Воспоминания Могилевой — Карантин в 7-м лагере. 

Гражданские

Страна: СССР, Карелия Карантин в «7-м лагере.» Начиная с 26 мая 1943г. и по начало июня в лагере №6 были доставлены три партии людей из Заонежского р-на. В составе 1-й партии прибыли и мы я и жена, Всех их, в том числе и нас, поместили в 9-ти домах, отделенных колючей проволокой не только от внешнего мира, но и от остальной /основной/ части лагеря №6. Все дома двухэтажные, кроме одного. Расселено в них было около 800 человек, только вновь прибывшие. Эта часть первоначально называлась «лагерь №7». Затем это название было заменено названием «шунгское отделение», но на перекличке его продолжали называть «седьмой лагерь» до конца финских существования финских контракционных лагерей в Карелии, т.е. до изгнания финнов. «7-й лагерь» находился в карантине с момента его учреждения до 8 или 9 го сентября 1943 г. Выходить из него в 6-й лагерь могли только старосты домов за продуктами и вообще по делам дома и больные в больницу по справкам доктора. Вначале даже не давали разговаривать через проволоку с заключенными из 6-го лагеря. Судя по словам и делам санитарного начальства, единственная цель карантина – борьба со вшами. Первоначально она сводилась к следующему: 1/ Каждое утро заставляли выносить из дома на воздух постели одежду, раскладывать ее на земь и держать ее там до вечера. 2/ По очереди каждый барак гоняли в баню. Одновременно вещи / постели, одежду возили в жарилку. 3/ Остригли поголовно всех, несмотря на мольбы и слезы. 4/ Ежедневно у всех искали вшей, для чего заставляли раздеваться. Производилось все это и грубо и глупо; а именно: 1/ Вынесенные из дома вещи за недостатком места большинству приходилось класть там, где ходят и ездят. Они пачкались и не дезенфецировались, а набирались всякой инфекции. 2/ Вещи, направлялись в «жарилку» сваливали на грязную телегу в одну кучу и одежду и половики и вшивые и принадлежащие чистоплотным людям. Прошедшие через «жарилку» опять валили в кучу прямо на землю. На них сидят и валялись солдаты и прислуга бань и жарилки, в них копошились пришедшие за своими имуществом лагерники, разыскивая каждый свое, т.к. назад вещей не привозили. В баню загоняли вместе с мужчинами и женщин, где выдерживали около час при температуре 70-80 градусов С. бани были маленькие, переносные, из фанерных и бумажных щитов. В них было так тесно, что люди мазали друг друга телами и грязная вода моющихся стекала на других. 3/ Стрижка волос было настоящее, большое горе для девушек и для женщин. Они плакали, прятались, но спасти волосы почти никому не удалось, Стригли совершенно не считаясь с тем нужно это или не нужно, есть ли у человека вши или нет. 4/ При ежедневном искании вшей, обычно производимом специально назначенными для этого русскими женщинами, иногда для контроля последних заставляли раздеваться при финских солдатах и мужчин и женщин и стоять голыми пока солдат не осмотрит белье и голову. Но победить вшей финнам не удавалось. Поэтому в июле репрессии были усилены. Выносить ежедневно на улицу заставляли все абсолютно. В комнате оставались голые стены. Сундуки и другие хранилища /уже вынесенные/ требовалось раскрывать и все их содержимое вынимать и раскладывать вокруг. Человек, не знающий в чем дело, мог подумать, что это не концентрационный лагерь, а ярмарка. Если начинался дождь, то ярмарка превращалась в муравейник, который расковыряли палкой. Люди, как муравьи, бегали взад и вперед, спасая свое имущество. С окончанием дождя ярмарка открывалась вновь. И так нередко несколько раз в день. В «жарилку» начали возить тоже все, кроме дерева, металла и кожи. Много попортили меховых вещей, много растеряли, уничтожили, разокрали, повредили из того что люди бережно хранили в сундуках годами, как свое скромное богатство или память. Может быть объективная ценность этих вещей и невелика, но их владельцам они дороги. Ежедневное таскание вещей из дома и обратно было настоящей пыткой для населения карантинного лагеря, тем более, что значительная часть его состояла из стариков и детей в результате смертность среди стариков была очень высока. Возка же вещей в жарилку воспринималось как настоящее бедствие. «Банного» дня ждали с трепетом. Потихоньку переносили более ценное и портативное в другие бараки, до которых очередь еще не дошла; прятали на чердаках, в дровах и т.