Каулио (Пезонен) Анна Егоровна — О начале Великой Отечественной войны я узнала в Петрозаводске по радио из речи тов. Молотова 22 июня 1941 г.

Гражданские

Страна: СССР, Карелия Каулио (Пезонен) Анна Егоровна родилась в 1915 г. в д. Лемболово Всеволожского района Ленинградской области, финка. Накануне Великой Отечественной войны окончила Учительский институт в Карелии и преподавала географию и биологию в школах Пряжинского и Медвежьегорского районов. В 1941-1945 гг. находилась в эвакуации в Киргизской ССР (Киргызтан). После реэвакуации работала в системе народного образования в Питкярантском районе и г. Петрозаводске (в школах, роно, ШРМ и др.). Награждена медалями «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.» и «40 лет Победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.». О начале Великой Отечественной войны я узнала в Петрозаводске по радио из речи тов. Молотова 22 июня 1941 г. Я ехала в отпуск к родителям в Медвежьегорский р-н. Недолго пожила с ними, узнав, что отпуска учителей отменены, поехала в деревню Корза Пряжинского р-на, [где работала в школе]. Деревня была пустая, население было эвакуировано пока в Сямозеро. Кое-какие вещи и документы (диплом) свои я нашла и отправилась в Сямозеро, но на второй же день нас отправили на полевые работы в Корзу - на уборку ржи. Одеться велели в темную одежду для маскировки, т. к. постоянно летали вражеские самолеты. Утром военные-часовые провожали нас на поле и вечером в деревню. Убрали часть урожая, но вывезти убранное не успели, пришлось оставить д. Корзу и через Сямозеро по лесам передвигаться в Кутижму. Через пару дней добрались до Видан, ночевали в церкви, потом на попутной машине ехали до развилки на Сулажгорский кирпичный завод и ночевали в канаве под мостом. Нас было несколько человек. Помню только учительницу Йокиахо Лайми Эркиевну и ее маму. Затем на попутной машине доехали до Петрозаводска. Я получила из Наркомпроса направление на работу в Пиндушскую среднюю школу, где успела поработать всего 25 дней, так как началась эвакуация из данного р-на. Наша семья - папа, мама, брат, сестра и племянники - жила тогда в Пиндушах, работала на судоверфи. Я узнала, что они должны эвакуироваться, решила поехать вместе с родителями. С собой удалось взять только самое необходимое - одежду и продукты. Все мы имели эвакуационные удостоверения, по которым в дальнейшем нам давали хлеб. Так мы ехали на барже до Беломорска, где пришлось стоять 3 недели, потом перегрузили нас в товарные вагоны по 80 чел. Эшелон был большой, около 40 вагонов. Начальником эшелона был некий Калинин. С нами в вагоне ехала медсестра, но медикаментов было недостаточно. В дороге мы были два месяца. Путь был очень трудный — без бани, полуголодные, спали на двухэтажных нарах, топили круглую железную печку по очереди, дровами обеспечивали плохо. В каждом вагоне выделились несколько человек дежурных, которые получали хлеб на всех в эвакуационных пунктах по талонам, а потом в вагоне делили по 400 г на человека. Когда останавливались в городах и стояли долго, всегда старались что-то достать в столовой — чаще это была какая-то каша. В Беломорске к нам присоединилась еще сестра с сыном (муж сестры был мобилизован в армию, где он пропал без вести). Таким образом, наша семья состояла из 9 человек. С нами ехали из знакомых много семей: Карху И., Якимайнен П., Сударинен И., Иго И., Агонн М., Отсалайнен (староста вагона), Раутанн, Хаукка, Гуйма А. и т. д. Ехали через Омск, Новосибирск, Алма-Ату и 15 декабря остановились на станции Пишкепт Киргизской ССР, где нас расселили в разные населенные пункты, в совхозы. Нас ждали подводы, и на лошадях мы передвинулись на 50 км. Дорога была плохая - грунтовая, глиняная. Наш конечный пункт - Киргизская ССР, Фрунзенская область, Кагановичский р-н, совхоз Нижне-Чуйский, второй участок. Население было пестрым. На этом участке жили более 10 национальностей, русские, лезгины, карачаевцы, кабардинцы и т. д. Все они были высланы (переселенцы) и находились на учете в комендатуре, без права выезда. Местные жители жили хорошо, имели свое хозяйство (коровы, овцы, куры, гуси и т. д.). У русских были бани, и нам разрешили мыться в бане, в дальнейшем мылись в арыках или дома. На нашу семью дали комнату в одном из домов барачного типа. Полы были в домах земляные, их надо было мазать свежим коровьим навозом и смешивать с землей. Первое время мы этого не умели делать, потом научились. Топливом