Т.А. Чижевского. (Начальник контрразведывательного подразделения особого отдела 14-й армии). Разведчик — Полярная звезда.

Участники

Страна: СССРПериод: Великая Отечественная война (1941-1944) В мае 1942 года, в полночь, нас, группу офицеров контрразведывательного подразделения Особого отдела 14-й армии, вызвал к себе начальник отдела полковник Н. И. Клочев. — Я только что с заседания военного совета. Командарм генерал- лейтенант Щербаков, подводя итоги боев с фашистскими захватчиками на рубеже реки Западная Лица, отметил важное значение сведений, полученных нами, армейскими контрразведчиками, от разоблаченных в начале года агентов абвера Алексеева, задержанного со шпионским радиопередатчиком, а также Коршунова, Воронова и Прудько, обучавшихся в Рованиемской разведшколе. Эти ценные сведения, наряду с другой информацией, позволили командованию армии правильно тактически и оперативно спланировать наступательную операцию, определить ее сроки. А еще более важно, как отметил командарм, что собранные шпионами сведения, благодаря нашей оперативности, не попали к противнику. Однако, — продолжал полковник, — руководством и оперативным составом контрразведывателыюго подразделения не решена важная задача по внедрению советских разведчиков в органы вражеской разведки и особенно в школу абвера в городе Рованиеми, которая усиленно готовит шпионов, диверсантов и террористов для заброски в расположение частей и на коммуникации 14-й армии и всего Карельского фронта. Мы хорошо знаем о деятельности шпионско-диверсионной школы в Рованиеми, ее руководстве, об установленных там порядках, системе подбора и вербовки агентуры, методике подготовки вражеских лазутчиков на сторону наших войск и легендах, разрабатываемых абверовцами для своих агентов. Все это дает нам возможность с большой уверенностью и оперативностью, чем до сих пор, вести работу по подбору, подготовке и направлению наших разведчиков в тыл врага с задачей внедрения в школу абвера ... ... Первым, с кем я решил обстоятельно побеседовать, был связист лейтенант О. В. Сожинский. Когда он вошел, я с удовольствием отметил его внешнюю подтянутость, опрятность и честный открытый взгляд. Роста он был невысокого, но его спортивная фигура красноречиво говорила о выносливости, натренированности. В действующую армию его призвали на третий день войны в Смоленске. На Западном фронте принимал участие в оборонительных и наступательных боях в составе стрелковых подразделений. В октябре-ноябре 1941 года дивизия, в которой он служил, понесла значительные потери, и он, до войны окончивший радиотехникум, был назначен командиром взвода связи с присвоением офицерского звания. Дважды ему довелось участвовать в разведывательных поисках. И если первый из них был успешным — добыли «языка», немецкого фельдфебеля, и уничтожили в перестрелке трех гитлеровцев, то второй был неудачным, с потерями. Я попросил рассказать о себе, родных, близких. По рассказу, жизнь его оказалась не такой уж безоблачной и безмятежной. К своим годам — а ему и было чуть за тридцать — он хлебнул и беды и горя. Родился Сожинский в 1911 году в семье железнодорожника-связиста неподалеку от Днепропетровска. В семилетием возрасте остался без матери. Отец был активным участником гражданской войны на Украине, воевал против Петлюры, дважды был тяжело ранен. Сын очень уважал отца и гордился им. В 1935 году, после окончания Харьковского радиотехникума, был призван в Красную Армию. Служил командиром взвода в роте связи. На одном из молодежных вечеров в гарнизонном Доме Красной Армии познакомился с девушкой по имени Надежда, работавшей медсестрой в городской больнице. Ее мать работала в этой же больнице врачом, а отец, Рихард Фридрихович, немец по национальности, считался одним из лучших в городе мастером по клавишным музыкальным инструментам. Надя была начитанной девушкой, владела немецким языком. Они подружились. Вскоре он представил невесту своему отцу. Отец остался доволен выбором сына... Родившуюся дочку назвали Верой, в память о матери Олега, и это обстоятельство очень тронуло отца, который всерьез подумывал переехать на постоянное жительство в Саратов, где служил сын. Неожиданная беда круто изменила все планы. Арестовали отца Нади; Сожинского за «потерю бдительности» уволили из армии. Пришлось с женой и маленькой дочкой уехать в Днепропетровск, а оттуда в Смоленск. Олег работал мастером в ателье по ремонту радиоаппаратуры, а Надежда — медсестрой в поликлинике для железнодорожников. Жизнь понемногу налаживалась. Дома царил покой, взаимное уважение, дочка подрастала и радовала родителей. Но грянула война. В военкомате Сожинскому объявили о присвоении сержантского звания, и в должности командира отделения войск связи он был направлен в действующую армию. — Остальное вам известно, товарищ капитан, — закончил