Красикова Татьяна Николаевна — Я чувствовала, что обращаться за помощью к людям нам придется не один раз. Ведь в детдоме ничего, пустое место.

Гражданские

Дата: 1 августа 1988 г. Страна: СССР, КарелияПериод: Великая Отечественная война (1941-1944) Красикова Татьяна Николаевна родилась в 1905 г. в г. Петрозаводске Олонецкой губернии, русская. Окончила Петрозаводский педтехникум. Накануне Великой Отечественной войны работала заведующей начальной школой г. Петрозаводска. В 1941-1944 гг. находилась в эвакуации в Пудожском районе Карело-Финской ССР. После реэвакуации работала в Петрозаводском педучилище. Награждена медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.», «Заслуженный учитель школы Карелии». 12 июня 1942 г. я получила приказ Наркомпроса КФССР о назначении меня директором вновь организуемого детского дома в с. Куганаволок Пудожского района. Время было военное - голод, разруха. А Пудожский район и в мирное время считался глухим, бездорожным. Ведь идет война народная! Люди жизнь отдают за Родину. Надо работать не покладая рук. С таким намерением я поехала в незнакомое мне с. Куганаволок. Жила я тогда с семьей (муж, дочь-школьница, старая мать) в с. Семеново Пудожского района. Мы эвакуировались сюда из Петрозаводска в августе 1941 г. и по назначению Наркомпроса КФССР с мужем работали в Семеновской средней школе, но там начались вражеские налеты, бомбежки. Школа закрылась. Я с семьей осталась без денег и без хлеба. Мать умерла от голода, муж болел. Что мне было делать? Поехала... Народ с машин разошелся, видимо, к своим родственникам, знакомым. Шофер закрыл машину, тоже ушел. Стою на улице одна-одинешенька. Хорошо, что белая ночь! Прошло примерно получаса. Вдруг вижу из-под горы бежит толпа подростков, человек 12, со свистом, гиканьем, песнями, полуголые: у кого одни трусы на себе, у кого только майка, босые растрепанные, грязные, все мальчишки. Вижу: ворье. (У меня уже был 20-летний стаж учительской работы, глаз на хулиганов наметан). У меня с собой была одна сумочка, в ней часы и документы. Я ее покрепче попридержала в руке на всякий случай. Они меня окружили. Пританцовывают, свистят, прыгают на одной ножке, поют нецензурные песни, толкают друг друга на меня. Я стараюсь держаться спокойно, хотя внутри все кипит. Пытаюсь их останавливать. Начались расспросы: - Тетка, ты чего к нам приехала? - Да вот, ребятки, посмотреть вашу деревню. Природа, смотрите, какая у вас красивая! В ответ слышу смех, свист... Я им сказала: - Ребятки, вы бы меня свели в детский дом. Повели, сопровождая все тем же концертом. Привели. Никакого детского дома не было. Человек 50 ребят лежали на грязном полу, матрацы и одеяла весьма подозрительной чистоты, на постельное белье - никакого намека. Дети были помещены в школьном интернате, не отремонтированном после окончания учебного года, как только учащиеся разъехались на летние каникулы по домам. Утром я явилась в сельский совет к председателю его П.В. Моисеевой. Это была женщина в мужской одежде, волосы острижены под мужскую прическу, на голове тюбетейка, глаза заспанные... Я сразу начала ходатайствовать о земельном участке для детского дома и семенном картофеле - ведь уже середина июня, сроки сева уходили. Она обещала. И действительно в этом вопросе помогла: выделили хороший земельный участок в урочище Курьянихи и семена. Она была агрономом по специальности, и, видимо, поэтому в вопросе об огороде мы быстро нашли с ней общий язык. Воспитательнице я дала задание вымыть помещение, где спят дети. Она начала с того, что это трудно сделать, что нет уборщицы. Я наказала ей привлечь к уборке старших воспитанников детского дома: «Озеро рядом, мальчики пусть носят воду, девочки моют. Покажите сами, как надо мыть». Опять начались разговоры о трудностях: «Живете в деревне, обратитесь за помощью к крестьянским женщинам. Но после уборки не забудьте отнести чистые ведра и тряпки хозяйкам. А то в следующий раз нам ничего не дадут». Я чувствовала, что обращаться за помощью к людям нам придется не один раз. Ведь в детдоме ничего, пустое место. Пока нет учащихся школы детдому предоставили школьный интернат и столовую. А что будет потом, когда начнется учебный год? - Приведите, пожалуйста, помещение в порядок. Я приеду через два дня. Попасть из Куганаволока в Пудож, который находился более чем в 60 км от села, была для простых смертных проблема. Транспорта ни в одной из сельских организаций не было никакого. Добирались на попутных машинах, которые приезжали в село из районного центра. Шоферы в те голодные военные годы рассчитывали в виде вознаграждения получить вино, табак или хлеб. Приходилось как бедной родственнице выпрашивать, чтобы взяли меня на машину. Таким же образом добиралась и из Пудожа до Подпорожья. А там до с. Семеново по р. Водле - на пароходе - это полегче, все-таки регулярное сообщение. Забрав в Семеново свою семью и скромные пожитки, я выхлопотала в Пудожском райисполкоме машину до Куганаволока, на этот раз без особого труда (им в Куганаволоке нужен был работник). 