Воспоминания К.А. Пентеляйнен — Что творилось, трудно рассказать. Тут и коровы бегали, овцы, куры. Финны всё отбирали.

Гражданские

Дата: 29 июля 1946 г. Страна: СССР, Карелия Пентеляйнен Клавдия Андреевна 1916 год рожд. До войны и в настоящее время – мастер Кузарандского маслозавода. Русская. Беспартийная. Дер. Шилово, Кузарандского с/c, Заонежского р-на, К-ФССР. В декабре 1941 года с Кузаранды (с побережья Онежского озера) мы были эвакуированы в деревню Царево [Предположительно: «Типицского»] с/c. Нас, 11 семей расположили совместно с хозяевами Степаном Терентьевичем Царевым в одной избе. Когда мы только приехали, то у хозяев был партизан, пил с ним чай, но сразу же вышел. Однажды вечером (примерно с неделю после нашего приезда) в январе 1942 года к нам в дом пришло около 20 партизан среди них известных нам было 2 человека: Таисия Маркова – из Кузарынды и Бычков Василий с Вырозера. Дверь им (по словам других, то что не знаю) открыла, якобы Симашкова, жена Дмитрия Тимофеевича. Партизаны [Предположительно: «занавесили»] окна и расположились покушать. Мы прислушались. Я думала, что это финны, они приезжали к нам, т.к. у нас жили Омелины мать с дочкой, которые принимали финнов. Ко мне подошла Маркова и села на мою койку, спросила о моей жизни, о своей семье и велела передать своим, что на другой берег добрались благополучно, жива, здорова. Потом подошел к койке командир отряда, она села чай пить. Мною был предложен хлеб, но Таисия отказалась. Часа 1,5-2 пробыли здесь партизаны, провели с нами беседу, рассказали о делах на фронтах, о подвигах Красной армии, уверили нас, что оккупация временная и что мы будем освобождены. Дали нам листовки о расстреле Мухиной и др. Я тоже взяла листовку. Перед уходом партизаны не досчитались 2 человек, нам они предупредили, что когда придут партизаны, вы укажете дорогу – мы идем на [Предположительно: «Ростань»] на Онежское озеро. На рассвете партизаны ушли. После ухода их, меня попросил Царев зачитать вслух листовку о Мухиной. Я её зачитала. Утром Анна Репина, Клавдия Омелина, я и другие пошли на работу в лес ([Предположительно: «наряд был дан финнами с вечера]). По дороге мы встретили оставшихся двух партизан и сказали, куда им итти. Там, в лесу мы нашли еще листовки, читали их и сразу же уничтожали. Во время пребывания партизан в наш дом заходил Симашков Петр Тимофеевич, по уходу их он вновь пришел и завязался у него спор с Огорелкиной (у нее сын Иван ушел с партизанами) и другими. Симашков настаивал, что нужно заявить в штаб о партизанах. Репины Мария и Александра, я и Клавдия Омелина (Омелина была и нашим и вашим) сказали: «не будим предавать своих. Пусть партизаны уйдут». Не взирая ни на что Симашков уехал в [Предположительно: «Типинут»] доложить в штаб о партизанах. Его на Туосельге задержали / как будто Клетин задержал, так говорят/ Предав партизан, Симашков приехал домой. Однако партизаны успели уйти от финнов. На второй день в 7 часов утра, в Царево, кроме районного Великогубского штаба, прибыли все участковые финские штабы и с Кузаранды и с Типинц и с Вырозера, и с Великой Нивы. Приехали прямо в дом Царева Степана Тимофеевича словами переводчика Симала (хорошо не помню фамилии) были: «из этого дома ушел парень Огорелкин?» - С этого дома никакой парень не уходил» - ответила Мария Репнина. Был объявлен обыск с целью найти партизан. Данных 11 семей закрыли в одному комнату. Со мной рядом сидела дочь хозяина Поля Царева, у которой в квартире была листовка. По моей рекомендации она бросила листовку в топящуюся печь, финны даже не успели это заметить. У меня листовка была хорошо спрятана под печкой. Хозяина повели на допрос в док к Симашкову, затем Репиных Андрея и Анну, отца и дочь. Объявлен приказ о выезде из деревни всех, кроме Симашкова и его семьи. Разрешалось взять с собой постели для детей и хлеб на 3 дня, вещей не брать. В деревне [Предположительно: «полный»] хаос. Крик. Плач. Кто мануфактуру вокруг себя крутит, кто что делает, но все плачут. Что творилось, трудно рассказать. Тут и коровы бегали, овцы, куры. Финны всё отбирали. У меня был маленький ребенок, я взяла с собой чемодан и ванну с продуктами, но продукты у меня сразу те отобрали, даже для ребенка ничего не оставили. За мной все время следил один финн. Нам для 3-х семей на 10 человек была дана одна лошадь. Усадив детей на воз, мы шли пешком до Великой губы, здесь нас под одному человек вводили в штаб. Из вещей, кто сумел, что захватить. Всё отбирали, у меня отобрали ценный чемодан с мануфактурой и др; и отобрали даже [Предположительно: «ванночку»]. На второй день утром районным штабом начались допросы. Вызывали всех по отдельности 3-им человек была вызвана Симашкова Евдакия, жена Дмитрия, брата Петра – предателя, четвертым человеком была я. Вызвали. Меня не избивали, а мужчин, говорят, много били. Меня 2 раза допрашивали. Как помню передам допрос: - Находились в данном отряде родные или знакомые вам партизаны? - Родных и знакомых не было - (мы договорились имен не называть) - Был ли Симашковой Евдакии муж в отряде? - Не был - Что делали данные лица в квартире? - Я спала [Не разборчиво], не знаю. - Что говорили партизаны? - О делах на фронтах. - Где муж? - Муж арестован в 1938 году, по 58-ой статье. - Где вы работали при русских? - На маслозаводе. После допроса я была отпущена. Клавдию Омелину вызвали 4-ой, она, очевидно, доказала, что у меня на койке сидели знакомые партизаны. Я на допрос вызвана вторично. Сначала со мной говорил мягче, т.