Пушкина Анна Петровна — Вдруг по радио около 16 ч. объявили: «Война». Все рухнуло.

Гражданские

Дата: 28 мая 1990 г. Страна: СССР, КарелияПериод: Великая Отечественная война (1941-1944) Пушкина Анна Петровна (фамилия, имя и отчество изменены по условиям автора. В частности, в конце воспоминании сделана запись: «Просим нашу фамилию нигде не оглашать») родилась в 1924 г. в Ленинградской области, финка. Накануне Великой Отечественной войны работала на Водлинской судоверфи Пудожского района КАССР. В 1941-1944 гг. находилась в эвакуации в Архангельской области и Коми АССР. После реэвакуации работала в разных учреждениях Карелии. Началась война в воскресенье. Пришли с похорон соседней девочки. Жили в то время в Пудожском районе, пристань Стеклянное, поселок Громовка. После похорон к нам пришли трое мужчин договариваться с отцом построить свой дом на четыре семьи. Вдруг по радио около 16 ч. объявили: «Война». Все рухнуло. В конце августа, вроде, мне принесли повестку на оборонные работы. Отправка была на барже с пристани Стеклянное. Полная баржа была людей. Прибыли в Петрозаводск. Оттуда пошли пешком в [п.] Матросы, а потом в Лососинку. Окопы рыли вокруг поселков в лесу. Когда наши стали отступать, нас на барже по Онежскому озеру в конце сентября привезли в Вознесенье. С Вознесенья пошли пешком на Ленинградское направление. Я заболела. Пройдя около 18 км, отдыхали. Дали нам по столовой ложке мяса и хлеба сколько-то. Тут был перекресток дорог, одна из них на Вытегру. У меня было пятеро попутчиков: один мужчина и четыре женщины из Пудожского района. Шли пешком, ночевали в стогах, в банях. В дома не пускали ночевать. Покупали в деревнях картошку и доили колхозных коров, которых куда-то эвакуировали. Хлеба всего за шесть суток достали по 1 кг и 600 г дома. В Громовке была на шестые сутки, это около 210 км прошли. Семья наша тогда состояла из шести человек: папа, мама, дети - Катя, я, Лиля и брат Павел. Эвакуировали нас сперва в Архангельскую область, Сольвычегодский район, л/п Западный, где 4 марта 1942 г. умер Павлик, а 2 июня - мама. В июле отправили нас в Коми АССР, Сыктывкар, Вычегодская судоверфь. 10 января 1943 г. скончался отец. Я осталась с сестрами: Каля - инвалид 1 гр. и Лиля с 1926 г. р. В Архангельской обл. работала конюхом, пожарником и т. д. На судоверфи зимой девушки строгали вручную бруски, перебирали картошку, работала сторожем на полях и т. д. Куда посылали, туда и шли. Об эвакуации нам сообщили на неделю раньше. Эвакуировали в первую очередь финнов, эстонцев, латышей. Мы все жили в Кировске до июля 1940 г. Считались спецпереселенцами. С собой разрешили взять [вещей] только по 60 кг. Конечно, о мебели и думать не надо было. Что тут возьмешь? Оделись, сколько могли, несколько смен, лучшее и необходимое. Продуктов, может, на две недели. Были сухари, макароны, крупы, сахар, чай, соль, несколько кусков мыла. В общем, все необходимое на первый случай. Из посуды тоже - ведро, кастрюлю, кружки, чашки, ложки, ножи и т. д. Мебель осталась и лишне из одежды, посуда и т. д. в комнате, где жили. Вроде, 14 октября полная баржа с эвакуированными отправилась с пристани Стеклянное по Онежскому озеру в направлении ББК. Куда поехали, нам не сказал никто. В Беломорск мы прибыли около 5 ноября. Много умерло маленьких детей до 7 лет. Медицинской помощи не было. Их просто завернули в простыни и в воду. Если что было у кого взято с собой. Когда в Беломорске делали пересадку в поезд, вагоны «телячьи» были переполнены. Остановки были часто. Пропускали военные эшелоны. Нам не сообщали, долго ли стоим на месте. Во время остановок разводили костры и варили в ведрах, у кого что было. Раз, помню, дали муки по 300 г на человека. На сколько дней? Не помню. Люди умирали дорогой. Их просто оставляли на перроне. Кто хоронил, как? Не известно. Голодали, не у всех был запас. Пристала чесотка дорогой. Лекарств не было. Кто