Из воспоминаний жительницы Заонежья Тихоновой Таисии Александровны (д. Падмозеро). У неё лилась кровь изо рта, ушей, из носа …

Гражданские

Дата: 16 мая 2003 г. Страна: Россия Июнь 1941 года. Было мирное, тихое время. Мама, дедушка, бабушка трудились в колхозе, заготавливали сено, дрова, выращивали овощи, картофель. Всё шло спокойно своим чередом. Мы с сестрой подрастали, мне было 3 года, Лиде 1,5. Мама смирилась с тем, что в 21 год потеряла мужа, и мы остались без отца. Он погиб в финскую войну. И вот к нам в Заонежье пришла беда – война. Народ был очень напуган. Боялись вечером выходить на улицу. Со дня на день ждали наступления финнов. Они уже под осень стали появляться в деревне. Наш дом стоял на краю деревни Падмозеро. Рядом поле и лес. Финны стали часто проверять, нет ли в деревне партизан. Особенно привлекал их наш дом. Вечером поздно стучат в дверь, слышится финская речь. Зайдут 2-3 человека, пройдут на сарай, затем по всем комнатам, иногда уйдут спокойно, иногда со злостью хлопнут дверью, а мы только дрожим все. Ночью в районе Сальной горы была слышна перестрелка. Дедушка нам всё время говорил: «Скоро нас из дома выгонят». В один из выходных дней финн зашёл в дом с большой собакой, прошёл в комнату, что-то злобно кричал, а затем с поводка спустил собаку, натравил на сестру, которая сидела у окна. Она испугалась и упала за окно. А дом у нас был высокий. Дедушка побежал за ней на улицу. Когда он принёс её домой, у неё лилась кровь изо рта, ушей, из носа. Мама горько плакала, а финн спокойно ушёл из дому. После этого сестра не стала говорить, слышать, хотя до этого она хорошо говорит и слышала. И вот моя сестричка с осени 1941 года глухонемая. Вскоре нас перевезли в Воронино. Там мы прошли регистрацию в военной комендатуре. Через месяц перевезли в деревню Мустово, поселили в дом, где уже жили 5-6 семей. Спали на полу. Никуда не разрешали выходить. Из деревни Падмозеро финны приезжали каждый день проверять. И вот как-то раз мы стояли с бабушкой у родника, набирали воду, а финны ехали мимо нас. Финн натравил собаку на меня, она схватила меня за колено и бросила в ручей, который вытекал из родника. Бабушка так испугалась, что до вечера не могла встать, всё лежала. Она испугалась, что покалечили одну сестру и теперь другую. Но у меня всё же укус поправился, хотя шрам остался на всю жизнь. В дальнейшем нас-детей стали прятать на сарай, когда приезжали финны. Часто они проверяли наличие зернопродуктов и отбирали последнее. Хотя я была небольшая, но часто перед глазами встают такие воспоминания. Проверяли и отбирали скот, хлеб у населения. Бабушка Галашина спрятала миску муки. Её за это хотели повесить на верёвке, которую набросили на детские качели. Дом стоял недалеко от леса, и она смогла убежать и спрятаться в лесу. Плакать нам нельзя было, за это били плётками, а ведь нас привозили, чтобы все смотрели, как наказывают. Страшно вспомнить всё это без слёз. Потом, в начале апреля, повезли нас в деревню Палтега. Жили 5 семей в небольшом домишке, а рядом был дом, где располагался штаб финнов: всю ночь приезжают, уезжают, кричат. Заходят в дом, проверяют нас: сколько человек, нет ли среди нас партизан. Здесь нельзя было выйти за пределы деревни. В субботу водили в церковь, был финский поп. Водили в баню да такую горячую, что мы, малолетки, терпеть не могли, кричали. За это плёткой получали по спине и снова загоняли в баню. Мама много раз обращалась к финским врачам с дочкой, плакала, просила помочь, но получала отказы. «Мы лечим только своих», - вот их ответ. Жили мы впроголодь. Скот у нас отобрали, хлеб тоже. С собой было взято только то, во что можно было переодеться, и больше ничего. Посуда, мебель – всё осталось в доме. А когда мы в конце июня 1944 года пешком пришли домой, то увидели следующую картину. Окна висели на одной петле, двери настежь. Всё у них было вывезено. Деревни Падмозеро, Мустово, Палтега были опутаны колючей проволокой. Этой проволокой у нас после войны были огорожены огороды, проволока до сих пор стоит, напоминая нам о войне, той страшной войне, которую нам никогда не забыть. Жить, как говорят, начали с нуля. Ели гнилую картошку, которую копали на огороде весной, ели траву, щавель, опилки. Все невзгоды перенесены, потери близких. Родных рано потеряли. Постарались сначала учиться, летом работали по 3 месяца. Начала работать с 13 лет с 1952 года по 1957. За летние месяцы было отработано 18 месяцев. Не было у нас счастливого детства. Работы не боялись никакой, куда скажут, туда и шли. Картошку сажала, овец и коров пасла, косила и сушила сено, на колхозном огороде полола, поливала, жала рожь, никогда не отказывалась ни от какой работы. Надо было помогать маме. Матери было трудно, надо было кормить нас, одевать, а получала за трудодни пустые «палочки», но всё равно мы выжили. Я получила заочное образование. По специальности экономиста отработала 30 лет. Но всё же ночью, когда нет сна, перед глазами встаёт эта проклятая война, проволока вокруг деревень, издевательства финнов. А теперь и местные чиновники творят свои дела, чтобы затоптать прошлое, правду войны. Ведь они не были малолетними узниками и им этого не понять, как мы жили, какие издевательства пережили. А мы стали инвалидами от такой жизни. Не дай Бог пережить то, что мы перенесли в свои детские годы, ведь не было у нас детства. Рано мы стали взрослыми из-за этой проклятой войны, и хочется жить, чтобы дети и внуки жили хорошо! 16.05.03 Источник: (2004) Трагическое Заонежье - Стр.63-65