Из воспоминаний В. П. Кудымовой (Белкиной) о выпускницах женской снайперской школы – об участии в Петсамо-Киркенесской операции.

Участники

Дата: 26 сентября 1974 г. Страна: СССР, КарелияПериод: Великая Отечественная война (1941-1944) Стоял март 1944 г., утрами по-зимнему холодный, но солнце улыбалось по-весеннему, и приближение ее чувствовалось с каждым днем. И каково же было наше удивление, когда в преддверии весны нас одели в новенькие, беленькие полушубки, выдали все зимнее обмундирование, мы недоумевали: на пороге весна, а мы в зимнем, тогда как остальные девчата были одеты по-весеннему, в новые зеленые шинели, новые сапоги, а у нас валенки. И только в поезде нам стала известна причина, когда начальник школы подполковник Кольчак сказал, что мы едем на Северный фронт, что нас серьезно озадачило, ведь условия там нам совершенно незнакомы. «Придется, девчата, нам на месте перестраиваться, приспосабливаться, доучиваться», - так сказал он нам. […] В Кеми мы стояли долго, здесь началось распределение нас по местам назначения, даже успели сходить, правда, строем, на танцы, с каким восхищением смотрели на нас местные мальчишки, когда мы, чеканя шаг, с песнями шли по улицам Кеми, а пели и ходили мы, действительно, хорошо. После Кеми ряды наши начали редеть, девочки группами оставались на местах назначения, а прибыло нас в Кемь 150 человек. И вот наконец после 20-дневного путешествия прибыли мы на место. Так вот какое оно, Заполярье! Самая отдаленная точка Великой Отечественной войны; кругом сопки, покрытые снегом гранитные скалы, мелкий кустарник, огонь, огонь врага! 10 апреля мы прибыли в 155-й стрелковый полк 14-й дивизии генерала Короткова, высота 314,9! От штаба дивизии до полка добирались на собаках. По приезду на место началась будничная военная жизнь с пристрелки оружия, со знакомства с местностью. Помню, вышли мы в лощину для пристрелки винтовок, снег белый-белый, нетронутый, как туго натянутая простыня, он ярко отсвечивал от солнечных лучей, и мы долго не могли привыкнуть к этому яркому свету. С нами пошли ребята из разведвзвода, им очень не терпелось посмотреть, на что мы способны, а нам доказать, что мы, действительно, хорошо стреляем, а то слышали, как они, подсмеиваясь, говорили: «Ну, прислали детский сад», что нас, конечно, обижало. Вот тут-то мы и доказали, что не детский сад, а самые настоящие снайпера; они, убедившись в этом, изменили к нам отношение, впоследствии они были самые лучшие наши друзья. И вот, пристреливая винтовки, мы бегаем от мишени и обратно, разговариваем, обсуждаем события дня, вдруг начался обстрел нашего края шрапнелью; снаряды, разрываясь в воздухе, опускались на землю букетами осколков, а мы, подняв головы, с интересом наблюдаем невиданное зрелище, пока нам не крикнул кто-то: «В укрытие!». Мы и не помышляли об опасности, нам было все интересно. Приближался праздник – 1 Мая, и нам захотелось внести разнообразие в жизнь полка, мы решили своими силами дать концерт в полковом клубе, и концерт удался: мы пели, читали стихи, ставили интермедии, какое оживление внес он в жизнь полка разведчиков. Моя снайперская пара была Наташа Гукова, помню ее такой: была она среднего роста, крепко сложена, белокурая, с крупными чертами лица, миловидная, любила шутить, ее шутки всегда были острыми, вызывали большой смех, но сама она к ним относилась серьезно и не смеялась, в речи ее перемешивался белорусский говорок. Родом она была из Белоруссии. По прибытии в полк к каждой снайперской паре был прикреплен снайпер-мужчина, который должен был ознакомить нас с местностью, с расположением противника. К нам с Наташей был прикреплен Кузьмин, мужчина молодой, но он носил усы, и поэтому нам казался солидным, и, как всем 19-20-летним, люди старше 25 лет казались чуть ли не стариками. И вот мы трое одним майским солнечным утром вышли на передний край, идем, спокойно разговаривая. Кузьмин все рассказывает нам истории из их фронтовой жизни, и вдруг начался обстрел, раньше