Рожинский свой рассказ. Сожинский производил впечатление умного, взвешенного и беспредельно энергичного и преданного Родине человека. Это было главным в решении вопроса о его работе в качестве разведчика в стане врага. Встретившись с Сожинским вновь, я сообщил ему, что военная контрразведка хотела бы предложить ему борьбу с врагом на особом участке. Имелась в виду его подготовка для проникновения в разведку врага, вероятнее всего — в школу абвера в Рованиеми. Я не скрывал, что борьба эта сложная, с большим риском для жизни. — Если вы мне доверяете, буду стараться, — ответил он твердо и убедительно. — Не подведу. И началась напряженная учеба. Большая часть наших занятий была посвящена вопросам специальным: отработка всех возможных вариантов и деталей его проникновения в стан врага, разработка линии поведения при первом и последующих допросах в фашистской разведке, особенно в ходе возможного склонения его к сотрудничеству. Обращалось внимание на то, что к нему будут подсылать провокаторов. Поэтому надо постоянно контролировать свое поведение, на вопросы отвечать обдуманно, показаний своих не менять. Гитлеровцы могут пытаться получить от него признание в принадлежности к советской разведке, применяя при этом пытки, вплоть до инсценировки расстрела. — Все это я осознаю, — отвечал Сожинский, — и готов выдержать. Большое внимание было уделено тренировке зрительной памяти, умению сконцентрировать внимание на характерных приметах человека и запомнить их так, чтобы впоследствии можно было подробно восстановить, соблюдая при этом максимальную точность описания. Особо тщательно отрабатывались инициативные действия разведчика по изысканию способа передачи на нашу сторону информации о себе, линия поведения по изучению однокурсников в шпионско- диверсионной школе с целью склонения их в случае выброски на нашу территорию к явке с повинной. И вот наступил ответственный момент — в соответствии с детально разработанным планом разведчик должен был перейти к фашистам в завязавшемся бое за безымянную сопку. По согласованию с командующим армией было решено воспользоваться запланированной ограниченной войсковой операцией — разведкой боем силами батальона на правом фланге 10-й гвардейской стрелковой дивизии. Оказавшись в немецком плену, Сожинский на допросах должен был сообщить гитлеровцам такие сведения, которые могли бы их заинтересовать и свидетельствовали бы об его «искренности». В частности, он мог упомянуть о том, что по прибытии в батальон за два дня до начала наступательной операции он лично видел обустройство на этом участке фронта новой четырехствольной артиллерийской батареи. А чтобы эти сведения при проверке противником нашли подтверждение, по нашей просьбе командование 10-й гвардейской стрелковой дивизии действительно временно передислоцировало с другого участка фронта такую артбатарею, с тем чтобы возвратить ее после боевого использования для обработки переднего края полосы запланированных боев на прежнее место. Целых полгода — более 150 дней и ночей — от Сожинского не было никаких сведений. Но вот 30 ноября 1942 года на левом фланге фронтовой полосы мурманского направления в районе, где не было сплошной линии фронта, к командиру роты 5-й Отдельной лыжной бригады явился старший лейтенант, назвавшийся Слесаренко Петром Андреевичем. Он рассказал, что возвращается из глубокой разведки, и просил отправить его в Особый отдел 14-й армии. На следующий день он был уже в Мурманске. В Особом отделе Слесаренко рассказал, что он — советский разведчик, направленный в тыл врага капитаном Чижевским, что Слесаренко — это псевдоним, данный ему в школе абвера перед отправкой на задание. Я же в этот период работал в Особом отделе Карельского фронта. По приказу командования я вылетел из Беломорска в Мурманск, так как знал, что встречусь с разведчиком Сожинеким. Встреча была трогательной. Мы крепко обнялись. Олегуспел привести себя в порядок, но был исхудавшим и бледным. На мой вопрос о здоровье тихо сказал: — Было тяжело, иногда даже очень. Но я счастлив, потому что задание выполнил. И как радостно находиться среди своих, — добавил он тихо, и голос его дрогнул. ...