Торопова Евдокия Федоровна — Как началась война, я не помню. Помню, что рыли окопы, убежища.

Гражданские

Дата: 3 января 1991 г. Страна: СССР, Карелия Торопова Евдокия Федоровна родилась в 1921 г. на ст. Пяжиева Сельга Прионежского района КАССР. Накануне Великой Отечественной войны окончила 2 класса общеобразовательной школы. В 1941-1945 гг. находилась в эвакуации на Урале в Свердловской (ныне Екатеринбургской) области. После реэвакуации работала в Пяжиевой Сельге, Надвоицах и других населенных пунктах на разных работах. Прочитала в «Ленинской правде» статью «Эвакуация. Белые пятна истории»* и решила написать вам**, что помню. Когда началась война, мне было 10 лет. Я пошла учиться в 3 класс. Жили мы в Пяжиевой Сельге Прионежского района. Отец мой, Шихин Федор Петрович, и мать, Шихина Елена Дмитриевна, работали в леспромхозе. Отец был инвалид 2-й группы, но работал, потому что не получал пенсии. В основном он делал топорища, точил пилы и топоры лесорубам. Мать - на подсобных работах. Я и сестра жили с родителями, а две сестры постарше жили отдельно. Одна жила в Петрозаводске, работала продавцом в гастрономе у старого вокзала, а старшая сестра жила в Мончегорске [Мурманской области]. Как началась война, я не помню. Помню, что рыли окопы, убежища и отец что-то рассказывал про немцев. В середине сентября пришли в школу. Нам сказали, что идите домой. Приходим, в доме суматоха, все собирают вещи. Мы жили в бараке против станции, шесть семей. И вот шесть семей поместили в один вагон, взяли только самое необходимое. [На станции] стоял целый состав товарных вагонов. Все леспромхозовские и деревенские сразу эвакуировались, а мужчин, которые не были взяты на фронт, оставили на рытье окопов. К вечеру все были уже в вагонах, назначили начальника эшелона, а мы, дети, ходили ломали ветки и маскировали вагоны, потому что бомбили. И вот под вечер над нами пролетел немецкий самолет, а за ним наш, за деревней фашистский упал. Нам, детям, показалось, что недалеко от деревни, и мы побежали посмотреть фашистов. Родители схватились, а детей нет. А вдруг отправят поезд! Они за нами. Конечно, нам попало за эту прогулку. Ночевали в вагонах. Не отправляли, потому что директор с кассиром уехали в Петрозаводск за деньгами, чтобы рассчитать рабочих. А поздно вечером кто-то сказал, что немцы уже на станции Токари. Что тут было! Все волновались, не спали, боялись, что к утру будем в плену. Утром приехал директор и сказал, что заняли Лодейное Поле. На второй день к вечеру нас повезли на Беломорск. Приехали в Петрозаводск. Узнали, сколько будем стоять, и сестра побежала на ул. Мурманскую. У нас там жила сестра у родной тетки. А их уже нет, дом заколоченный, нарвала в огороде репы и пришла. Мы поплакали все, особенно расстроились родители. И так всю войну не знали, где сестра, жива или нет. А после войны, когда встретились, оказалось, что они были в Вологодской области. Тетя с дядей и еще племянница с ребенком уехали на лошади и на корове по шоссейной дороге на Вытегру. А сестра наша пошла пешком с молодежью, десять человек. Сестра рассказывала, когда они шли по берегу Онежского озера, то видели, как бомбили баржи с эвакуированными, люди кричали о помощи, а как им поможешь. Это было жуткое зрелище. Где застанет ночь, там и ночевали. Кругом горе и беда. Теперь о себе. Погоревали мы о сестре, и повезли нас дальше, больше везли ночью, гудков паровозы не давали. Где останавливались, ходили за хлебом и продуктами. Было распоряжение, чтобы эвакуированных снабжать в любом месте. Иногда поезд останавливался, и люди разводили костры, чтобы сварить [еду]. И вдруг гудок, все хватают котелки и бегут. И смешно, и грешно. Светомаскировку нужно было соблюдать. На одной из остановок пошли за продуктами, на этот раз пошла сестра, два человека с вагона, с начальником эшелона. Сказали, что поезд будет стоять 3 часа, а поезд отправили раньше. Опять было реву. Приехали в Вологду, вечером наши догнали, нашли свои вагоны. В Вологде паровозы гудят, как будто в другой мир попали. Итак, нас привезли в Свердловскую область, на ст. Лопатково. Сказали, дальше не