мы не попадали в такую обстановку, на этот раз обстреливались те места, где мы находились; минометный огонь, причем очень сильный, открыл немец. Слышно, как со свистом пролетают над нами мины, нам опять же интересно с Наташей, смотрим по сторонам, как они то справа, то слева, то впереди и сзади разрываются. Сквозь гул слышим голос Кузьмина: «В укрытие!», а сам бежит, мы за ним, укрытием оказалась расщелина между двух больших камней. Кузьмин с Наташей поместились вовнутрь, а мне пришлось примоститься около них с краю; сидим, пережидаем обстрел, и вдруг сильный взрыв, слышно, как по нашему убежищу бьют осколки, один осколок упал прямо передо мной, и метра не будет, протянула руку, а он теплый, с удивлением я рассматривала его ? тяжелый, рваный кусок металла. Наташа говорит: «Возьми, Белка, на память», я взяла, чтоб показать девчатам. Обстрел закончился для нас благополучно, и мы продолжали знакомство с передним краем, правда, весь день были под впечатлением этого обстрела – это наше первое боевое крещение, о котором мы увлеченно рассказывали вечером девчатам, и было это 13 мая 44 г. Наш передний край, естественно, и немецкий был хорошо укреплен: сделаны добротные каменные траншеи, так что непросто было выследить немца, но мы так хотели открыть свой счет, не считаясь со временем; и день и ночь наблюдали за противником, выбираясь, где можно, за передний край, часами лежали и ждали, где бы хоть промелькнул, показался нужный нам фриц. Сейчас трудно сказать, кто из нас первый открыл счет, но только я хорошо помню 16 мая – чудесное, солнечное утро, солнце светило в сторону противника; в это утро мы, как всегда, рано вышли «на охоту» для наблюдения за противником. Надо сказать, немец ежедневно методически обстреливал наш передний край, так и в этот день начался обстрел, но мы решили наблюдать, не уходить в укрытие. Вот, наблюдая, я заметила какое-то быстрое движение над бруствером, потом еще и еще, я взяла на мушку цель и стала ждать, давая какое-то время освоиться «безопасности», и, когда над траншеей на такое-то время оказался противник, я выстрелила, но не сразу поняла, что это прогремел мой выстрел, продолжая смотреть в оптику, я видела, как что-то неподвижно осталось лежать на бруствере, и, когда мы пришли вечером в расположение, меня встретили поздравлениями, оказывается, это был корректировщик, и на НП видели мой выстрел и его результат; об этом потом писала дивизионная газета. По-своему прекрасно лето в Заполярье, которое незаметно сменило долгую полярную ночь, солнце круглыми сутками гуляет по небу, отдавая дань за долгое отсутствие, и не сразу привыкнешь к длинному полярному дню, приходилось окна на «ночь» завешивать одеялами. Под теплыми лучами солнца густо зеленеют сопки, цветет мох, кажется, даже камни зацветают всеми цветами радуги, искрясь на солнце; множество мелких озер, искристо отражая его лучи, в светлых водах их видно голубое-голубое небо да множество шустрых рыбешек. Одним таким летним днем состоялся слет снайперов дивизии, от нас на нем были Соня Середенко, Лена Ляндеберг и я. Многие выступали и говорили о роли снайпера в обороне, о достижениях, о задачах и многом другом, и на этом слете пришлось выступать и мне, я говорила, что обстановка для нас была непривычна, но мы быстро освоились, и пощады от нас фрицам не будет. Мое выступление было встречено такими веселыми, дружными аплодисментами, но, конечно, не «речь» моя произвела впечатление, а мой маленький рост и довольно задорное заявление командиру дивизии о том, что фрицам от нас не поздоровится. А как мы готовились к своему первому поиску с разведчиками, к назначенному дню мы облюбовали место, устроили себе ячейки в центре прорыва, но командование полка направило нас в другое направление, поставив перед нами задачи: подавлять огневые точки противника и живую силу. Бой был сильным, мы много стреляли по огневым точкам и по живой силе, сколько он длился, мы не знаем, тут был и пулеметный огонь, и