15 июня я снова приехала в Куганаволок, теперь уже надолго, с семьей (муж был назначен директором школы). Начали с посадки картофеля. Надо было раскопать выделенный нам участок, как я уже упоминала, хороший, видимо, вспаханный осенью, земля песчаная, сорняков нет, но на технику рассчитывать не приходилось. Прошла я по деревне, выпросила лопат у крестьян с обязательством вернуть, не бросить. Обратилась с короткой речью к старшим воспитанникам: «Дети, нам надо иметь свой огород. Тогда мы будем посытнее есть. Государство заботится о вас. Но ведь идет война, в стране голод, разруха, многие районы заняты оккупантами». Детский дом был школьный, ребята с 1-го по 7-й класс, в возрасте от 7 до 14-15 лет. Сама я и воспитательницы взяли лопаты в руки. К моему удивлению, ребята охотно откликнулись на мой призыв. В день мы раскопали участок довольно легко. 16 июня посадили картофель. Я радовалась. Теперь только сохранить урожай, и на следующую зиму у нас будет свой картофель. Будет посытнее. Впереди у меня еще много забот и проблем: организация питания, проблема с помещением и его ремонтом, заготовка дров к зиме, забота об одежде и обуви для детей - и самые главные - создание коллектива работников детского дома, формирование коллектива его воспитанников, подготовка детей к школе. Начали мы с организации питания. Ведь до меня ребята из детского дома собирали по деревне купари - траву - и ели их (как еще не успели вспыхнуть желудочные заболевания). Горячим кормили только один раз в день - в обед, варили похлебку из травы, которую они собирали (щавель, крапива и т. п.) с небольшим количеством какой-нибудь крупы, изредка - уху из выловленной ими рыбы. Были случаи воровства в деревне - детдомовцы забирались по ночам в соседние огороды таскали репу, брюкву, турнепс. С таким положением дел надо было кончать - не к лицу оно советским детям, даже и в тяжелые годы войны. Хлебный паек воспитанникам детского дома составлял 400 г в сутки. Кроме того, в сельпо выдавали какую-то мизерную долю продуктов: сущик, белую муку (говорили, что это американская бумажная мука), по 25 кг пшеничной муки на месяц на всех воспитанников, яичный порошок, изредка немного риса, мяса или шпика, чай, кофе, соль. Конечно, этих продуктов было недостаточно для полноценного питания. Дети все время оставались полуголодными. Вот для того чтобы хоть немного поправить это положение, мы первым делом взялись за организацию своего подсобного хозяйства. А во-вторых, наладили трехразовое питание. Особенно часто (бывали дни, что на завтрак, на обед и на ужин) варили так называемую мучную кашу из американской муки. Она получалась очень белая, по виду напоминала молочный кисель и очень нравилась детям. Хлеб, все 400 г, так было заведено до меня, выдавали им один раз в день - утром. И обычно они сразу съедали весь паек. Лишь отдельные оставляли в кармане кусочек к обеду. Мы с воспитателями, чтобы еще больше упорядочить питание, решили провести «хлебную реформу». Мы стали им разъяснять, что хлеб надо делить на три части - ведь питание трехразовое, что делить будут их же дежурные и складывать в именные мешочки каждого, которые будут храниться в столовой. В каждой группе под руководством воспитательницы такие мешочки были заготовлены - девочки сшили их и на каждом вышили фамилию владельца. Ведя разъяснительную работу, мы, конечно, чувствовали неполное доверие детей к нам, к нашим словам. Ведь речь шла о хлебе насущном в голодные годы войны. А дети, несмотря на небольшой возраст, уже успели много лиха хлебнуть, настрадаться, натерпеться, в том числе и от взрослых. И нас они еще плохо знали. Вполне естественно, ребята боялись, что взрослые и на этот раз могут их обидеть - могут недодавать им хлеб. Но и упорядочение питания, режим нужны были в интересах самих же детей. Только пока они этого еще не понимали. И вот в один из первых дней, когда мы начали делить таким образом хлеб, поднялся «хлебный бунт». Ребята окружили небольшое здание столовой, взобрались на пригорок, на котором оно расположено, вскочили на завалины, чтобы дотянуться до окон, довольно высоких, стали стучать в них и кричать: «Давай