был кизяк, стебли кукурузы, подсолнечника, камыш и всякая грубая трава. Нам было тяжело привыкать ко всему этому. Печки были на улице самодельные из самана (из глиняных кирпичей). Колодец был общий, и все доставали воду своими ведрами. Мы купили новое ведро и повесили, но на второй день оно исчезло. Туалета не было, все ходили кто куда, хотя мы постарались сразу устроить между кустами определенное место. Народ в основном жил в грязи. Общей бани не было, большинство мылись дома в тазах или арыках. Взаимоотношения с местными жителями были неплохие. Мы меняли у них продукты на свою одежду. Паек был 300 г хлеба в день, и на работе питались в столовой. Так жили первую зиму, а весной дали огороды, семь соток на семью (у нас было 3 семьи). Сажали овощи, кукурузу и картошку. Племянники и брат поступили учиться на тракториста, потом работали. Зарплата была мизерная, т. к. на оборону удерживали большую часть зарплаты. Младший племянник Павел Куокканен потом поступил учиться в землеустроительный техникум, но не успел окончить, т. к. реэвакуировались. В дальнейшем питались из своих огородов. Климат в Средней Азии резко континентальный. Лето очень жаркое, дождей почти не было. Ночи темные и холодные. В первый же год на одежду выменяли телку, но через полгода ее украли. Между прочим, у всех эвакуированных потихоньку украли скот, если кое-как его сумели приобрести. Через год мы снова заимели корову (выменяли на кукурузу). Она была хорошей помощью для нашей большой семьи. Мои сестры, как брат и племянники, работали в совхозе. Папа и мама не работали, т. к. были уже в пенсионном возрасте. Помогали они по дому, на огороде и т. д. Старшая сестра Мария работала в поле. Иногда разносила воду рабочим, работала и на полевой кухне и когда где. Сестра Ида возила на быках (цоцобе), что надо было в хозяйстве (питьевую воду на поле, продукты в кухню, мусор, топливо, люцерну для быков и т. д.). В совхозе в основном выращивались технические культуры: конопля, кендыр, кенаф и т. д. На первом участке совхоза был лубяной завод, где из них вырабатывали нитки. Помощи никакой нам не оказывали. У сестры Иды муж был на фронте, и она имела сына в возрасте 4 лет, но помощи не было. Сестра не имела связи с мужем, он пропал без вести. Одежды тоже не получали. Одевались только тем, что было своего, но от горячего солнца все быстро выгорело. Ситец на рынке стоил 100-150 руб. метр, а костюм — 300 руб. Продавали на базаре во Фрунзе кукурузу и покупали кое-что из необходимой одежды. За 4 км - в центре совхоза - были медпункт, больница, аптека и клуб. Молодежь ходила на танцы и в кино. С местными жителями жили дружно. В 1943 г. заболел наш папа и умер в возрасте 65 лет. Мама заболела тифом, но поправилась и после этого жила еще 34 года (умерла в возрасте 89 лет в г. Петрозаводске). Все, что я изложила выше, относится к нашей семье, теперь хочу написать о себе. На работу я устроилась через облоно и роно на хутор Чаткуль Кагановичского р-на в неполную среднюю школу преподавателем биологии и химии. Моя подруга, Гуйма Хельми Андреевна, устроилась в школе, в горах, а через год ее тоже перевели в Чаткульскую н.с.ш. преподавателем русского языка и литературы. Так мы с нею работали вместе всю войну. В настоящее время она живет в Питкярантском р-не, п. Салми, школа-интернат, д. 19, Польина (Гуйма) Х.А. В школе было еще 2 учительницы, эвакуированных с Украины. На хуторе жила еще одна семья в колхозной бане. Они были эвакуированы из Москвы. На хуторе было несколько домов барачного типа. В школе было всего 7 классов, и ученики приходили из других населенных пунктов. За 3 км находился цыганский колхоз, там был филиал нашей школы и еще один филиал в другом поселке, не помню названия. Там в основном учились ученики I—IV классов. Я жила в семье Козловых. У них была только одна комната и кухня. Муж был на фронте, и в семье было еще трое детей. Я спала с ученицей 6—7 класса на одной постели. Питалась отдельно, но часто помогала в хозяйстве (на огороде или готовила кизяк и т. д.), тогда Надежда Аксёновна кормила меня. Жили с нею дружно и долго переписывались после реэвакуации. Условий никаких не было: ни медпункта, ни клуба, даже бани. Медпункт находился за 11 км — в райцентре, но транспорта никакого не было, только на лошадях. Ездили на бричке (телеге), запряженной тремя лошадьми или верхом. Мне пришлось часто ездить в центр р-на, научилась ездить верхом. Я имела огород и выращивала овощи: кукурузу, тыкву, картофель и даже в одно лето имела свою бахчу (арбузы и дыни). Огороды вспахивал колхозный трактор. Паек получала мукой, смешивая с вареной тыквой, получались вкусные лепешки. Мельница была недалеко от нашего хутора, и можно было молоть в любое время кукурузу на муку. Из муки варила мамалыгу (кашу). Это грубая пища, и многие заболели. У меня до сих пор пищеварительная система страдает от этого. Я работала в школе, которая находилась на территории колхоза им. Ленина (хутор Чаткуль). Сперва имела несколько часов в неделю, но после посещения моего урока зав. роно (ему понравилось, что я применяла много наглядных пособий и гербариев, которые годами лежали не тронутыми в шкафах) мне дали полную нагрузку и, когда завуча отправили на фронт, назначили завучем школы. Обычный рабочий день у меня был в школе, где я трудилась с утра до вечера. Изготовляли с учениками чучела птиц, гербарии, ходили на экскурсии и т. д. Отпуска были отменены, поэтому каждое лето работала с учениками на колхозном поле. Выполняли разные работы: пололи и прореживали сахарную свеклу, собирали вредных насекомых: клопа-черепашку, который принес большой вред, съедая зерно пшеницы. Весной, как только появились всходы, клоп откладывал десятки яичек, маленьких точек, на стебель пшеницы. Надо было каждый стебель пропустить между пальцами и уничтожить яйца, а по мере роста насекомого собирали взрослых в пол-литровые бутылки (это была норма трудодня), затем высыпали в трубу горячей уличной печи. Убирали просо (пшено), кукурузу и т. д. Работали на пришкольном участке. Участвовали в поливе огорода. В Средней Азии ведь искусственное орошение. Вода поступает с гор в большие арыки, потом разветвляется на более мелкие канавы. После полива на второй-третий день необходимо разрыхлить землю мотыгами, иначе от жары земля пересохнет и трескается и расти ничего не будет. Где вода, там и жизнь, поэтому в Средней Азии всегда ругались из-за воды. Пришлось посещать иногда колхозные собрания, и всегда на повестке дня был вопрос рационального использования воды. Если кому была дана вода, устанавливали дежурство, чтобы на пути другие не отвели ее на свои огороды. В поле мы работали с 8 часов утра до 11 часов дня, потом обедали и отдыхали где-либо в тени или купались (чаще на речке Чу), затем с 4 часов дня опять работали, сколько могли. Днем было очень жарко, невозможно было работать на солнцепеке, особенно с детьми. Все календарные праздники мы отмечали в школе с учениками и родителями. Клуб был занят под кладовую. Выпускали школьные стенные газеты. Между школами проводились вечера, где соревновались за лучшие места. Помню, в нашей школе среди лезгин были мальчики, которые хорошо танцевали «лезгинку» и школа получила первое место. В школах проводились открытые уроки, и все предметники куста являлись на эти уроки. В 1944 г. Чаткульскую неполную семилетнюю школу закрыли из-за малого количества учащихся в V-VI1 классах, и меня и Хельми Андреевну перевели в Нижне-Чуйскую н.с. школу. Я работала преподавателем географии, биологии и химии, а Х.А. - русского языка и литературы. В этой школе были условия лучше. Получали журналы, газеты, имели радио. Раз в месяц проводились политзанятия с докладами, и учителя нашей школы всегда посещали эти занятия в Нижне-Чуйской средней школе (за 3 км). Платили учителям зарплату, но она была мизерная против тех цен, которые были на продукты, покупаемые у населения, а в магазинах ничего не было. Пиала (пол-литровая банка) сахарного песка стоила 100 рублей, а топленое масло 0,5 бутылка - 150 руб. Я жила опять у хозяйки, питались вместе и спали на одной кровати. Я платила за питание ей, не помню сколько, жили дружно. Она была неграмотная женщина, работала в совхозе, муж был на фронте. Я писала за нее все письма ее мужу. Когда уехала, даже прослезились. В этой школе я тоже работала завучем. Мои родители жили теперь близко, на II участке, за 2 км, но т. к. у них была только одна комната, то я решила жить отдельно, ближе к школе, а выходные проводили вместе всей семьей. День Победы я встретила в школе. У меня был урок географии, как директор вызвал меня с урока, чтобы договориться, где будем проводить митинг, кто выступит и т. п. Когда я вернулась в класс, все ученики аплодировали и кричали, что война кончилась. Они, по-видимому, подслушали у дверей наш разговор. Радость, безусловно, была беспредельная... Организовали все очень быстро. Литератор Х.