артиллерия била, и мины свистели, оставили позиции по получению приказа. Поиск был не совсем удачен, захваченный немец был убит в перестрелке, а мы потеряли много хороших ребят: Женю Баранова, Мишу Шлемензона, Ивана Шалбина, многие были ранены, мы тяжело переживали потерю товарищей. В сентябре 1944 г. началось наступление и на нашем северном фронте, здесь мы впервые увидели и услышали выстрелы «Катюши». Бои в условиях Заполярья особенно трудны, сопки, камни, бездорожье, особенно трудно было артиллеристам, поднимая и подтягивая тяжелые пушки-гаубицы, лошади в кровь избивали ноги, падая, спотыкаясь, избивали морды, калеча их. Сколько раз нам приходилось вместе с артиллеристами вытягивать пушки! Помнится хорошо тот день, когда наш полк с ходу вступил в бой. Было раннее хмурое осеннее утро, мы только что с марша остановились на отдых, получили сухой паек – хлеб и сахар. Разломав хлеб на куски, густо посыпав сахаром, мы принялись за завтрак. Нина, Саша, Маша Корзинкина сели около большого камня, а мы с Леной и Наташей облюбовали старую воронку и, спустив в нее ноги, сели, побалтывая ими. Наша артподготовка началась для нас неожиданно, били откуда-то сзади нас гвардейские минометы, слышно, как со свистом пролетали над нами тяжелые снаряды, а потом заговорили пушки всех калибров. Начался такой грохот, что мы кричали друг другу, мы были рады, ведь били по немцам, мы только смотрели за временем, после артподготовки должны наши пойти в атаку, немцы не замедлили дать ответный огонь по нашим батареям и переднему краю, снаряды, не долетая до цели, стали рваться в нашем расположении. Что тут стало! Кругом взрывы, крики, стоны раненых, ржание лошадей. Несколько снарядов упали в наше расположение, один крупный снаряд попал в большой камень, разорвавшись, поразил всех окружающих осколками. Нина Елизарова, Маша Семенова и Рая Кондрашева оказывали помощь раненым, собрав их в укрытие, перевязывали, разрывом снаряда они все трое были ранены. Нина скончалась по дороге в медсанбат, Саша ? на операционном столе. Рая, а позднее Маша Корзинкина-Васильева были отправлены в медсанбат, а затем дальше в тыл. Рая Кондрашева в настоящее время живет в Москве, инвалид войны 1-й группы. Оказав помощь раненым и эвакуировав их, мы подошли ближе к переднему краю, развернули палатки первой медицинской помощи, нас приказом командира полка временно передали в распоряжение начальника медицинской части майору Голову. Вскоре стали поступать раненые, работы было много: днем, вечером не раз налетали самолеты немецкие, самое неприятное впечатление оставляет эта бомбежка, слышать неприятный визг бомб, разрывы, к счастью, бомбежкой нам не было принесено большого вреда. Однажды майор Голов взял меня и Лену, и мы пошли на место только что прошедших боев, где-то далеко в сопках, там нужна была срочная медицинская помощь. Но добраться туда можно было только пешком, и вот мы с ней с полными медицинскими сумками отправились и далеко в сопках нашли 5 круглых финских домиков, которые были полны раненых, на землю выпал снег, появились первые морозы, и поэтому были среди раненых и обмороженные. Вот где нам с Леной пришлось поработать. Мы всех раненых разместили поудобней в 4-х домиках, 5-й освободили для майора и оставили резерв, домики разделили по два каждой и несколько дней и ночей беспрерывно ухаживали, оказывали помощь: кому-то подать пить, кому-то переложить ногу или руку или просто посидеть и успокоить, помочь подняться и т. п. Воды не было, и мы бесперебойно таяли снег в алюминиевых кружках, с каким наслаждением пили наши раненые кипяток, обжигая губы, руки, но они не замечали, казалось, этот кипяток возвращает им жизнь, и так несколько дней. У нас не было продуктов, голодные и не спавшие, мы с Леной совершенно не замечали времени, не падали духом, а, наоборот, было весело, встретимся утром и зальемся друг над другом звонким смехом; дело в том, что за ночь мы сделаемся как «золушки» от печной копоти и дыма, протремся снегом