хлеб! Разобьем стекла! Разнесем столовую!». Я встревожилась: мне что-то надо сделать, а что?., я пока тоже не знала, подумала: на всякого мудреца довольно простоты... Тогда я стала им объяснять: «Делить хлеб на три части - это в ваших же интересах. Я буду взвешивать хлеб сама - по 400 граммов в присутствии двух ваших дежурных. Они будут разрезать паек на три части - примерно по 100 граммов на завтрак, по 200 - на обед, по 100 - на ужин. Дежурные будут класть хлеб в ваши мешочки. Делать это будем в каждый вечер, после ужина». Ребята не сказали ни слова. Время идет. Ребят из Пудожа посылают все новых и новых. У нас уже 105 человек. Скученность - спят по два человека на койке. (Койки выделил нам директор школы из школьного интерната.) Дети поступают неопрятные, запущенные, вшивые. Встала новая проблема - борьба со вшивостью. И это в условиях, когда детскому дому на первых порах не отпускали ни куска мыла. Пришлось напомнить руководству об этой нашей насущной потребности. И вскоре мыло на сельпо мы стали получать. По договоренности с директором школы В.В. Красиковым детский дом пользовался школьной баней. Баню топили каждую субботу (уборщица Никифорова). Воду и дрова носили старшие воспитанники. Волосы мальчикам остригли. А девочки плакали и никак не хотели расставаться со своей «красой». Можно, конечно, их понять. Пришлось прибегнуть к испытанному народному средству: перед каждой баней, за час до нее, головы девочкам смазывали керосином и повязывали платочками, а в бане затем тщательно отмывали. Хорошо, что старшие ребята помогали мыться малышам. Дежурный воспитатель ходил в баню для контроля. Белье меняли каждую неделю. Оно тщательно стиралось, кипятилось и проглаживалось горячим утюгом, особенно в швах. Время шло, приближался август. Наши дети продолжали жить в школьном интернате, а директору школы его уже надо было ремонтировать к новому учебному году. Началась у меня опять страдная пора - хлопоты о помещении для детского дома. При въезде в село высоко над озером у самого леса красиво расположенный на пригорке стоял двухэтажный добротный, видимо, недавно построенный (как оказалось потом даже еще не отделанный) дом. В течение полутора месяцев, постоянно проходя мимо, я наблюдала, что в нем, вроде бы, никто не живет: окна не занавешивались, света не было, никто не входит в дом и не выходит из него. Как выяснилось, жила там в пяти комнатах и кухне одна женщина Карелкина. Она считалась заведующей домом крестьянина. В этот дом, по моим наблюдениям, за полтора месяца приезжало только пудожское райисполкомовское руководство (председатель райисполкома П.М. Бугнин, его заместитель В.М. Пахомов, зав. земельным отделом исполкома Л.П. Жарков, дорожный мастер - фамилию не знала). Приезжали они в субботу вечером (суббота тогда была рабочим днем) и уезжали в понедельник утром на ведомственных, видимо, машинах. Карелина обычно уезжала с ними в Пудож. Вечерами в субботу и воскресенье «гости» уезжали на рыбную ловлю, а она им готовила: стряпала блины, колобы, калитки (они давали ей ржаную муку, это я видела сама, когда ехала однажды с ней в машине), варила и жарила рыбу. Словом, начальство из райисполкома хорошо отдыхало. С понедельника до субботы целую неделю дом крестьянина пустовал. Я не видела, чтобы здесь останавливался еще кто-нибудь. Если сюда и приезжали люди из Пудожа, то у всех у них были знакомые и родственники на селе, у которых они и ночевали. По моему мнению, такой дом крестьянина в создавшихся условиях военного времени в Куганаволоке вряд ли был нужен. Я ставила перед председателем сельского совета П.В. Моисеевой вопрос о передаче помещения дома крестьянина как почти постоянно пустующего детскому дому, детям, обездоленным войной, матери которых погибли, а отцы защищают Родину на фронтах Великой Отечественной войны. — Это очень трудно, - услышала я в ответ. Понятно: председатель сельского совета П.В. Моисеева подчинена председателю райисполкома П.М. Бугнину. Неоднократно я обращалась и к П.М. Бугнину. Все тщетно - не шьют не порют, тянут время, видимо, хотят продлить рыболовный сезон. А что срывают работу двух ответственных учреждений на селе - школы и детского дома, руководители района не думают, полагаясь, очевидно, на принцип: дело не медведь, может и подождать. Вот из такого отношения к работе, к долгу, к своим обязанностям, вероятно, и начинали произрастать уже тогда корни так называемых застойных явлений гораздо более позднего времени. После этого я написала письма в Беломорск наркому просвещения И.И. Пятунину, заведующему отделом школ Наркомпроса И.