как мог, так и лечился. Люди ослабли. Наша семья эвакуировалась в составе 6 человек. Эвакуировали не как предприятие, а собрали всех спецпереселенцев, которые приехали с Кировска. Одна девушка была медсестрой. Фамилию ее помню, Титерман Линда Мих. С первых дней войны была призвана в действующую армию. Родственников уже у нас не было. Всех по белому свету рассеяли. Помню знакомые фамилии: Хумала, Эссе, Тати, Кяхяря, Леппик, Тюниляйнен, Титтерман. Эвакуация наша началась с баржи по Онежскому озеру, [потом по] ББК. В Беломорск мы прибыли около 3 ноября. С баржи до железнодорожного пути таскали вещи, кто как мог. С Беломорска выехали 7 ноября 1941 г. до Котласа. Там подали лошадей, распределили всех по разным сторонам помаленьку. Мы попали в Сольвычегодский р-н. Западный лесопункт был маленький, всего семей 10, да и нас привезли семей 10. До места доехали около первых чисел декабря. Путевка в жизни у нас на этом не закончилась. 3 марта умер Павлик 9 лет и 2 июня 1942 г. - уже мама. Нас осталось уже четверо. В июле 1942 г. нас опять отправили с л/п [в] Коми АССР на Вычегодскую судоверфь. 10 января 1943 г. уже умер и отец. В моих письмах, что я посылаю вам, про Архангельскую обл. было кое-что написано (если разобрать могли). Не забуду, конечно, когда папа вышел с баржи в Повенце вместе с другими людьми и отстал от баржи. Догнал нас на 7 сутки. Вторая баржа с Повенца была с инвалидами и престарелыми. За все время съел только сырой картошки. Возвращаясь до нас, ел помаленьку, но заболел же. Когда уезжали с Беломорска, где-то на расстоянии км 50, наверное, наш эшелон в тупик загнали. Пропускали военные эшелоны на запад. Но нам никогда не сообщали, что [как] долго ли будем стоять. Вдруг поезд тронулся, и я еле-еле успела в предпоследний вагон попасть. Мужчина захватил за руку. А ведь была легко одета. Кругом никого, один только лес. Но, видно, не судьба была еще остаться. На следующей остановке пошла в свой вагон. Конечный путь у нас был Коми АССР, Вычегодская судоверфь. Это км 10 от Сыктывкара по р. Вычегде. Местное население коми, было и других. На судоверфи работали все эвакуированные. Сюда была эвакуирована Пиндушская судоверфь Медвежьегорского района. В основном были переселенцы: украинцы, поляки, немцы. Да, было много в Сыктывкаре евреев. На судоверфи меньше было их. Встретили нас хорошо. Работали вместе дружно, так как они были эвакуированные переселенцы, да и мы. Но коми нас не особо. Конечно, они и боялись, чтобы мы не украли у них что-нибудь. Но жили коми беднее, чем в Архангельской области. В Архангельской области в деревнях был запас на еду. Жильем обеспечивали, так как нам нужно было только место для кровати и стула. Жили в комнатах по 2-4 женщины. В Архангельской области мы ходили в деревни менять тряпки на муку и картошку. Ближайшая деревня от нас примерно 20 км. Люди были русские. Принимали нас хорошо. Пускали на ночь и даже кормили. Они жили небедно. В Коми уже не то. На судоверфи были почти все эвакуированные разных наций. Это было около 10 км от Сыктывкара по Вычегде. В городе нас не пускали даже во двор. Видимо, боялись, чтобы у них ничего не потерялось. Было много евреев в городе и у нас. Они вроде были эвакуированы из Ленинграда. Жили дружно. Не приходилось общаться мне ни с кем. Больше ничего не знаю. Помощи нам никакой в хозяйственно-бытовых условиях не оказывали. Жили по несколько человек в одной комнате. В нашей комнате было четыре человека. В комнате была плита и кровати деревянные. Дрова носили веревкой с судоверфи: в обед и вечером. Расстояние было от дома до судоверфи 0,5 км. Меняли тряпки, что еще осталось, в деревне на картошку. В 1943 г. посадили грядку картошки. С картошки вырезали глазки с ростками для посадки, а остальную картошку съели. Выросла картошка крупная, но мало. Осенью собрали картошку, морковь, свеклу и капусту. Это все солили вместе. Нашла откуда-то