поедете. А на станции стоят уже подводы. На санях большие короба с сеном, извозчики в овечьих тулупах, раньше мы не видели такого. Ведь на Урале большие морозы. Поля большие, что не видно края. Стали записывать, кто куда желает. Некоторые пожелали в колхозы. А наш отец пожелал в лесопункт. И вот повезли нас за 15 км от станции. Привезли в деревню Петушки, в лесопункте не было жилья, 4 км от поселка. Поселили нас в крайней избе села. Председатель привел и сказал: «Вот вам постояльцы». А хозяева были только дед с бабой. Сын у них летчиком был на фронте. Дед уходил на ночь, он жег уголь, куда нужен был этот уголь, я, конечно, не знаю. Мать с отцом уходили на работу очень рано, в 5 часов утра, ведь 4 км надо дойти до поселка, а потом в лес до делянки. Вечером кончают работу, в магазине выкупят хлеб, покушают в столовой и опять идут в деревню. Топают, уже темно, да и волков развелось, страшно ходить. Приходилось всю дорогу жечь факелы, а в стороне волки воют. Придут поздно, а утром опять идти. И так они ходили всю зиму, а летом дали нам комнату в поселке. Поселок был небольшой. Столовая, красный уголок, медпункт, магазин. Местные жители все имели коров. Да, я забыла написать, что дедушка с бабушкой были очень добрые люди. Особенно баба Шима, так ее звали в деревне. Она нас жалела. И впоследствии звала нас своими внучатами, несмотря на то, что в деревне у нее были внуки. Угощала нас молоком, шаньгами, картошкой печеной. А матери говорила, чтобы спокойно работала, дети будут сыты. Спали мы у них на полатях, там в каждой избе есть полати. Сначала залезешь на печь, а потом на полати, там очень тепло, а зимой посреди избы стоит чугунная печурка, ее топят для тепла. Баба Шима нарежет картошку ломтиками, всю печурку обложит, напечет, и сидим едим вечером, а она прядет или плетет попоны из лыка, и мы иногда помогали [ей]. Да, в ту зиму мы с сестрой жили хорошо, сыто. И вот летом переехали в поселок. Сперва нас поселили жить к местным жителям. Одна большая комната. Хозяев было трое, жена, муж и старенькая бабушка. И нас 4 человека. В одной половине жили мы, в другой - они. У них тоже были полати, мы спали все на полатях, потому что у них же не было кроватей. Потом поселили еще двух молоденьких девушек, они были из Ленинграда. Они жили недолго. Куда потом уехали, не помню. Вскоре мужа хозяйки взяли в трудармию. Я помню, как он уходил и прощался с нами. А матери своей старенькой упал на колени и поклонился до пола. Она его перекрестила. Эта хозяйка тоже была хорошая. Иногда тоже угощает, мы не брали, хотя и были голодными, пока мать не скажет «возьмите», так уж мы были воспитаны, чужого не брать. Потом нам дали комнату. Хлеба нам давали, как эвакуированным, по 200 г, а рабочим по 400 г. А продукты, так в столовой что-то, суп какой-то. Вот вторую зиму голодали, пока были какие вещи, обменивали в деревнях на картошку и муку. А весной переходили, как говорили в шутку, «на подножный корм». Ходили в лес, разную траву собирали на лугах щавель, дикий чеснок, медуницу, липовый лист, крапиву, еще выкапывали из земли так называемые саранки - в виде чеснока, такие желтые, накопаешь, сваришь, вкус картошки, и ели. Теперь удивляюсь, как не отравились, какой травы только не ели. А случался выходной у мамы, ходили колоски собирать на поля. Так км за 7, насобираешь, это был праздник. Первую зиму я не училась. Сестра пошла работать в подсобное хозяйство за 3 км от поселка. А я осенью пошла учиться в 3 класс. В поселке открыли школу начальную. Заняли красный уголок. Учительница приехала тоже эвакуированная из Ленинграда, Сухорукова (имя и отчество забыла). И учила она одна все 4 класса, учеников было мало. Со мной в 3 классе было еще 2 мальчика и девочка, карелы, тоже эвакуированные из Карелии, по-моему из Пряжинского района, из деревни, которая в Новых Песках. После войны я узнала, что один из них работал там председателем колхоза. Учительница была хорошая, очень хорошо объясняла урок, придумывала разные пособия, чтобы было понятно. Дома оставалось только повторить. В роно ходила за 30 км до г. Ирбита пешком за тетрадями, книгами и несла