С. Беляеву и в ЦК партии республики заведующему отделом агитации и пропаганды И.И. Сюкияйнену, в которых изложила все мои мытарства по поиску помещения для детского дома: ведь рыба с головы тухнет, а чистить ее уже в то время пытались начинать с хвоста. Эти три товарища - И.И. Пятунин, И.С.Беляев и И.И. Сюкияйнен - знали меня по работе учительницей в Петрозаводске на протяжении многих лет. И вот в Пудожский райисполком было дано распоряжение: освободить помещение так называемого дома крестьянина в с. Куганаволок и передать его Куганаволокскому детскому дому. Я с облегчением вздохнула и возблагодарила судьбу. Слава тебе природа — капля камень точит. К этому времени в детском доме уже сложился довольно дружный, сплоченный и работоспособный коллектив воспитанников. Его ядро составляли старшие воспитанники — ученики 5, 6, 7-х классов, мальчики 12-14 лет, пионеры. Их в детском доме было человек 12. Большинство из них - крестьянские дети с присущей им хозяйственной смекалкой и сноровкой, с воспитанной в семьях с раннего детства любовью к физическому труду. В деревне в лихолетье паренек 12-14 лет - считай мужик. И вот эти-то пареньки в грозные годы Великой Отечественной в забытой богом маленькой деревушке встали в один строй наряду со взрослыми - воспитателями, кстати, все женщины, и приняли на свои еще неокрепшие детские плечи нелегкую ношу мужичьих хлопот и трудов, забот о младших воспитанниках, которых в детском доме, кроме них, насчитывалось в то время больше 80 человек. Эти пареньки стали опорой нашего женского воспитательского коллектива, составили «золотой фонд» нашего детского дома. Вот их фамилии и имена: Егор Ефремов - председатель пионерского отряда (именно так в те годы называлась эта должность), члены отряда, пионеры Витя Оньшин, Толя Дружинин, Толя Алексеев, Саша Стариковский, Гриша Епишин, Витя Пономарев, Костя Терентьев, Эйно Вяуринен, Коля Ретукин, Ваня Ульянов, Саша Кузьмин. У многих из них в детском доме были младшие братья и сестры: Сима Онынина, Ваня Епишин, Вова Пономарев, Ваня Ретукин, Коля Ульянов. Итак, тяжелый вопрос о ремонте с таким трудом полученного нового помещения детского дома. Мой призыв был услышан и правильно понят и воспитателями и воспитанниками. Спасибо им всем. И вот в добрый час мы начали ремонт. Ребята, особенно старшие, пионеры активно включились в работу и, проявляя собственную инициативу, собирали по деревне около сельпо, рыбозавода, колхозного двора поломанные ящики, корзины, ведра, даже куски досок и фанеры, кое-как ремонтировали эту тару. Лопаты мы просили у крестьян со строгим обязательством непременно и сразу же по миновании надобности вернуть хозяевам: иначе ведь в другой раз не дадут - так поступать я учила детей; таким образом, хозяйственные дела, труд ребят сочетались с воспитательной работой. Помогал нам в приобретении и ремонте инвентаря живший на деревне украинец Иванеско - где найдет ломаную лопату, починит ее и даст нам. И никогда ничего за свою работу не брал. Гвозди давал директор рыбозавода т. Власов. Свет не без добрых людей. С миру по нитке - голому рубаха. Вот так мы и ремонтировали. Я воодушевлялась, радовалась настроению моих людей. Работали они самоотверженно! Спасибо им! Поняли и воспитанники и воспитатели, что милости нам ждать неоткуда и надо самим создавать условия для жизни. Горячо захотеть - это наполовину сделать! К сожалению, и новое здание не решило проблему скученности - все равно было тесно. На 105 человек - четыре спальни, две большие вверху для девочек (квадратных метров по 50-60) и две маленькие внизу для мальчиков (квадратных метров по 25-50). Некоторых ребят опять приходилось укладывать по два на койку. Столовая - маленькая, тесная (также квадратных метров 25-30), кормили детей в две смены. В столовой же помещалась и раздевалка - больше негде было. Тут же и «директорский кабинет» - тумбочка в углу. Наряду со всей вышеуказанной работой бью тревогу перед роно и Наркомпросом о снабжении детей обувью, одеждой (ведь надо их готовить к школе), нательным и постельным бельем. До сих пор дети ходили в своей одежде и обуви, у кого что было. Она уже изнашивалась, и дети из нее вырастали. Наркомпрос быстро откликнулся на мою просьбу: из Беломорска прислали белье и материал для него, платья для девочек и костюмы для мальчиков, ботинки. Воспитательницы достали у крестьянок швейные машины, и мы в несколько дней нашили наволочек и простыней. Опять ребятам радость. Пододеяльников у нас не было, как говорится, не до жиру, быть бы живу. Посуду - тарелочки, кружки, чайники, все одинаковое - послало роно из Пудожа, наверное, они