской области. Русский. Член КПСС с 1945 г. До Великой Отечественной войны учился в средней школе. С сентября по ноябрь 1941 г.— в Олонецком партизанском отряде. Затем — в рядах действующей армии на различных фронтах, в послевоенные годы — на военной службе. Награжден орденами Красной Звезды, Славы III степени, медалью «За отвагу» и другими медалями. В настоящее время полковник в отставке, живет в Москве.

Нередко вспоминается мне тяжелый бой с захватчиками, который вел наш отряд олонецких партизан под Медвежьегорском поздней студеной осенью 1941 года. В ту пору мне было всего шестнадцать лет,и в кармане еще школьного кургузого пиджачка лежал новенький комсомольский билет, выданный Прионежским райкомом ВЛКСМ. Об этом бое писал в своем дневнике боец нашего отряда Я. В. Ефимов, позднее секретарь Олонецкого подпольного райкома партии, расстрелянный 4 марта 1944 года оккупантами. Яков Васильевич сообщает, что в 1941 году он пробыл на передовой в обороне под Медвежьегорском и Повенцом с 29 октября по 29 декабря, то есть 62 дня, участвовал в 19 боях с белофиннами. ... Уже за полночь нас поднимают по тревоге и приказывают строиться. Командир отряда Ф. С. Ганичев, высокий, богатырского сложения мужчина с автоматом и большим морским биноклем на груди, обходит строй, проверяет нашу экипировку, потом говорит: — Противник по-прежнему пытается прорвать нашу оборону под Медвежьегорском севернее того места, где находимся мы. Отряду приказано прибыть в район совхоза и поступить в распоряжение командира стрелкового полка, обороняющегося там. Конкретную задачу получим на месте. Более двух недель мы находились во втором эшелоне частей, оборонявших город, и вот теперь получили приказ выйти в первый, встать лицом к лицу с белофиннами, стремящимися прорвать нашу оборону. В докладной записке 4-го отдела политуправления Карельского фронта о боевых действиях партизанских отрядов и о партийно-политической работе в них про наш отряд в те дни говорилось: «Отряд, где командиром т. Ганичев, сформирован 29 октября 1941 г. из партийного, комсомольского и советского актива Олонецкого и Пряжинского районов в составе 51 чел., из них членов ВКП (б) 17 чел., кандидатов 13 чел., комсомольцев 5 человек., беспартийных 16 чел. Вооружение отряда: винтовок отечественных 10 шт., немецких 40, самозарядных 1, наганов 2, гранат 102». По современным понятиям мы были вооружены более чем скромно. С отрядом, растянувшимся в длинную ломкую цепочку, идут два проводника: красноармеец и младший командир. В глухом, полузасыпанном снегом лесном овраге нас встречают командиры в полушубках и в буденовках, надетых на шерстяные вязаные подшлемники. Мы обмундированы кто во что горазд. Вернее, в чем пришли в отряд. Командиры бегло осматривают нас, один из них отбирает у меня единственную в отряде берданку-зверобойку и дает мне карабин. — Этот надежнее, сынок, — говорит он, похлопывая по плечу. Здесь все уже напоминает передний край: и расщепленные снарядами сосны, и черные проплешины воронок на снегу. Командир отряда Ф. Ганичев и комиссар Ф. Федоров подзывают к себе командиров взводов, вместе с представителем штаба полка ставят им задачи. И снова идем, теперь уже повзводно, на самый «передок». Он встречает нас настороженной тишиной. От командиров взводов мы знаем, что вчера противник пытался прорвать здесь нашу оборону, но безуспешно. На рассвете ожидается его новое наступление. Наше отделение во главе с Г. С. Гавриловым получает приказ занять оборону на склонах безымянной высоты и не допустить прорыва противника вдоль лесной дороги. Темень, мороз, снег, лес да камни. Гаврилов шепотом отдает распоряжение выбрать каждому место для стрельбы. Это значит облюбовать себе валун побольше, прикинуть, можно ли из-за него стрелять и на какое расстояние. — Тебе лучше всего здесь устроиться, — говорит мне, как самому молодому и неопытному в отряде бойцу, командир отделения, показывая на большой замшелый валун вблизи высоченной сосны. — Если стоя стрелять придется, за дерево спрячешься. Если с колена — за камень. Понял? — Командир, а лопат у пехоты нет? — спрашивает Гаврилова самый старый в отряде боец Г. М. Филатов. — Были лопаты. Да они забрали их с собой. Филатов сердито сплевывает и начинает руками разгребать снег, делает себе что-то наподобие окопа. — Чего глядишь? — говорит он мне. — Копай. Все от лишнего осколка спасет. Начинаю копать. Глядя на меня то же самое делает мой сосед справа Вячеслав Соловьев. Мы пришли с ним в отряд вместе. До войны жили и учились в школе на станции Пяжиева Сельга. Через несколько минут снова подходит Гаврилов. Он осматривает мой окоп, хвалит, но все же говорит: — Позади тебя, метрах в десяти, есть яма удобная. Я присмотрел ее. Если перед атакой будут стрелять из пушек или минометов, это артподготовкой называется, прячьтесь в ту яму вместе с Соловьевым. Когда нужно будет занять место в цепи, я крикну вам. То, что Гаврилов назвал артподготовкой, началось довольно скоро. Противник предпринял наступление, не