Шрифт:
Размер шрифта:
Межсимвольный интервал:
Межстрочный интервал:
Цветовая схема:
Изображения:
Старший лейтенант А. Шварц — Боевые уроки.

Старший лейтенант А. Шварц — Боевые уроки.

Участники

Страна: СССР В финскую кампанию мне выпало счастье действовать в качестве командира саперной роты отдельной (ныне ордена Ленина) легкой танковой бригады тов. Лелюшенко. Бойцы этой саперной роты были приучены к осторожности. Между тем в бригаде их всегда называли отважными. И в этом не было противоречия. Осторожность помогает преодолевать препятствия на пути к цели, чтобы в нужный момент проявить решительность и нанести удар. Как правило, танки шли туда, где саперы уже побывали. Саперы шли всегда впереди, расчищая надолбы и завалы, откапывая мины и фугасы. Действуя с блокировочными группами, саперы ползком подбирались к самым дотам и подкладывали под их бетонные стены сотни килограммов взрывчатых веществ. — Моя боевая рота! — так назвал нас командир бригады тов. Лелюшенко. Это звучало для нас как самая высокая похвала. Иногда бойцы и командиры других частей, которые рядом с нами расчищали завалы или взрывали ночью надолбы, спрашивали, почему белофинские пули к нам почти не залетают, в то время как у них все время жужжат над ушами. — А подумайте сами, — отвечал я. — Вы после взрыва так сразу и идете расчищать? — Так и идем. — И покрикиваете, когда что-нибудь не ладится. И закурить иногда захочется? — Бывает. — Как же вы хотите, чтобы в вас не стреляли! Враг слышит взрыв, слышит после этого, как гремят лопаты, да еще крикнет кто-нибудь, да папироса невзначай мелькнет, — как же ему не угадать, где вы!.. Моя рота работала совсем иначе. Производя ночью взрывные работы, саперы закладывали тол в таких количествах, что взрывы были почти не слышны и только разрыхляли землю. И все-таки, мы пережидали некоторое время, прежде чем итти на расчистку. Мы старались не греметь лопатами и перемежали работу длительными паузами, чтобы сбить с толку противника. И уж, конечно, ни разговоров, ни куренья в такой обстановке бойцы себе не разрешали. Если нужно было работать на открытой местности, то мы предварительно ночью устраивали перед этим местом снежный завал и пользовались им, как ширмой. Отрывая окопы, мы забрасывали откинутую землю снегом. По открытой обстреливаемой местности мои саперы передвигались только ползком. Лишь в тех случаях, когда требовалась срочность, они применяли перебежку, но и тогда не забывали об опасности. Упав после короткой перебежки в снег, они сначала отползали в сторону и только потом поднимались для нового броска. Это была далеко не лишняя предосторожность. Случалось, что финские снайперы успевали засечь то место, где падал красноармеец, и поражали его пулей как раз тогда, когда он поднимался. Все это были самые простые и понятные вещи, но именно они часто оказывались решающими. Вот почему финские снайперы были не страшны нашим саперам, как будто саперы были покрыты невидимой броней. Этой броней была элементарная боевая грамотность и осторожность. * * * Саперы шли в первых рядах во время атаки, но иногда им приходилось рисковать и в такой обстановке, которая совсем не походила на боевую. По себе знаю, что это гораздо труднее, чем в пылу ожесточенного боя. Во время войны с белофиннами, особенно в начале кампании, ходило много страшных рассказов о финских минах. Не раз нам приходилось отучать отдельных бойцов от излишнего страха перед ними. При достаточной внимательности мину легко обнаружить. Наши саперы во время одного лишь марша от Муолы до станции Хейниоки обнаружили 123 мины и 11 фугасов. Ни один человек от них не пострадал. Белофинны обычно закладывали мины среди срубленных деревьев, которыми они заваливали дорогу. Расчищая эти завалы, саперы часто находили круглые английские мины (мы их называли «плевательницами»). Бойцы получили специальную письменную инструкцию