тоже прибыли из Беломорска, из Наркомпроса. Дисциплина была хорошая потому, что дети у нас не баклуши били и не болтались зря по деревне, а весь день были заняты делом. Труд облагораживает человека! Когда старшие ребята были заняты по ремонту дома и мебели, на заготовке дров, младшие вместе с дежурными воспитателями ходили в лес по ягоды и грибы. Окончив ремонтные работы, в это дело включились и старшие дети. Мы много собрали в это первое лето грибов и ягод - год был дождливый, на песчаной земле высоко над озером лес родил хорошо. Вся выловленная рыба, так же, как и собранные ягоды и грибы, шли к общему столу и составили существенное подспорье в питании воспитанников детского дома. Из рыбы варили свежую уху. А если ее попадалось много - сушили на зиму. Варили грибной суп. Грибы также сушили и солили. Ягоды (чернику) сушили и давали в сыром виде на третье блюдо. Из ягод варили кисели. Время шло. В половине сентября мы начали копать картофель. С утра копали воспитательницы и технический персонал. После уроков приходили на огород ребята. Работа спорилась. Урожай нас радовал. Порядок был такой. Вставали в 7 часов утра. К этому времени ночная няня уходила и приходил дежурный воспитатель и, конечно, директор. Я, за очень небольшим исключением, всегда к подъему была в детском доме. Дети завтракали и с дежурным воспитателем организованно шли в школу. Учебники у каждого были приготовлены с вечера. Возвращались дети из школы в разное время - у кого как кончались уроки. Но всегда шли прямо домой, как было наказано. Мы знали, в какое время какой урок кончается, и ждали детей. По дороге домой старшие воспитанники опекали младших. Та зима выдалась очень снежной. Если малыши забалуются в снегу, то суконные ботинки промокнут, а ведь переодеть нечего. Деревянные подошвы скользят. Вот почему старшие и приглядывали за младшими. С 2 до 3 часов детей кормили обедом. К этому времени, как правило, уже все учащиеся возвращались домой. Если старшие иногда задерживались в школе, то ко второй смене обеда они успевали. С детьми всегда обедали дежурный воспитатель и я. Спустя полчаса после окончания обеда, примерно где-то около половины четвертого, садились за приготовление домашних заданий. К этому времени в детском доме были все воспитатели. Учебники нам выдавала школа - по несколько экземпляров на детский дом. Каждый учебник был закреплен за определенным учеником. Дети брали книги друг у друга для приготовления уроков. Но когда оно заканчивалось, вечером, учебник должен был быть возвращен тому ученику, за которым он был записан, - такой был установлен порядок, чтобы учебники не терялись. Время от времени дежурный воспитатель или я на выборку проверяли наличие учебника у того ученика, за которым он был закреплен. Успеваемость детского дома в те два учебных года, что я там работала (1942/43 и 1943/44), была 100-процентной. «Тройки», конечно, были. Но в то время они, во-первых, еще соответствовали уровню знаний. А во-вторых, надо иметь в виду, что ведь время было тяжелое, военное, питание недостаточное, условий для подготовки уроков - никаких: у нас ведь не было, как сейчас в детских домах и школах-интернатах, ни групповых комнат, ни комнат для подготовки уроков (все-то помещение, как я уже писала, четыре спальни, столовая и кухня, отвоеванные с большим трудом), занимались при свете коптилок. Гулять сразу после уроков в школе наши дети не могли - по возможности мы старались приготовлять домашние задания при дневном свете и берегли керосин, которого у нас было очень мало. Гуляли дети вечером, с 5 до 7 часов. Зимой в это время уже темно. Но белел снег, из окон крестьянских домов падал свет. На деревне было спокойно. Дети играли со своими деревенскими сверстниками на улице: катались на санках, лепили снежных баб, бросались снежками, заходили к своим школьным товарищам в семьи. Воспитатели и очень часто я в это время специально проходили по деревне для контроля. Строго к 7 часам все воспитанники возвращались домой, хотя часов не имели не только они, но и большинство крестьян, - сказывалась самодисциплина, общий настрой и порядок. В 7 часов кормили детей ужином. Потом все расходились по своим спальням вместе с воспитателями. Снова зажигались коптилки. И начинались долгие вечерние беседы - дети вспоминали домашнюю довоенную жизнь и много о ней рассказывали друг другу и воспитателям. Читали книги, которые брали в школьной библиотеке. Эти долгие зимние вечера, эти задушевные беседы, чтения и репетиции, дружная пионерская работа продолжали тенденцию летних хозяйственных работ - сплачивали коллектив