дожидаясь рассвета. На его стороне захлопали минометы, и скоро над нашими головами, задевая за ветви деревьев, начинают рваться мины. Мы лежим рядом с Соловьевым, тесно прижавшись друг к другу. Но, странное дело, не испытываем особого страха. Нам примером служит Гаврилов. Он так и не отходит от своего валуна. Присев на корточки, командир отделения зорко следит за противником. По опыту он знает: сейчас налет кончится, и враг двинется в атаку. Филатов остается на своем месте, согревая ладонями затвор трофейной винтовки. Где-то справа слышатся крики раненого. Мимо нас пробегает медсестра отряда Шура. Внезапно минометы замолкают, и сразу же слышится команда Гаврилова: — По местам! Вскакиваем, лязгаем затворами винтовок, занимаем свои окопчики в снегу. Гаврилов уже стреляет, но я, например, не вижу перед собой никакого противника. Особенно сильная стрельба разгорается правее, у дороги, где обороняется взвод во главе с комиссаром отряда Ф. Федоровым, человеком, как показал этот бой, незаурядного мужества. Со стороны противника ружейно-пулеметного огня нет. Это потом я узнаю, что наступающие вооружены автоматами и поэтому стремятся сблизиться с нами, чтобы их огонь был более эффективным. Партизаны же открывают огонь по атакующим метров с четырехсот, чтобы не подпустить их к переднему краю нашей обороны. Наконец замечаю и я темные фигурки на фоне снега, перебегающие от дерева к дереву. — Огонь! — командует мне Гаврилов. Кладу карабин на камень и делаю первый выстрел туда, где мельтешат темные фигурки. А они приближаются. Слышатся короткие автоматные очереди, среди деревьев то тут, то там вспыхивают крохотные злые огоньки. Огонь с нашей стороны нарастает. Особенно там, на правом фланге, у дороги. Слышится взрыв гранаты, потом другой. Гранат у нас всего по две, применять их приказано только в крайнем случае. Значит, где-то этот случай уже наступил. Усиливаем огонь и мы. Гаврилов и Филатов стреляют реже, чем мы с Соловьевым, но выстрелы их, наверное, более эффективны, чем наши. Атака противника отбита. Огрызаясь короткими очередями, он отходит за склоны пологой лощины. - Доложить о наличии боеприпасов! — раздается по цепи команда, Гаврилов дублирует ее. Вынимаю из вещмешка пачки патронов, полученных несколько часов назад там, в овраге, пересчитываю их, докладываю. Позади нас, пригнувшись, пробегает вдоль цепи командир взвода, что-то говорит Гаврилову. Я слышу лишь слово «убит». Кто убит — неизвестно. Нас зовет к себе Гаврилов. На добром с рябинками лице улыбка, глаза хитровато прищурены, как бы спрашивают нас: «Ну как, партизаны, дела? Как первый бой?» — Значит, так, — говорит командир отделения.— Первую атаку, считай, отбили. Но это они нас больше на испуг брали. Вроде ночного боя. Теперь будут атаковать в светлое время. Настойчивее, упорнее. Гаврилов не ошибся. Когда развиднелось, лес вновь наполнился гулом канонады. Теперь к минометам присоединила свой голос артиллерия. Снаряды валили деревья, крошили камень, долбили бурую карельскую землю. Отряд нес потери. Все чаще раздавались крики раненых. Мы с Соловьевым и Филатовым опять лежим в яме, и только командир отделения не отходит от своего валуна. Когда противник снова поднимает в атаку, он бросает свое короткое «По местам!», и мы, укрываясь за валунами, ведем огонь по атакующим. Теперь фашисты видны хорошо, и я замечаю, как то тут, то там валятся на снег вражеские солдаты. Они приближаются. Над нашими головами свистят пули. Многие из них разрывные. Задевая за ветки, они с треском рвутся, усиливая и без того леденящий душу грохот боя. Если бы нам один-два пулемета! Хотя бы ручных! Но нет пулеметов в отряде, и мы все усиливаем винтовочный огонь, осыпая снег закопченными цилиндриками стреляных гильз. — Шугануть бы его сейчас! — кричит старый солдат Филатов Гаврилову. — В контратаку бы... — Он тебе шуганет из автомата, — отвечает наш командир.— Это не гражданская война. Но нас все-таки поднимают в контратаку. Перебегая от дерева к дереву, партизаны в пальто, телогрейках, брезентовых куртках, подпоясанных ремнями, идут в контратаку, стреляя на ходу. Рвутся гранаты, автоматные очереди противника становятся все злее, но он не принимает боя, откатывается назад. На помощь белофиннам приходят их минометчики. В нашей цепи начинают рваться мины. Одна из них взрывает снег и землю шагах в пяти от меня. Кровь заливает мне лицо, правая рука как- то подозрительно немеет. Я падаю. Ко мне подбегает Гаврилов и что-то кричит. Оказалось, он звал Шуру. ...Потом надо мной качались ветви сосен, под полозьями санитарных саней скрипел снег, испуганно храпела лошадь. В медсанбате стрелковой дивизии я встретил партизан из своего отряда. Отряд два дня удерживал занятый рубеж обороны. И пока в нем были люди, способные держать оружие, он не отдавал врагу свою родную карельскую землю, мерзлую, бурую, каменистую, политую нашим солдатским потом и кровью. Источник: (1990) За родную Карелию. Партизаны и подпольщики Воспоминания, документы - Стр.31-35