и за работу. Однажды к нам прибыл командир дивизии генерал Коротков, но мы не знали о его приезде, были заняты, заскакиваем в нашу землянку в таком вот виде, береты на боку, чумазые, возбужденные, рассмотрели, что начальство, спохватились докладывать, а он: «Не надо, девочки, спасибо вам большое!» Мы так и замерли: «За что?» После его отъезда на столе осталось полбулки хлеба, раскрытая банка тушенки, я быстро подобрала, а потом, разделив на маленькие-маленькие кусочки, намазав тушенкой, раздали всем раненым, кто мог есть. Майор Голов похвалил за находчивость. Бывало до того устанешь, днем заскочишь в свою землянку, чуть прикорнешь и сразу же засыпаешь глубоким сном: так и проваливаешься куда-то, но стоит майору Голову зайти и тихо сказать: «Белочка, надо», как тут же соскакиваешь, и сон мгновенно проходит. Через несколько дней после посещения нас командиром дивизии прибыли из медсанбата волокуши увезли тяжело раненных, работники медсанбата приняли от нас раненых, и наша помощь больше не потребовалась. В этих финских домиках были раненые со всей дивизии, наше местоположение было обнаружено бродячими немцами, недобитыми, которые бродили по сопкам, позднее двух привели, были с рацией они. Мы, как могли, пытались с ними разговаривать, им сказали, что это снайпера, они так заискивающе стали лепетать: «Русишь Маша гут, гут…» И вот наконец Петсамо, о котором столько было разговоров, за которое в кровопролитных боях погибло много наших товарищей. Помнятся мне там реки молочные - это когда горели склады, то сгущенное молоко текло рекой. И во взятом Петсамо не давали покоя нам немцы, часто бомбили, но сполна рассчитались с ними наши. Хорошо осталось в памяти их кладбище, где правильными рядами стояли сотни черных крестов с касками, мы радовались, смотря на эти кресты, что пришло им возмездие. Боями за Киркенес закончились боевые действия полка на Севере, за эти бои полку была присвоена Гвардия, награжден орденом Кутузова и звание Киркенесский. Под Киркенесом мы отпраздновали октябрьские праздники, здесь были вручены награды отличившимся в боях, и мы, группа девчат, тоже были награждены медалью «За отвагу». После короткого отдыха и переформирования в Рыбинске наш полк был направлен на запад, войну мы закончили в Германии. […] Вот этот стих сохранился у меня, автор неизвестен, написан по окончании боев, и его все с удовольствием читали: Воину Заполярья! Кругом лишь голых сопок склоны, Болота, ветер, скудный мох, Три года страшной обороны Другой бы вынести не мог! А ты стоял! Порой до злобы, До исступления, до слез! Тебя истачивал озноб, Жестокой Арктики мороз. И ни костра (согреть бы руки), Ни шалаша (укрыться прочь От нестерпимой этой муки И пережить еще бы ночь). Однообразный мир, граница, Счет по минутам, не по дням. Вся в пене Западная Лица Гремит и скачет по камням. И враг, засевший в камне тонко, Враг, не жалеющий свинца, И бездорожье, бездорожье, И голым сопкам нет конца. Ты выстоял и все невзгоды пережил, Все испытал, и на безумство непогоды И на удел свой не роптал. Ты был упрямый и суровый, Ты верил – близок твой черед, Когда в атаку, сдвинув брови, На немца двинешься вперед! И вот он грянул, день счастливый! Всесильна, яростна и зла Волной от Кольского залива Пехота хлынула, пошла. Хвала идущим в бой солдатам! Презревшим смерть, поправшим страх. На Кариквайвише горбатом Впервые дрогнул подлый враг. Там был форпост – стальная крепость. Он путь к Титовке преграждал, Но не развеял твою смелость Его смертельный, шквальный вал. За раны Мурманска сторицей, За годы горя своего Ты отплатил достойно фрицам И не простил им ничего! На Луостари, на Петсамо В родные, русские места Тебя вела вперед упрямо Отчизна милая твоя! И ты дошел до этой цели, Разбил немецкое зверье. Горит победно на медали Изображение твое. В. П. Кудымова (Белкина) Источник: ГАМО. Ф. Р-413. Оп. 1. Д. 249. Л. 16–20. Подлинник. Машинопись. (2015) Фронтовой альбом. Сборник документов и воспоминаний - Стр. 244-249