Валентина Петровна Павленина (Савинова)1932 г.р. — Нас, детей, водили под конвоем собирать колоски на поле, заготавливать веник

Гражданские

Страна: Россия, КарелияПериод: Великая Отечественная война (1941-1944) Проснулись мы, оттого что в окна избы кто-то стал светить фонариком. Мама выглянула украдкой из-за косяка окна: у дома стояли несколько финских солдат на лыжах, облаченные в белые маскхалаты. До утра в дом не входили. Наутро в двери каждого дома стали барабанить и созывать всех на собрание около клуба, где и объявили распорядок жизни. Отныне после восьми вечера никто не имел права появляться на улице. В первые же дни скот приказали сдать, зерно и картофель тоже. Шарили по избам, заглядывали в подпол и на сарай, под печи. И если у кого-нибудь находили припрятанное зерно, били резиновыми палками нещадно. У двоюродной сестры моей мамы тети Дуни Корныльевой, которая жила в Фомогубе на Малой Шильте, зерно нашли в бане. Там ее и избили дубинками: вскоре она умерла. Нас, детей, водили под конвоем собирать колоски на поле, заготавливать веники. В нашей квартире площадью 14 квадратных метров, где мы жили вначале вчетвером — мама, брат, сестра и я, – поселили семьи Калининых и Карпиных, их пригнали из Толвуи. Нас стало 15. Женщины работали на полях по 10-12 часов, а весь урожай финны забирали. Под страхом смерти мама зарыла 2 или 3 мешка зерна под снегом, мы и не знали этого, катались с них, как с горки. Однажды, то ли снег подтаял, то ли мы его протоптали, но мешки оголились. Ребятишки успели предупредить нас, и мама их быстро перепрятала. Но этих мешков хватило ненадолго — нас ведь в много было. А весной совсем голодно стало. Ели траву, какая съедобной была, а летом тайком пробирались за деревню и собирали клевер, что делать было запрещено. Сушили его, перетирали и варили кашу или лепешки: они были черного цвета и очень невкусные. Мою старшую сестру Дусю, которой был 21 год, Марию Силкину, Марию Панфилову и других девушек, угнали в концлагерь под Медгору, где они всю войну работали на лесоповале, строили дорогу на Шайдому. Через некоторое время в комендатуре собрали молодых ребят из семей Падариных, Панфиловых, Федотовых и Пономаревых, которым было лет 15-17, и угнали разгружать баржи в Толвую или в Великую Губу – никто толком и не знал куда, домой никто из них не вернулся. Ходили слухи, что их использовали на строительстве финских оборонительных укреплений, которые были расположены по берегу вокруг всего Заонежского полуострова. В деревнях появились старосты. Они были обязаны следить за порядком в деревне, передавать распоряжения властей, а также следить за передвижениями. У них было право разрешить или запретить жителям выходить в другую деревню. Никто уже не помнит, как звали фоймогубского старосту, он был белорусом, видимо приехавшим в Заонежье еще перед войной на лесозаготовки. Все звали его Елки-палочки – такие слова он любил приговаривать. По воспоминаниям, он хоть и служил финнам и строго выполнял все их указания, но не слышали, чтобы обижал местных. Бани жителям было приказано прочно заколотить. Солдаты могли ворваться в дом и ночью, разбудив и переполошив малых детей и древних стариков – им везде чудились партизаны. Появились первые заболевания тифом. Финны доставили на погост две машины, все их прозвали душегубками: в одной машине была баня, в другой дезинфицировали одежду. Тех, у кого находили вшей, обривали наголо. Запускали в баню всех вместе – детей, стариков, женщин, молодежь. Баня была такой жаркой, что изможденные люди угорали, некоторые падали в обморок, и их обливали холодной водой. Источник: Интернет-журнал «Лицей», 7 мая 2010 г.