Лузгина Ольга Сергеевна — В середине сентября нас на барже доставили в Медвежьегорск.

Гражданские

Дата: 4 июня 1990 г. Страна: СССР, Карелия Лузгина Ольга Сергеевна родилась в 1926 г. в г. Петрозаводске, русская. Накануне Великой Отечественной войны училась в общеобразовательной школе. В 1941-1945 гг. находилась в эвакуации в Пудожском районе КФССР и Курганской области. После реэвакуации окончила историко-филологический факультет КФГУ, затем работала в Карельском государственном педагогическом институте. Был выходной день. Мы с мамой на веранде стирали белье, когда по радио объявили, что началась война. Уже 19 июля мы были эвакуированы пароходом в Пудожский район, в деревню Каршево. 30 июля 1941 г. у меня родилась племянница Оксана. И в нашей семье стало пять человек: я, мама, бабушка, тетя и ее маленькая дочка. Когда уезжали из Петрозаводска, у многих было такое настроение, что война скоро кончится. Но мама и бабушка, видимо, думали иначе, потому что теплые вещи мы взяли с собой. В середине сентября нас на барже доставили в Медвежьегорск. Там мы погрузились в пульмановские [товарные] вагоны и через Беломорск по железной дороге, которая проходила по восточной стороне Онежского озера, наш эшелон отправился на Урал. До г. Кирова доехали спокойно. А вот эшелон с эвакуированными, который шел за нами, говорят, подвергся бомбежке. В нашем эшелоне ехали семьи советских и партийных работников. В основном это были петрозаводчане: бабушки, женщины, дети. Много было подростков. Ехали долго, около одного месяца. Какие-то продукты, помню, нам выдавали, иногда удавалось покупать молоко, картошку. Были две маленькие печки в вагоне, и мы даже что-то варили. Во время пути произошел интересный случай - «как в кино». У моей тети муж был в первые дни войны ранен, мы эвакуировались, и они не имели связи друг с другом. В г. Молотове стояли где-то на дальних путях. Я вышла на перрон. Вдруг меня кто-то окликнул. Смотрю, а это Володя. Он выписался из госпиталя и должен был ехать в Свердловск за назначением. Как он был рад! Мы прибежали в вагон, и он впервые и последний раз видел свою дочь. В декабре 1944 г. он погиб [на фронте]. Во второй половине октября прибыли в г. Шадринск, на станцию. На тракторе с прицепом нас привезли в какой-то клуб. А потом на телеге ехали по страшному бездорожью, и бабка Василиса кричала на лошадь: «Ну, кикимора, на тебе только мертвых возить». Поселились в деревне Водениково Шадринского района у Дуси Поляковой в малюсеньком домике. Жили дружно. Она почти все время была на работе. А мы хозяйничали, доили корову, когда она сама не имела возможности это делать. Очень помогала нам жить швейная машинка зингеровская. Когда мы уезжали из Петрозаводска, сняли ее со станка, сделали ручной и всюду возили ее с собой. Была она нашей кормилицей, ибо мы все вдруг обнаружили у себя портновские способности. А машинка, к слову, прекрасно шьет до сих пор. Работали в колхозе: на сенокосе, пололи, боронили на коровах, заделывали щели в зернохранилищах смесью навоза с глиной. Нам платили зерном, горохом, мукой. Колхоз выделял лошадь, когда нужны были дрова. Сами ездили в лес, пилили, рубили. Дело непривычное, но получалось. Помню сельский клуб. Мы там ставили какие-то спектакли. Организовали хор. Пели песню на мотив популярной «Катюши» про наши минометы. Слова были присланы с фронта: «В страхе немец в яму прыгать станет, головой зароется в сугроб. Но и здесь снаряд его достанет, и сыграет немец прямо в гроб». Зрителям очень нравилось. В конце 1942 г. мы переехали в г. Шадринск . Там я училась в 8 и 9 классах. В городе жилось голоднее. Помню, как на большой перемене нам выдавали по маленькой вафельке. Помню суп из соленных грибов с мороженой картошкой. Картошку весной мы садили каждый год. Урожай всегда был отменный. Вокруг Шадринска* с трех сторон стоял сосновый бор. Говорили, что он будто бы был посажен декабристами. Помню, как рубили вековые сосны на дрова, было страшно жалко. Но, видно, так надо было. К врачам за время эвакуации не обращались, хотя в семье была старенькая бабушка и маленький ребенок. Из мягкой овчины шили себе чулки. Надевали галоши и носили весной, зимой и осенью. Легко, тепло и удобно. Победу встретила в г. Кургане, где кончала 10-й класс. Весь город был на улице. Пели, плясали, плакали. Как повсюду. К концу войны жизнь уже налаживалась. Помню, американские подарки. Нам досталась огромная, никому не нужная шляпа. Тянуло домой в Карелию, тем более что нам сообщали, что уцелел в городе наш домик. Обратно ехали тоже в теплушке, но уже не эшелоном, а вагоном. Прицепляли, куда надо. Везли картошку в мешках. И спали на них на нарах, чтобы она не замерзла. А соседи везли козу. Было это в феврале 1946 г. Помню, что все тяготы эвакуационной жизни легли на плечи моей матери, которая делала все, чтобы нам жилось полегче. * Очевидно, имеется в виду г. Шадринск Курганской области. Источник: АКНЦ РАН. Подлинник рукописный. (2015) Эвакуированная Карелия: Жители республики об эвакуации в годы Великой Отечественной войны. 1941-1945 - Стр.378-380