воспитанников и воспитателей детского дома. В 10 часов вечера был отбой ко сну. Пожелав воспитанникам спокойной ночи, воспитатели расходились. Приходила ночная няня. Во время сильных морозов прежде, чем уйти, воспитатели вместе с детьми сдвигали по две койки рядом; тогда на сдвоенные койки ложились по три человека, накрывались тремя одеялами и сверху еще бросали свои пальтишки - так спасались от холода. Кроме ежедневных дежурств по кухне, на детях же лежала ежедневная уборка в спальнях. Мальчики нанашивали воду (все с того же озера) для мытья полов и нагревали ее на кухонной плите, а девочки мыли полы во всех спальнях и в столовой. Они сдвигали койки, под койками только мыли горячей чистой водой, а дорожки между койками предварительно тщательно терли песком и голиком, потом расставляли койки на чисто вымытые полы по местам. В снежные, вьюжные дни дорогу к детскому дому заметало. Прежде, чем идти в школу, надо было ее расчистить. Эта работа доставляла детям одно удовольствие! Перебивая друг друга, они просили лопату и с восторгом бежали раскидывать снег. Так незаметно в учебных делах и хозяйственных хлопотах протекала зима, наша первая детдомовская, вторая военная зима. Была она хотя и не очень богатой и сытной, но все-таки и не совсем голодной и бедной. Были у нас крыша над головой; дрова, а значит, хоть какое-то тепло; питание — немного больше выдаваемой нормы военного времени, благодаря нашему подсобному хозяйству. Совместная учебная и хозяйственная работа, неукоснительное соблюдение распорядка и дисциплины, уютные, хоть и при свете коптилки, зимние вечера - все это все более и более сплачивало нас - коллектив воспитанников и воспитателей. Незаметно время подвигалось к весне. После Нового года вечера становились все светлее и светлее. Уже уроки мы успевали готовить без коптилки при дневном свете. А еще немного и гулять после приготовления уроков тоже стали при дневном свете. С началом ранней весны возобновились огородные работы. Прежде всего это вывозка навоза - органического удобрения - на земельный участок Курьяниха. Этим делом занимались опять мои неизменные помощницы, воспитательницы: М.И.и Е.И. Кудровы, А.Е. Антохина, М.А. Ромахина, Н.М. Каламаева и пионервожатая А.Н. Зяблова. Ранним утром (за исключением, конечно, дежурного воспитателя), когда ребята отправлялись в школу, они, вооруженные ломами и лопатами, собирались у колхозного скотного двора или одного из крестьянских хлевов. Надо было нарубить мерзлый навоз - занятие тяжелое и не из приятных: смерзшиеся комья летели по сторонам, попадали в лицо. Затем эти смерзшиеся глыбы, иногда очень громоздкие и тяжелые, надо было погрузить на дровни и, впрягшись в них, тащить на огород. Старались сделать это как можно раньше утром, пока стоял наст. Мы очистили все скотные дворы на селе. Удобрения было много. Ведь крестьяне Куганаволока огородничеством не занимались, сажали только картофель, навоза использовали мало. Их главным занятием испокон веку было рыболовство. Овощей они почти не знали. У нас местные жители учились различать семена огородных растений. Наркомпрос требовал еженедельных сводок о подготовке к весеннему севу и вывозке навоза на поля. И я каждый понедельник звонила по телефону в Беломорск, отчитываясь в цифрах вывезенного удобрения. На протяжении всей зимы на кухне собирали картофельные глазки - будущий семенной фонд. Их обрезали, обмакивали в золу (чтобы меньше высыхало питательных соков в маленькой верхушке картофелины) и складывали в корзинки. Это было ежедневной обязанностью дежурных по кухне. Когда глазков набиралось корзинки две-три, их относили в хранилище, где они и лежали до весны. В 1943 году детскому дому, как и обещали, дали второй земельный участок - внизу у озера в урочище, которое называлось Качнаволок. Новый участок был в два раза больше старого, на Курьянихе, - два гектара. И намного более трудоемкий: там была невозделанная целина и почва тяжелая, суглинистая. Но раздумывать нечего. Надо брать лопаты в руки и раскапывать новый участок. В один из дней в середине мая мы все, как один, работники и ребята, начиная от директора и кончая учениками 4-го класса, вышли в поле. К концу мая посев был закончен. Посадили картофель, а, кроме того, на Курьянихе в этом году еще сделали грядки и посадили немного овощей, чтобы осенью были ребятам радость и забава. Как и в прошлом году, воспитанники, не покладая рук, бережно ухаживали за посевами под нашим контролем. Они поливали, пропалывали и рыхлили, рыхлили и дважды за лето окучивали картофель. Бороться с вредителями сельскохозяйственных растений