А. сделала доклад, и после этого были организованы танцы. Кто плакал, кто смеялся от радости... Сразу же после Дня Победы мы стали думать о реэвакуации. Стали писать письма в Петрозаводск в Совет министров, переселенческий отдел. Составили список эвакуированных из судоверфи. Скоро же получили вызовы. Я получила еще вызов из Министерства просвещения. Реэвакуация не была организована. Кто как сумел, так и возвращался домой самостоятельно. Начальство никак не хотело отпускать. Я съездила в облоно в г. Фрунзе. Заведующего не было, заместитель - женщина - не стала подписывать моего заявления. Я подходила к ней 2 раза. Сидела в приемной, вдруг слышу, как она разговаривала по телефону с кем-то и сказала, что уехала бы даже завтра, так хочется отсюда домой. Тогда я подошла еще раз к ней и сказала, что вы эвакуированные, как и я, хотите уехать, почему же Вы мне не верите и не подписываете мое заявление. Она подписала и мое и сестры заявления. Осенью мы уехали. Потом старшая сестра с сыновьями, затем мама, брат и младшая сестра с сыном. Из имущества с собой взяли только чемодан с необходимым бельем и продукты на дорогу. Часть из вещей отправили багажом, но куда-то половина багажа так и пропала. Очень трудно было с билетами, стояли в очереди несколько дней. Пришлось платить еще достающим билет по 200 руб. Вагоны были переполнены, общие. Ехали полуголодные, по дороге ничего нельзя было купить из продуктов и не смели выходить из вагона, т. к. на всех остановках люди стояли и любыми путями стремились попасть в поезд. В Москве тоже свои трудности, несколько дней сидели на вокзале, никак не прокомпостировать билет, но все же до Ленинграда доехали и опять с трудностями до Петрозаводска. Приехали в Петрозаводск в октябре 1945 г., а 13.11 устроилась на работу в Питкярантский р-н в Импилахтинскую семилетнюю школу преподавателем биологии, а через год была назначена на должность школьного инспектора роно, где и работала до 1948 г., затем вышла замуж и переехала на местожительство мужа в г. Петрозаводск, где и живу до сих пор. Эпизоды I. Когда мы эвакуировались, с нами ехали спецпереселенцы, которые жили в Пиндушах, они не имели никаких паспортов и жили без права выезда. Начальник эшелона т. Калинин включил всех нас (из судоверфи) в общий список и сдал нас в комендатуру НКВД. На второй день у нас отобрали паспорта. Меня не было дома, и брат отдал и мой паспорт. Так мы жили всю войну без паспортов. Сколько я ни писала, даже в Москву, но безрезультатно. Без конца комендатура Нижне-Чуйского совхоза требовала, чтобы я проживала на территории комендатуры. Былая и неоднократно во Фрунзе, областной комендатуре, объясняла, что я имела такой же паспорт, как и вы, пользовалась теми же правами конституции, что и вы, почему же вы имеете право отобрать мой паспорт. Они кричали на меня, что вас надо под конвоем вывести из территории колхоза (Чаткульская школа была на территории колхоза им. Ленина). Когда я узнала, что из Петрозаводска республиканские органы КФССР эвакуированы в Беломорск, написала все подробно и отправила в Беломорск. Мне прислали ответ письменный, что по вине начальника эшелона т. Калинина паспорта были изъяты неправильно. Поехала опять в г. Фрунзе (50 км) в обл. НКВД. Паспорт мой вернули. Теперь признали справедливость моих слов, даже за руку поздоровались. Дали справку, чтобы прописали меня и т. д. После этого всем нашим эвакуированным из судоверфи и Мурманска (они тоже ехали с нами в одном эшелоне) вернули свои паспорта и кто еще мог, вернулись на родные места. II. Мы ехали через Новосибирск в Алма-Ату и т. д. Где-то около Алма-Аты наш состав долго стоял. У нас было очень плохо с топливом для отопления вагона. Я с Гуйма Андреем взяли ведра и пошли искать уголь. Недалеко от станции было много угля. Мы набрали ведра и пошли к поезду. Вдруг нам закричали «стой» и повернули нас в милицию, где составили акт и потребовали заплатить по 25 руб. штрафа. Мой брат, узнав об этом, обратился за помощью к начальнику эшелона, но он не помог. Я объясняла, мы же эвакуированные, денег нет, и мы не знаем, что нельзя брать уголь и т. д., но мне ответили, что будете арестованы, если не заплатите штраф. Тогда брат принес деньги, и меня освободили, а также Гуйма Андрея, за которого дочь заплатила штраф. Источник: АКНЦ РАН. Подлинник рукописный. (2015) Эвакуированная Карелия: Жители республики об эвакуации в годы Великой Отечественной войны. 1941-1945 - Стр.268-276