к. у меня финская фамилия, но теперь разговор стал строже. - Как же не было знакомых? А Таисия Маркова? - Да, знакомая. - Находилась ли она в отряде? - Возможно и находилось. Их было много, огонь тусклый. Я не видела. - А кто сидел у вас на койке? - Неизвестно мне. Кто-то сидел, но я не видела кто, все они были в халатах. - Вы имели связь с партизанами выполнявшим их поручения? - Связи никакой не имела. Я дала характеристику, что муж арестован и связи с партизанами не имела, хотя я, когда к нам приходили партизаны, рассказала им всё, что знала о финнах. Как все, на этот раз я была отпущена. Вечером после допросов к нам пришел финн и спросил года рождения Царева Степана Терентьревича, Свирцова Петра, Беззаботной Марины и Пентеляйнен Клавдии. Мы сидели без хлеба, ребенок плакал, но есть было дать нечего. Хотя у меня сумочку отобрали, но у меня сохранились в кармане 3 [Не разборчиво] которые я дала переводчику, чтобы достать ребенку хлеба. Хлеб он долго нёс, потом, наконец, принес; хлеб же, эта буханка оказалась отобранной у Царевых. Буханку эту мы разделили по пополам. К нам явился начальник с бумажкой в руках и зачитал, что Царев, Свирцов, Беззаботная и Пентеляйнен едут в Петрозаводск. Машина подана. Мы сели в машину, разрешалось ехать с семьями, у меня были мама и ребенок. Долго морозили нас финны, сначала повезли по озеру, но снег заставил вернуться обратно в Царево. Потом нас повезли через Шуньгу – Кондопогу в Петрозаводск. Для нас стало понятно, что везут нас в концентрационные лагеря. В дороге мы сильно замерзли. 1 февраля привезли в Петрозаводске нас в 5-ый лагерь (за вокзалом), потом от туда в 6-ой лагерь (на перевалке за веткой). Здесь мы были обрадованы встрече со своими заонежцами из Сенной Губы. Нас всех поместили в одной маленькой комнатке, где были только нары. Хлеба у нас не было ни кусочка /слезы/. Староста [Не разборчиво] выписал на каждого из нас муки на 2 дня, чему были очень рады. Нам на день давали по 250 г = 200г плохих затхлых галет и 50г муки для каши. Ребенок у меня ослабел, плачет ему было 3 года, на его просьбы о пище приходилось кормить наказаниями. Через несколько дней меня повели в штаб на допрос. Вопросы были те же, что и в Великой губе. Ответы тоже. Начальник мне сказал, что счастливы вы тем, что у вас имеется ребенок нашей национальности. Из-за него мы оставляем вас здесь, но только до первого замечания, чтобы вы не имели связи с партизанами, подчинялись начальству, не крали, иначе мы разделим вас от матери и ребенка и применим строгое наказание. Начальник отпустил меня. Этот разговор я передала только родной матери. Расставаться с матерью и ребенком для меня было страшнее всего, поэтому я исполняла все работы, какие могла. Мы носили воду, чистили уборные и др. С 1 мая 1942 года нас стали отправлять в город на работы. Что бы отличить лагерников, нас заставляли ходить босиком. Мы носили красную повязку на правой руке. Дисциплина была очень строгая, за малейшую провинность, например принес кусочек хлеба с города, садили в специальные будки и потом пороли, пороть часто заставляли самих лагерников. К проволоке, который был обтянут весь лагерь, подходить не разрешалось. На моих глазах за это нарушение были расстреляны 3 неизвестных девушки. Если из дому кто-нибудь убегал в город, быть то хоть ребенок, весь дом на 3-4 дня лишали [Предположительно: «нормы]. Люди страшно слабели, и многие умирали от голода. Лагерники сами и ходили хоронить в Пески на кладбище. Были дни в июне 1942 года, когда мы насчитывали по 40 покойников на день. 29 июня от голода умерла моя мама. На работе в городе мы таскали кирпичи финским печникам, [Не разборчиво], выполняли разные работы, возили бревна и др. Работали мы от какой-то строй конторы. 2-го августа 1942 года нас 25 семей из 6-го лагеря стройконтора выхлопотала в город на работы. Там я работала до 1944 г. примерно до мая, пока стройконтора не уехала в Финляндию. После отъезда стройконторы меня перевели в прачечную, где я работала до освобождения Петрозаводска Красной армией. 1 августа 1944 года я приехала сюда в Кузаранду, где и работаю сейчас на маслозаводе. Записала: Борисова. Источник: Архив КарНЦ РАН. Ф – 1. Оп. 42 Ед.Хр. 179 Проект "Места принудительного содержания населения в Карелии в 1941-1944 гг."