Во время боя Олег помогал обеспечивать проводную связь с подразделениями батальона. Наступление на сопку развивалось успешно, наши передовые подразделения уже овладели вершиной сопки и теснили гитлеровцев с ее западного скалистого склона. И вдруг... разрыв мины — толи заложенной в полосе наступления, толи из неприятельского миномета. Очнулся Олег на нарах в бараке для больных лагеря военнопленных. Как потом выяснилось, он располагался недалеко от Петсамо. Нестерпимо болели раны. Сосед по нарам, назвавшийся Сергеем, сказал, что уже никто не ожидал, что он очнется после четырех дней пребывания в беспамятстве, и что в барак дважды приходил немецкий офицер с переводчиком, забрал находившиеся при нем документы и махнул на него рукой, как на безнадежного для допроса. Ни лекарств, ни бинтов в лагере не было. Фельдшер Дмитрий часто подходил к нему и успокаивал: «Поблагодари Бога, что остался жив. На волоске от смерти был. Соберись весь в комок, борись за жизнь — и выживешь». После месячного пребывания в лагере Олег немного окреп, раны стали заживать. В группе других военнопленных его перевели в офицерский лагерь, находившийся на окраине финского города Оулу. Около трех месяцев находился там. Вспоминая наставления контрразведчиков, он не терял надежды как-то обратить на себя внимание немецких офицеров. Используя иногда ту или иную ситуацию, вспоминал в разговорах с пленными о жене и дочери, упоминал и отца жены, оказавшегося в заключении, намекал на свои переживания, связанные с увольнением из армии. Особенно хотелось ему внимания со стороны некоего Демидова, который называл себя «потомком екатерининских мастеровых Демидовых» и, как замечал Олег, пользовался особым расположением старшины барака. Как-то поздно вечером в барак зашел эсэсовец и приказал Олегу следовать за ним. Привел его в кабинет коменданта, где находились еще долговязый офицер в звании обер-лейтенанта и какой-то пожилой мужчина, поздоровавшийся с Олегом по-украински. Разговор начал обер-лейтенант. Через переводчика он спросил, давно ли Олег находится в этом лагере, а затем поинтересовался, имеет ли он родных в России. Олег ответил, что отец живет в Днепропетровске, брат отца — в Смоленске, а жена с дочерью и мать жены — в Саратове. — Это мы знаем, — сказал обер-лейтенант. — Скажите, почему вы скрыли от нас, что вы есть пострадавший от Советов? — Я ничего не скрывал. Был ли я на службе в армии, меня никто не спрашивал. Да и прошло уже пять лет, как меня уволили из армии. — Это не имеет значения. И потом, почему вы кое о чем умолчали? А мы знаем все. Отца вашей жены большевики сослали в Сибирь только за то, что он немец. Разве нам это безразлично? Или он был плохой человек? — Нет, — ответил Олег, — для меня он был хорошим человеком, примерным семьянином, он любил свою дочь и нашу дочурку. Затем обер-лейтенант спросил об отце, дяде и кем они работали, кем он сам работал и сколько получал денег, какую радиоаппаратуру умеет ремонтировать, насколько знаком с радиопередатчиками, приходилось ли ему работать на них. Прошла еще неделя. Никакого интереса к нему никто не проявлял, о нем будто забыли. Оставалось только одно — ждать. Однажды старший по бараку сказал Олегу, что сегодня он освобождается от работы. Через два часа его повели в домик начальника лагеря. Обер-лейтенант кивнул головой на стул. Посмотрев на робко усевшегося Олега, сказал: — Ну что ж, Сожинский, мы проверили кое-что из ваших рассказов о себе. Наш генерал Шенкендорф подтвердил, что вы слыли там неплохим радиомехаником. Ваш дядька Иван при бомбежках куда-то исчез из города, нет и нашего отца в Днепропетровске. А теперь расскажите: как случилось, что вы были в армии под Москвой, а оказались под Мурманском? — Господин обер-лейтенант, на Западном фронте я был связистом в 20-й армии. Под Ржевом был тяжело ранен, лечился в госпитале недалеко от Свердловска. В числе примерно трехсот солдат и офицеров после излечения меня посадили в товарный поезд и повезли на фронт. Думал, что опять попаду в свою часть. Но поезд наш пошел на Вологду, а затем в Мурманск. В пути одна из ран у меняя снова открылась, и я долечивался уже в Мурманске. А потом опять бой и снова не повезло: получил тяжелое ранение, оказался в плену. — Медсестру Раису Петровну в мурманском госпитале помните? — Раису Петровну помню. Только она была не медсестрой, а врачом-хирургом. И даже очень хорошим врачом. Она дважды меня осматривала и назначала курс лечения. — Так, так. И что же вы думаете делать дальше? Оставаться в лагере? Олег возразил, сказав, что прозябанию в лагере предпочитает любую работу, тем более что имеет и теоретические навыки и опыт работы по радиоделу. — Ваша готовность быть полезным Великой Германии меня радует, — сказал обер-лейтенант. — Подпишите это обязательство, а потом мы решим, как вас использовать. Олег подписал обязательство на немецком и русском языках о добровольном согласии выполнять все приказы немецкой военной разведки. Он получил другую фамилию — Днепровский — и был отправлен на учебу в специальную шпионско-диверсионную школу, располагавшуюся на окраине города Рованиеми (северная Финляндия). — В школе мы научим вас всему, что должен знать и уметь разведчик, — сказал капитан Райло, к которому был вызван Олег сразу же по приезду: — безошибочному переходу через линию фронта, парашютному делу, технике шифрованной радиосвязи, меткой стрельбе, методам сбора сведений. В тот же день помощник коменданта школы сфотографировал его, взял