о том, как надо разряжать эти мины, и хорошо знали их устройство. Но вот однажды, разбирая завал, саперы откопали плоский деревянный ящик. Конечно, это была мина. В ней, судя по объему, было до семи килограммов тола — достаточно грозное количество даже для танка. Заряженную мину нельзя было оставить ни на дороге, ни в лесу: на нее везде могла натолкнуться пехота. К тому же было ясно, что такие ящики будут попадаться и дальше. Надо было изучить устройство этой мины. А как с ней обращаться — никто не знал. Саперы стояли и молча смотрели на меня. Я был их командиром. Я оставил товарищам полевую сумку с картой, положил туда же партбилет и орденскую книжку. Взял мину и отошел с ней в лес, далеко за деревья. На какую-то долю минуты я задумался, прежде чем приступить к своей работе. Был тихий зимний день. Ели неподвижно застыли, доверху запушенные снегом. С дороги, где саперы расчищали завалы, доносился мирный звук пилы. Стояла непривычная тишина, можно было даже забыть, что ты на войне. Ящик, который я держал в руках, походил на опрятную почтовую посылку. Его ребра были сшиты проволочными скобами. Видно было, что это не кустарное производство, а изделие специальной мастерской. В середине крышки была сделана на петлях узкая деревянная планка. Под ней наверно скрывался механизм мины. Эту планку и надо было снять. Пусть никто не говорит, что не знает страха. Я уверен, что у каждого есть это чувство, но есть и другое, которое должно быть сильнее, — чувство долга перед Родиной, чувство ответственности за порученное дело. Я снял петлю и стал осторожно поднимать планку. Под планкой я увидел железный желобок. Через отверстия, сделанные в его бортах, проходила тонкая чека из мягкого железа. Второй желобок входил в первый так, что при нажиме они, как ножницами, разрезали чеку. Устройство было несложное и, разглядев его, я быстро сообразил, где мне искать капсюль. Я не торопился и несколько раз проверил себя, прежде чем взяться разряжать мину. Вывернув капсюль, я бросил мину в снег. Теперь она была не страшна. Ее можно было бросать, давить гусеницами, рубить топором — тол не взорвется. * * * Мины в деревянных коробках стали часто попадаться на нашем пути, когда бригада, прорвав главную линию укреплений, двинулась в рейд на север. Однажды эти мины даже сослужили нам хорошую службу. Перед станцией Хейниоки белофинны преградили нам путь тройным рядом надолб. Это были мощные гранитные глыбы в два-три обхвата. Видимо, они были устроены сравнительно недавно, может быть, уже во время войны. Камень еще не потускнел в разрезе и сверкал зернистыми гранями. Саперная рота получила приказ сегодня же сделать проход через все три линии надолб. Задача была вдвойне тяжелой не только потому, что противник держал надолбы под сильным обстрелом: у нас нехватало тола, а ждать пока его подвезут не было времени. Помогла наша боевая смекалка. Боец саперной роты Ромадин предложил пустить в дело против финских надолб финские же мины, которые мы незадолго до этого обнаруживали и разряжали по пути. Я отправил бойцов подобрать эти мины, а сам пошел вперед к надолбам, где работали саперы стрелкового полка. Минут двадцать я пролежал за бугром, наблюдая за работой красноармейцев и оценивая обстановку. Видно было, что у бойцов нет достаточного опыта. Они взрывали каждую глыбу в отдельности, подолгу возились над расчисткой, над закладкой тола. У них уже были убитые. Раненые отползали в сторону и прятались в придорожной канаве. По надолбам велся сильный огонь. Вдруг я обратил внимание на странный характер обстрела. Очевидно, противник вел его с закрытых позиций, автоматически, проведя заранее тщательную пристрелку. Ураганный огонь длился минуты две, и затем наступала пауза. Я сверил по часам. Пауза каждый раз продолжалась 5 минут. Пока я производил наблюдения, мои саперы собрали и принесли восемь мин в деревянных ящиках. Мы