все на себе. Мы нужды не знали в тетрадях и книгах. Она понимала, что ученики ходят голодные, особенно мы, эвакуированные. У местных были коровы. Весной она организовала, и мы выкопали огород на окраине поселка. Посадили капусту, огурцы, репу, брюкву, свеклу, в общем, все овощи. Сами ухаживали, конечно, под руководством нашей учительницы. Ходили вместе на подсобное хозяйство работать на прополку овощей. Нам там давали еще 200 г хлеба и обедом кормили. Учительница говорила, что хорошей учебой и работой в подсобном хозяйстве мы помогаем громить врага. И приближаем день Победы. Итак лето работали, а зимой я уже в 4 класс пошла. И вот на всех своих выращенных овощах наша тетя Даша, уборщица, вварила нам обед один раз в день. Приходили в школу, сначала обедали, потом учились. А на Новый год нам учительница устроила настоящий праздник. Я его не забываю никогда, на всю жизнь запомнился. Сходила опять в роно в г. Ирбит. Принесла немного игрушек елочных, остальные сами сделали. Выхлопотала муки на подсобном хозяйстве. Напекли пирожков с капустой, сварили кисель из сахарной свеклы, натушили капусты. И вот мы в Новый год плясали, пели, играли, а потом было угощение. Да, еще чуть не забыла. У меня не было платья надеть. Так вот учительница дала маме свой халат красивый, и мама сшила мне платье. Сколько было радости. Мы встречали так 1943 год. Я думаю сейчас, что нашей учительнице не грех бы поставить памятник. Ведь может она нас, детей, спасала от голода. Своей добротой, трудолюбием и любовью к детям. А зима 1943 года была самая трудная и голодная, были случаи, родители умирали, а дети оставались. У нас мама тоже была плохая, вся была опухшая, наверно, была цинга. Но до весны дотянула. Весной опять пошли собирать травку. В 1944 году окончила 4 класса, а дальше не пришлось. Семилетняя школа была далеко. А у нас не было ни обуви, ни денег. Сестра работала с 12 лет. И вот настал радостный день. Освободили Карелию. Эвакуированным разрешили ехать домой. Мать говорила, хотя будем жить в землянке, все равно поедем в свою Карелию. И вот когда собрались домой, эшелон формировали в г. Ирбите [для тех], кто был из Карелии. Мы все 30 км шли пешком, благо не было вещей и Погода была теплая, солнечная. Начальство не позаботилось, чтобы отвезти на лошадях. В Ирбите нам выдали карточки продуктовые, отоварили на месяц. И обратно ехали в товарных теплушках, только ехали уже весной. 8 мая. День Победы, мы были в Свердловске. Рано утром услышали шум. Открываем двери, говорят, война кончилась. Что тут было! Все вышли из вагонов, радость, слезы и смех. Появилась откуда-то гармонь, кто пляшет, кто поет, кто-то угощает табачком - закуривайте, угощаю. Такой наш народ, это не передать, все это надо было видеть. Приехали в родную свою Пяжиеву Сельгу, всюду еще видны следы войны. Родители были уже старые, здоровье подорвано. Приехала старшая сестра, она нас разыскивала. Работала она в Надвоицком леспромхозе мастером леса, забрала меня с собой. А мать потом отправили за лошадями от леспромхоза, то ли в Германию, то ли в Латвию, уже не помню. Когда гнали лошадей, тоже горя хлебнули. И после войны еще в жизни было много неурядиц. Если все писать, то получится целая книга. Но дальше вам не интересно, да и я не уверена, что моя писанина будет вам полезна. Ведь в книгах все пишут про начальство, великих да знатных людей, а мы простые смертные. Извините, что плохо написала, может много ошибок. Да, вот что забыла написать. В нашей жизни трудностей было [много], иногда было безвыходное положение. И вдруг находятся добрые люди и помогут. Вообще на моем жизненном пути очень много было хороших людей, поэтому мы пережили это тяжелое время. Как гласит русская пословица: «Мир не без добрых людей». * Имеется в виду статья в республиканской газете «Ленинская правда» «Эвакуация» от 19 апреля 1990 г. ** Письмо пришло из г. Сортавалы и адресовано сектору истории Института ЯЛИ Карельского филиала АН СССР. Источник: АКНЦ РАН. Подлинник рукописный. (2015) Эвакуированная Карелия: Жители республики об эвакуации в годы Великой Отечественной войны. 1941-1945 - Стр.473-478