отпечатки пальцев, заполнил карточку с описанием примет. Гитлеровец приказал Олегу раздеться, и вместе с врачом они произвели тщательный осмотр и описание следов ранений, полученных Сожинским на фронте. В свой домик он возвратился уже переодетым в курсантское обмундирование. Началась напряженная учеба, по 9—10 часов в сутки. Преподавателями были немецкие и финские офицеры и двое русских, повидимому, из белогвардейцев. Курсантам читали лекции, проводились практические занятия по шпионско-диверсионным приемам. Особенно тщательно изучались способы добывания сведений и документов, совершения диверсий и террористических актов. При этом подчеркивалось, что рейх получит большую пользу от физического уничтожения видных советских военачальников. Большое внимание уделялось физической закалке курсантов, овладению техникой прыжков с парашютом, ориентированию на местности, хождению по компасу, обращению со взрывчатыми веществами, приемам проникновения на охраняемые объекты, а также сверхметкой стрельбе из пистолетов разных систем. Одновременно велась профашистская обработка курсантов — о триумфальных победах немецкой армии и близком разгроме советских войск ежедневно говорилось на занятиях. Сожинский старался внимательно слушать преподавателей и инструкторов. Но он ни на минуту не забывал о поставленной перед ним задаче. Он ведь разведчик, и ему нужно вникать во все подробно, чтобы потом восстановить в своей памяти не только методы подготовки шпионов и диверсантов в школе, но и приметы, характерные особенности каждого преподавателя, инструктора и, особенно, каждого курсанта — будущего шпиона и диверсанта. В числе курсантов были и ярые националисты, и антисоветчики, и даже уголовники, вынашивавшие «обиду» на советскую власть. Были и просто приспособленцы, стремившиеся любой ценой, вплоть до измены, сохранить свою жизнь в этой войне. Но были и такие, которые преднамеренно стали агентами абвера: таким путем они надеялись вырваться из плена и возвратиться в армейские или партизанские ряды для продолжения борьбы против ненавистного врага. Когда начались занятия по радиоделу, Райло поручил Олегу оказать практическую помощь в работе на радиопередатчике четырем курсантам. Это давало возможность расширить круг общения. Вскоре Олегу стало известно, что курсанты школы были разбиты на группы: ленинградскую, мурманскую, Кандалакшскую и архангельскую. Такое разделение способствовало лучшей подготовке абверовских агентов к предстоящим действиям в тылу советских войск на определенных направлениях фронта. Подготовка Сожинского заканчивалась. Капитан Райло объявил ему, что на задание он будет направлен один в район Мурманска и станции Кола для сбора сведений о наличии резервных войск и военной техники на мурманском направлении. По карте и фотопланшету аэрофотосъемки были определены районы, в которых ему предстояло побывать. Решено было экипировать его в форму старшего лейтенанта, дать изготовленные в абвере личные документы на имя Слесаренко Петра Андреевича, командировочное предписание, выданное якобы управлением тыла 14-й армии для проверки учета, сбора и организации хранения трофейного оружия и имущества. Полагали, что такое легальное прикрытие создаст агенту спокойные условия для свободного передвижения по армейским тылам фронта. Перед выходом на задание был тщательно отработан маршрут, по которому Днепровскому предстояло перейти в расположение советских войск. Это место — правый фланг мурманского участка фронта — абверовцы считали наиболее подходящим и безопасным для переброски агента, поскольку из-за отсутствия сплошной линии фронта исключалась возможность встречи с боевым охранением. На второй день разведчик, пройдя более одиннадцати часов по сопкам и тундре Заполярья, появился в расположении нашей войсковой части. И, как уже было рассказано, вскоре его встретили контрразведчики Особого отдела 14-й армии. Отважный разведчик О. В. Сожинский принес в советскую контрразведку ценные сведения о деятельности разведывательно-диверсионной школы абвера в Рованиеми, о руководящем составе, преподавателях и инструкторах этого учебного центра вражеской разведки, о приемах и методах их работы. Наибольшую ценность представляли данные о 22-х агентах абвера, подготовленных в школе для совершения шпионских и диверсионных акций в тылу войск Карельского фронта. Эти сведения оказали армейским контрразведчикам большую помощь в своевременном пресечении подрывной деятельности и обезвреживании вражеской агентуры на севере нашей страны. Трудно переоценить важность сообщенных разведчиком вражеских планов о подрыве двух важнейших мостов — железнодорожном и автомобильно-гужевом южнее Мурманска. Командованием армии были приняты меры по усилению их охраны. Источник: (2000) Слава тебе Карельский фронт. Воспоминания ветеранов - Стр.90-97