не приходилось - удивительное дело, но их не было, видимо, настолько чистой была экологическая обстановка. Всходы нас всех обольщали, уж очень были они хороши. Наряду с работой в своем подсобном хозяйстве, мы не забывали и о помощи соседним колхозам - имени Кагановича в деревне Куганаволок и подшефному колхозу «Восход» в селе Кевасалма, в 5 километрах от Куганаволока. В колхозе имени Кагановича наши воспитанники работали бригадирами на огороде. В подшефный колхоз «Восход» мы - работники детского дома и старшие воспитанники - ходили помогать в страдную пору жатвы. Наши работницы - сельские жительницы, которые умели жать, оказали совхозу большую помощь. В это второе наше детдомовское лето возобновили мы и хорошую традицию рыбной ловли, которая давала большое подспорье к общему столу. В ловлю - это увлекательное дело - включались все новые и новые ребята, даже девочки. И уловы значительно возросли. Так пролетела летняя и осенняя пора. Мы опять собрали хороший урожай и картофеля и овощей. Весь коллектив работников радовался: наши дети бегают, кто с брюквой, кто с морковкой в руках - совсем по-домашнему. Весь урожай убрали в хранилище. Здесь располагалось царство нашего завхоза. Эту должность исполнял В.Ф. Минин - молодой, лет 23-25, местный парень. Авторитет детского дома на селе и на территории сельского совета был высок. А время тяжелое, военное, голодное - даже и в деревнях. И вот многие местные крестьянки пытались устроить своих детей в детдом. Некоторых местных детей, преимущественно тех, у кого не было матерей (а отцы на фронте), мы в детдом взяли - братьев Витю и Вову Пономаревых, Гришу и Ваню Епишиных, Тасю и Вову Тарасовых, Костю Терентьева. Но многих мы взять не могли: у нас теснота, питание недостаточное. Я вынуждена была быть в этом отношении строгой к тем детям, которые жили с матерями, отказывала в приеме. Естественно, это вызвало волну недовольства и жалоб: жаловались в сельсовет, в роно, даже в Наркомпрос. Большинство жалоб были анонимные. В тяжелые годы войны государство заботилось о детях-сиротах, детях фронтовиков: была открыта дополнительная сеть детских домов по всей стране, в числе которых был и наш Куганаволокский, детдомовским детям давались дополнительные лимиты на питание, хлебная норма у них была выше обычной иждивенческой, создавались условия для развития подсобного хозяйства. За выловленную рыбу, собранные ягоды и грибы, за работы в подсобном хозяйстве детского дома мы начисляли воспитанникам деньги по трудодням. В детском доме мы всегда проводили утренники и вечера ко всем праздникам красного календаря. Устраивались они обыкновенно в нашей маленькой столовой, прибранной после завтрака или ужина. И проходили как-то особенно тепло и задушевно, уютно, по-домашнему наши «камерные концерты». Выходили мы со своими самодеятельными концертами и на широкую публику - выступали в школе, в сельском клубе перед населением. А когда в селе стоял партизанский отряд, дали несколько концертов перед бойцами. Партизаны угощали маленьких артистов шоколадом, однажды дали целых пять плиток. Шоколад! Это ведь такая роскошь в годы войны! Но наши артисты, пионеры не стали его есть сразу, а унесли в детдом, в спальни, там разделили по одному-два звенышка и раздали всем ребятам. Получили свою долю и те, кто не принимал участия в концерте. А самым маленьким достались самые большие дольки. Сделали это ребята по своей инициативе, и нам, взрослым, оставалось только приветствовать ее. По итогам работы коллектив детского дома неоднократно поощрялся и премировался. Дважды за те годы, что я жила в Куганаволоке, отчитывалась о работе детского дома на сессии сельского совета, и оба раза работа признавалась хорошей. Под новый 1943 год мы получили поздравительную телеграмму от первого секретаря Пудожского райкома партии Я.С. Крючкова с пожеланиями всем нам «здоровья, полного успеха в работе, учебе». 7 ноября 1943 года мы получили телеграмму из Наркомпроса за подписью И.