п. местах. Утром банного дня появлялись один или два солдата, иногда во главе с сержантом. С криками и бранью обрушивались на тех, кто не успел вынести для погрузки на телегу свое добро. Если на дверях или сундуках оказывался замок, его взламывали. Как ищейки рыскали стремясь обнаружить спрятанные вещи на чердаках и кругом дома.. Карантийный режим был настолько тяжел, что когда утром 9-го сентября 1943г. внезапно сняли проволоку, отделявшую 7-й лагерь ходили счастливые и торжественные в большей степени, чем если бы они из обыкновенного финского концентрационного лагеря были выпущены на свободу. За исполнение вышеупомянутых санитарных требований следила «лотта» - особа неопределенного возраста, длинная, тощая, с костлявым злым лицом. Если ее одеть в саван и дать в руки косу, она может служить моделью для художника пишущего картину «смерть» лучшей натурщицы ей не найти. Ей подчинялись все санитарные солдаты, бани и жарилки во всем лагере №6, включая и 7-й лагерь. Появилась она в июле или августе 1943 г. и оставалась до конца. Она ходила с красным крестом на одной рук и с палкой в другой. Потом от палки она отказалась, но все равно осталась для всего лагеря предметом страха и ненависти. К сожалению фамилия ее для меня осталась неизвестной. Говорят что она вышла замуж за начальника тюрьмы в Петрозаводске, финского лейтенанта. Мощная комбинация. Ее правой рукой был солдат, которого лагерные женщины прозвали «бычьи глаза» за форму, размер и выражение глаз. В противоположность своей начальнице, это был степенный, солидный, энергичный человек, но неуклюжий в отношении исполнения требования о таскании вещей в жарилку. Остальные солдаты часто менялись. Большинство из них относилось к своим обязанностям лениво, что смягчало тяжесть санитарного режима. Были же и такие, которые с опасностью для себя делали разного рода поблажки. Что касается самого режима, то со снятием карантина в 7-м лагере в последнем установлен был тот же, который существовал во всем лагере №6 /хотя не сразу/ он совпал с тем, который описан выше, но со следующими изменениями: 1/ Вынос вещей один раз в неделю в последнее время дела ограничивались выносом только постелей. 2/ Баня не фанерная а постройка постоянного типа. Мужчины и женщины в разное время. Парили при температуре 70-80 градусов только 20 минут и в особом отделении, после чего выпускали мыться. 3/ «Жарилка» свирепствовала по прежнему, но не обязательный каждый банный день. С конца марта или апреля – только раз в месяц. Следует отметить, что даже больных гоняли в баню до начала этого года /приблизительно/. Тех кто не мог итти, возили на грязных рабочих телегах, а зимой на ручных саночках. Некоторые характерные случаи. Уничтожение. Днем 24 января с.г. в бараке, где я жил тогда, раздались плачь, вопли, шум. Оказалось, что пришел рассыльный «Шурка» /Александр Бельков/ и с ним финский солдат. Солдат отрубил головы обеим курам одинокой старухи Ярициной. Никакие уговоры и мольбы не подействовали солдат работал, как гильотина, ссылаясь на приказание начальства лагеря подполковника Шильде. Солдат – гильотина со своим спутником обезглавил всех кур в лагере. Понятна была эта мера, как массовая репрессия за то, что были обнаружены два случая самогоноварения в нашем лагере тем же Шильдтом в ночь с 22 на 23 января. За это уже было наложено наказание на людей – рабочие были лишены дополнительного пайка две недели. Очевидно гнев финского подполковника этим не был утолен и он обратил его на кур. Ночь на 28 января. В первом часу ночи барак был разбужен группой солдат во главе с капралом Сергеевым. Они кричали, стучали прикладами, шумели, как опереточные бандиты. Перепуганных до полусмерти жильцов, в подавляющем большинстве женщины и дети были выгнаны на улицу перед бараком. Детей до 10 лет велели оставить в комнатах, комнаты не запирать. Можно было думать что готовиться ими «Варфоломеевская ночь» или «избиение младенцев». Матери прощались с детьми навсегда. Некоторые захватили с собой необходимые мелочи, надеясь что может быть дело ограничиться тем только, что угонят куда-нибудь в другое место. Когда всех согнали перед бараком, Сергеев объявил на русском языке, что все живущие в бараке должны следить за тем, чтобы дети не уходили в город, а так же напомнил о светомаскировке и самогонке. Приказом он добавил, что по распоряжению Шильдта, так будем издеваться над Вами каждую ночь. Однако это обещание не было исполнено. Интересно, что самогонщики, за вину которых пострадал весь лагерь, включая кур, были по суду наказаны штрафом в 100 марок. На лесозаготовках в Вилге был солдат Титола, который заведовал конюшней. Он применял такое наказание: заставлял человека ходить от лошади к лошади, кланяться ей и каяться в своей вине, просить прощения и целовать под хвостом. Это известно мне со слов очевидца Ивана Петровича Юдина. Петр Павлович Коневалов рассказал, что когда он был на лесозаготовках в Кутижме в числе партии лагерников на смену работавших там военнопленных, он слышал от последних, как о бесспорном факте, что там был застрелен военнопленный инженер при следующих обстоятельствах: его заставляли работать в лесу, он бежал. Запись учителя – Могилева. Источник: Архив КарНЦ РАН. Ф-1. Оп. 37 Ед.Хр. 822 Л. 90 Проект "Места принудительного содержания населения в Карелии в 1941-1944 гг."