сменили работавших бойцов и принялись за дело. Как только прекратился очередной шквал огня, я засек время по часам, и мы отправились к надолбам. Бойцы подложили ящики сразу под четыре надолбы и тут же бросились назад. В запасе оставалась минута. И как только она кончилась, по линии надолб снова пронесся шквальный огонь. Затем снова наступила передышка. Саперы опять подошли к надолбам и подожгли шнуры. Они уже знали по опыту, что всегда лучше взрывать несколько надолб одновременно, чем порознь, — «соседние» взрывы как бы помогают один другому. Поэтому саперы заранее разрезали шнуры на равные части и поджигали их по сигналу. Так было и на этот раз. Едва кончилась вторая пауза, как снова началась стрельба и тут же раздался мощный взрыв. Надолбы взлетели на воздух так удачно, что когда, дождавшись третьей передышки, мы подползли к ним, то увидели, что не нужно никакой расчистки. Так же быстро мы справились и с третьей линией надолб. Мои саперы не получили при этом ни одной царапины. Покончив с этим делом, я разрешил себе небольшую передышку. Правда, спать не было времени. В эту же ночь мы должны были расчистить дорогу к станции и восстановить взорванный мост. Но на несколько минут я прилег у костра, укутавшись в полушубок и спрятавшись от ветра под брезентовым навесом. Неподалеку расположилась группа бойцов. Прислушавшись к разговору, я понял, что речь идет о нас. — Понимаешь, — рассказывал один боец, — мы рвали, рвали целый день. А тут пришли какие-то четыре человека с финскими минами. Как рванут — и ничего не осталось. Чистая работа! Я невольно улыбнулся. Наша работа принесла двойную пользу. Мы не только взорвали надолбы, но и показали другим, как выглядит одно и то же дело, когда его выполняют неряшливо и суетливо, и когда за него принимаются обдуманно, со спокойным расчетом. * * * Враг явно ослабевал. После небольшой задержки под Хейкурилой и Хейниоки танкисты продолжали рейд почти без препятствий. Враги отступали, наспех заваливая дорогу деревьями, уже не срубая, а подрывая их шашками. Все чаще попадались на пути брошенные финнами винтовки, вещевые мешки, ранцы... Белофинны уже не успевали убирать трупы своих солдат, которые раньше они или сжигали, или увозили в тыл, чтобы создать у нас впечатление своей неуязвимости. Вечером 12 марта меня вызвали к начальнику штаба и объявили, что на утро назначается атака. Саперной роте предстояло взорвать проходы в гранитной стенке — это было последнее препятствие, которое воздвигли белофинны перед нашими войсками. Поздно ночью я вернулся к себе. В крытой грузовой машине помещалась наша походная канцелярия. Горела железная печка, несколько командиров спало на скамейках. Было уже 3 часа ночи. Я решил прилечь, чтобы утром подняться, по крайней мере, за час до атаки. Вдруг неожиданно, в неурочный час, заговорил репродуктор, и я услышал сообщение о заключении мирного договора. Сначала мне показалось, что я сплю, но в 4 часа сообщение повторилось. Заснуть уже было невозможно. Целая буря чувств, мыслей, переживаний охватила меня. Решительная политика советского правительства одержала еще одну победу. Финское правительство капитулировало, да и что оно могло еще сделать, когда Красная Армия доказала свое умение преодолевать любые препятствия... Позади были жестокие бои под Тайпален-йоки; бетонные стены дотов под Ильвесом, разбитые нашими бойцами; мины и завалы под Хейкурилой; надолбы под Хейниоки — весь боевой путь, который прошла рота, не потеряв ни одного человека убитым!.. Источник: (1941) Бои в Финляндии. Воспоминания участников. Часть 2 - Стр.296-300
 
14

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Спасибо!Мы прочитаем Ваше сообщение в ближайшее время.

Ошибка отправки письма

Ошибка!В процессе отправки письма произошел сбой, обновите страницу и попробуйте еще раз.

Обратная связь

*Политика обработки персональных данных