И. Пятунина. Детский дом — это мой звездный час. По наивысшему счастью, которое получала от работы, от контакта и взаимопонимания с коллективом и работников и детей. Но здесь же довелось пережить и большое личное горе. Мы жили в добротном деревянном доме, который принадлежал школе, - учительский дом. В тот момент я была в сельсовете, утрясала какие-то детдомовские дела, вечером нам должны были вручать знамя. Вдруг слышу: «Ваш дом горит!» Поскольку пожар начался с сарая, наша квартира не горела долго. Но вход в нее был отрезан огнем. Окна высоко - не забраться, а на деревне, как выяснилось, не оказалось ни одной лестницы. Хлев, внизу под сараем, тоже не загорался долго. Коровница Анна Федоровна Каламова, она жила в соседнем доме, успела вывести коров. Деревенская женщина, она не растерялась, сумела, смогла. А ведь это трудно - коровы боятся и лезут обратно в огонь. Молодец она, просто герой - спасла наш детдомовский скот! Загнала коров в свой хлев, по-соседству. По стародавней крестьянской примете бросила она в огонь сырое яйцо - говорили, яйцо «завяжет» огонь и он не перекинется на другие дома. А вообще хорошо, что стоял тихий, с легким морозцем день - бедствие ограничилось одним домом. А то при отсутствии всяких средств противопожарной безопасности на селе могло бы захватить полдеревни. Стенки соседских домов, нагревшиеся от огня, крестьянки поливали из банок и тем хоть немного их охлаждали. Дольше всего стояла большая кирпичная русская печь. И в печурке над устьем - металлическое лезвие кухонного ножа, деревянная ручка которого уже сгорела. Наконец обвалилась и печь. Мы остались без крова, без одежды, без денег и документов. Очень обидно, что сгорело знамя - большое, тяжелое из красного плюша с кистями и голубыми виньеточками по краям. Его везли из Беломорска и рано утром в тот день доставили в канцелярию детского дома. Мы развернули его, посмотрели, восхищаясь. Потом, свернув, я положила его на кровать (в канцелярии стояла узенькая односпальная койка, здесь иногда ночевали приезжавшие в детский дом) и ушла на работу. А вернуться уже было не к чему. И вручать уже было нечего. Но свет не без добрых людей. Нам помогли. Вечером, вопреки случившемуся, мы все-таки провели торжественное собрание. Состоялось оно в большом зале школы (в детском доме не было такого большого помещения). Прошла торжественная часть. Вручили нам красное знамя сельского совета. А потом организовали даже небольшое чаепитие. Ведь для детей и коллектива работников это было такое событие - торжественное и радостное, такая высокая и заслуженная награда за все их нелегкие труды. И ведь они никак не были виноваты в том, что произошло несчастье. Оно и так омрачило наш праздник. И нельзя же было лишать их его вовсе. Помогли и нашей семье. Первую ночь мы переночевали в учительской школы. Потом нам отвели под жилье одну из классных комнат (Надя говорила, что как раз в этом классе она училась в прошлом году) - это помещение расположено ближе к выходу, немного в стороне от остальных. Жители деревни собрали погорельцам кто что мог, на первый случай - кто постельник, кто подушку, кто чайник, как всегда водится при таких бедствиях. Сельсовет восстановил сгоревшие продуктовые карточки. Немного позднее очень большую помощь оказал Наркомпрос: из Беломорска прислал три тысячи рублей денег, две дополнительные промтоварные карточки, большую посылку с одеждой, обувью и бельем. Наркомпрос выделил единовременный продовольственный паек, который при очередной поездке я получила в Пудоже. Самое печальное последствие пожара - ранней весной, промочив в валенках ноги (больше не в чем было ходить, посылка из Наркомпроса пришла позднее), тяжело заболел муж и от этого приступа болезни оправиться уже не смог. Еще перед войной, в 1939 году, его поразил туберкулез, открылись каверны. До войны лечение шло успешно: сделали пневмоторакс, регулярные поддувания и санаторное лечение давали ощутимые результаты. Но из Куганаволока надо было ходить (причем именно ходить!) - транспорта же не было - на поддувание в Пудож - это за 60-то километров. Несколько раз он ходил. Однажды его не поддули - было много раненых с фронта и не работала аппаратура из-за отсутствия электроэнергии. Пневмоторакс прервался. Но до пожара, подправившись на свежей водлозерской рыбе, он чувствовал себя довольно сносно, мог работать. Но когда муж сильно простудился весной 1944 г., процесс вспыхнул с новой силой и остановить его врачи уже не смогли. Тяжело больного я привезла его в августе 1944 г. в Петрозаводск. Процесс продолжался: ослабленный военными передрягами, длительным недоеданием организм слабо сопротивлялся болезни. Самые новейшие методы лечения не помогли. Весь 1945 и половину 1946 г. он уже почти не мог работать, все время бюллетенил. 28 июня 1946 г. наступила печальная развязка: его не стало. ...Но вернемся в 1944 г. 28 июня войска Советской армии освободили от фашистских захватчиков столицу Карелии Петрозаводск - мою родину. Мы были вызваны Наркомпросом на работу в Петрозаводск и реэвакуировались в августе. Источник: АКНЦ РАН. Подлинник. (2015) Эвакуированная Карелия: Жители республики об эвакуации в годы Великой Отечественной войны. 1941-1945 - Стр.189-206