оцинкованный бак и положили несколько слоев тряпок внутрь, чтобы не отравились от цинка. Солили волнушки и грибы. Собирали чернику. В зимнее время работали с 8 утра до 16 часов и были выходные по воскресеньям. А летом - с 6 утра до 18 вечера без выходных. Вечером после ужина уходили в лес по несколько человек. Разводили костер, пока было темно. По пути домой собирали грибы. Надо было успеть до 6 часов прийти на работу. По воскресеньям, когда [иногда] давали выходной, надо было вечером сдать грибы или ягоды 2-3 кг, потом только давали ужин. Карточки на хлеб были детям и иждивенцам по 400 г, а рабочим по 600 или 800 г. В обед со столовой давали суп и кашу, а на ужин один суп. Что у кого было, то и одевали. До клуба нам дела не было. Медицинскую помощь нам оказывали, но, если не было температуры, то больничного листка не давали. А какая у нас температура, когда мы были слабые. У нас пониженная была температура. Вот человек идет, сядет, смотришь, уже мертвый. Были у нас больница и амбулатория. Я когда болела сильно, то Катя - сестра - осталась одна в комнате. Жили еще двое. Одну помню фамилию Ванханен. Она пожилая женщина. Катю взяли в инвалидный дом. Куда? Я об этом узнала в 1946 г. Лилия была очень слабая. Летом 1942 г. [из] с. Верхнего [слово неразборчиво] (что в 25 км от Сыктывкара в другую сторону) приехал мужчина на моторке по реке. Он был русский начальник лагеря (заключенных). Ему нужна была нянька. Было у них двое детей: 4 и 2 года. Они на неделю уезжали в командировки и надо было все доверить чужому человеку в то тяжелое время. Ему посоветовали Лилю. Так как ей еще не было 16 лет, дали еще иждивенческую карточку. Он подошел ко мне, поговорил со мною, а Лилия сидела у стены барака. Я ему сказала, что Лиля туберкулезная, скоро умрет, ничего с нее не будет. Он ответил, что все будет хорошо. Через неделю она уже пришла пешком из Сыктывкара за одеждой, а в феврале 1943 г. вернулась обыкновенной упитанности домой и сразу на лесозавод на раму ее оформили. Сколько нам платили, я не помню. Удержания были всякие: подоходный, заем, военный и т. д. Мы на судоверфи считались военнообязанными. Судил военный трибунал. Облигации мы отдавали для фронта, платили военный налог. Собирали по воскресеньям ягоды и грибы, а больше с нас нечего было брать. Радостных дней в моей жизни не было в эвакуации. Был только один момент счастливый, когда получили весть о сестре Хилье. Она в 1939 г. окончила Ленинградский финансово-экономический техникум на финском языке. По распределению ее отправили работать в Заонежский р-н в Шуньгу, в райфо инспектором госдоходов. С Архангельской обл. мы написали ей письмо в Шуньгу. Заонежский райфинотдел к тому времени уже успел эвакуироваться в Пудож. Заонежские письма были отправлены в Пудож, в райисполкоме разбирали. Тут Хилья нашла и наше письмо. Послала сразу нам 500 руб. Так и связалась связь почтой. Про жизнь в Архангельской области было немного написано в письмах, если могли разобрать. В Коми АССР умер отец 10 января 1943 г. Морозы были 35- 40°. Своих никого не было, все чужие вокруг. Договорились с одним мужчиной за 250 руб. и 800 г хлеба, чтобы выкопать могилу и похоронить. Из-за морозов он только 18 января на лошади вез гроб с покойником на кладбище, а похоронил лишь 19 числа. Не знаю, то ли я не сообразила обратиться за помощью, или на нас внимания не обращали, не помню. В ту ж зиму в подсобном хозяйстве много замерзло картошки. Ее убрали в сарай без потолка, без крыши, чтобы люди не ели. Мы, девушки, в лунную ночь на санках потащили картошку домой, положили в ванну с холодной водой. Кожура свободно снималась. Пекли на плите, и ничего с нами не делалось. В ту ж зиму в честь чего-то дали нам конфет по полкилограмма, вроде кавказских, без бумаг. Поели немного вечером, а остальные в мешочек. Над дверями в комнате были полки. Мы бросили мешочки с конфетами на полки подальше, чтобы остались на следующий день. А ночью не спалось. Посмотрели, в мешочках и конфет нет, только дырочка. Давай искать конфеты. Крысы утащили за плиту и сложили друг на друга. Мы их взяли оттуда и сразу съели все. Чай мы вовсе не пили. Когда стали освобождать Карелию, у кого была родня и знакомые, посылали вызовы на выезд обратно. Когда освободили Медвежьегорск, Хилья вместе с райисполкомом была направлена на работу в Медвежьегорское райфо. Она послала вызов и Лилии. Я была очень слабая, так что меня отпустили сразу, в конце ноября 1944 г., а ее оставили до мая 1945 г. Хилья послала мне 500 руб. на дорогу. Рейсовую карточку на хлеб дали на 5 дней по 500 г. Вещей никаких уже не было у нас. Постельная принадлежность осталась у Лилии. На плечах вещмешок с кружкой и ложкой, юбка, кофта, да полотенце. На ногах у меня были надеты сапоги. В общем, гол как сокол. В дороге была примерно 10 дней. Вернулась я домой с эвакуации одна. Семьи не было. На судоверфи шла вовсю работа, еще не думали про реэвакуацию. Реэвакуация началась с Сыктывкара. Оттуда на открытой грузовой машине ехали до Княжего Погоста. Нас накрыли брезентом, так как пассажирами были дети и женщины. Потом город Котлас [Архангельской области]. Народу было много на вокзалах, негде было даже сидеть. Поезда переполнены, даже на крышах вагонов. В основном были малосемейные и одинокие. Целый день люди гуляли в долине реки Кумсы. Играл баян, пели, танцевали. Вечером собирались у нас девушки. Собирали на стол, у кого что было. Водка была разливная. Ее давали изредка в ИТЛ на паек. Я обслуживала их. Пока угощала их, да и устала. Все пошли в клуб, а я спать легла. Было начало ноября 1943 г. У меня болел большой палец правой руки. Ночь не спала, руку держала в холодной воде, а утром на работу надо было идти. Сходила в амбулаторию на прием, температуры нет, так что не дали мне больничный, и направления к хирургу, а работать не могу. Медсестра была эвакуированная по фамилии Лыскова. Тогда решила самовольно идти к хирургу в г. Сыктывкар. Пришла в больницу. Направления у меня нет, а больных много. Номерка не дали на прием. Тогда я пошла на прием нахально, больше не могла терпеть. Прием был до 20 часов. Мне велела медсестра подождать, когда пройдут с номерками, потом последним меня примут. Время было уже позднее, когда я освободилась от приема. Куда же теперь идти на ночь. Пошла в Дом крестьянина, мест не было. В гостиницу пошла - так же. Предложили идти в Дом крестьянина. Я снова туда - опять от ворот поворот. Ночь, на улице холодно. Смотрю, какая-то стройка идет, значит, там есть сторож и какая-нибудь будка. Пришла к сторожу, объясняю, что мне совершенно некуда идти, я немного побуду. Не согласился, и пришлось уйти. Тогда пошла в милицию. Время около 24 часов. Пришла в приемную, села на деревянный диван. Милиционер говорит, что зачем пришла, надо уходить. Я сказала, что того, кто ворует, приводят сюда, а я ничего плохого не сделала и никуда не пойду. Согласились. И так до 6 часов утра лежала на диване, воротник пальто служил подушкой. Спать, конечно, не приходилось, так как всю ночь с криком люди приходили. У кого продукты, одежду воровали. Утром пошла 10 км лесной дорогой одна домой. Знакомые люди спрашивали: «Алина, как живешь?». Я всем отвечала, что живу хорошо. На тяжелых работах работать не могла. Однажды меня и Эльзу Виттнер отправили в продуктовый склад печенье перебирать вдвоем. Склад закрыли на замок. Мы не смели кушать даже ничего, не то чтобы брать с собой. Поэтому мы вдвоем и были на таких работах. Две «дуры», а может, это и хорошо. Нас тогда судил военный трибунал. Помню, парень взял буханку хлеба с прилавка. Ему дали 5 лет лагеря, а он же с голоду это сделал. Так было строго тогда. Источник: АКНЦ РАН. Подлинник рукописный. (2015) Эвакуированная Карелия: Жители республики об эвакуации в годы Великой Отечественной войны. 1941-1945 - Стр.333-339