Из воспоминаний Надежды Силкиной. Когда наши отступали

Гражданские

Страна: СССР В те дни, когда наши воины отступали, мы все жили в тревожном ожидании. В июле в нашем доме остановились ненадолго четыре солдата и их командир. Ночью они по очереди дежурили, готовили пищу, а днем куда-то уходили. Жили они дней десять, а потом куда-то ушли. А вскоре нас эвакуировали в соседнюю деревню Пертозеро, что в семи километрах от нашей — Вороньей. Это Подпорожский район Ленинградской области. Родители уходили по утрам на работу в свою деревню, а вечером возвращались обратно. А потом вскоре нас снова направили в родную деревню. Поначалу мы вздохнули с облегчением: дома будет легче, где и сами стены помогают. Мы не могли предвидеть, как будут развиваться дальнейшие события. В сентябре 1941 года по левому берегу Свири хлынули финские войска. Вражеские солдаты появились и в нашей деревне. К нашему дому подошло больше десятка финских воинов. Стали копать картошку. Развели костры рядом с домом, и мы очень боялись, что наш дом загорится. Но все обошлось. В дом они не зашли. Они отдохнули и пошли дальше. А вечером в 6 километрах от нас у деревни Плотично вспыхнул бой. Мы не спали всю ночь. Деревня наша быстро опустела. Когда первый раз мы покидали дом, не успели далеко отъехать, как нас вернули наши. Командир сказал: «Поезжайте обратно, впереди противник. Смеркалось, и мы расположились тогда на ночлегу Белого озера. Утром вернулись домой. А второй раз уходили к своим пешком. Однажды отец пришел с улицы и сказал: «Вокруг происходит что-то неладное. Собирайтесь». Все добро, нажитое годами, пришлось бросить — много ли возьмешь с собой. Ночевали опять же у Белого озера. Было холодно и обогревались теплом костра. Утром чуть рассвело, отправились в путь. Шли лесом до деревни Гомеровичи. Там уже были финны. Мы услышали чужую речь уже на подходе к деревне. Пришлось спешно поворачивать обратно. Мама с грудным ребенком, у отца больные ноги. И опять пришли домой, наступила зима. Запасы продуктов кончились. Как дальше жить — не знали. А в декабре к нашему крыльцу подогнали лошадь, запряженную в дровни. Какой-то мужчина, видно, финский староста, сказал, что нам нужно ехать в Пиокари. туда мы приехали вечером. Ночевали на станции. Там уже было много народу, даже сесть было некуда. Вечером подогнали товарные вагоны с заколоченными окнами и нас погрузили в них. Внутри висел тусклый фонарь и теплилась печка- буржуйка. Везли больше суток. Когда после остановки открыли двери, узнали, что нас привезли в Петрозаводск. И старым, и малым, больным и здоровым с высоты вагонного проема пришлось прыгать на землю. Некому было помогать. Встречала многочисленная охрана с оружием и собаками. Слышны были ругательства: «Сатана перкеля!» Людей били прикладами и они плакали. Нас построили в колонну по четыре человека и повели в поселок железнодорожников. Там были двухэтажные дома барачного типа, словно заранее подготовленные для лагерных условий. Так образовался 5 лагерь. Нас поселили в комнату, где уже располагалась семья из 5 человек, — отец с четырьмя детьми. А наша семья состояла из шести человек. Восемь детей и трое взрослых. Не помню, когда выдали первую пайковую норму, но помню, что мы получили на человека потри кусочка сахара на четыре дня и муку по чашке, кажется, на человека, и тоже на несколько дней. С этого времени началась наша страшная жизнь. Кроме того, что мы голодали, не было мыла, в достатке даже воды. Стали появляться вши. Начался брюшной тиф и другие болезни. Многие стали умирать. Наша жизнь в лагере несколько стала улучшаться где-то в середине 1943 года. Регулярно стали водить в баню на помывку. Ощутимую помощь стал оказывать Красный Крест. Но голод по-прежнему заставлял людей, особенно подростков, идти на крайности с риском для здоровья и жизни. Наряду с другими ребятишками, мой 13-летний брат Коля тоже часто ходил под проволоку в город, чтобы раздобыть что-либо из продуктов. И однажды его задержали. Наказание было суровым даже для малолеток. Выдавалось по 25 ударов резиновой плеткой и отсидка в холодной будке. При этом нередко финские палачи проявляли изуверство. Так сержант Вейко заставлял ребятишек хлестать друг друга резиновой плеткой. Асам стоял рядом и наблюдал за этой процедурой. И если замечал, что «усердия» проявляется мало, брал орудие наказания в свои ?уки. Когда наш Коля пошел в Армию, медицинская комиссия заметила следы тех побоев на его теле. Отец наш умер в мае 1943 года. Хоронить его нам не разрешили. Для этого была создана специальная похоронная команда. Мама в это время тоже сильно болела. Все лежало на мне. Я очень временами плакала. Мне приходилось заботиться о своих младших братьях. Ване было 9 лет, Анатолий 1940 года рождения умер вскоре после окончания войны. В апреле 1944 года в праздник Благовещенья невдалеке от нашего барака на вышке кто-то убил часового. Рано утром мы услышали стуки прикладов в дверь. Нас грубо выгнали на улицу. Там уже было большое скопление народа. Все напуганы. Когда стали подходить к штабу, наша соседка по деревне Анастасия Ермакова сказала нам: «ничего не знаем, ничего не слышали». Да и что мы могли знать об этом убийстве. Разбирательство этого происшествия проводилось долго и не знаю, чем оно закончилось и удалось ли лагерной администрации найти виновных. Но мы все остались живы, если не считать того, что из 8 тысяч человек от первичного наполнения на момент освобождения осталась только половина людей — 4 тысячи. Уже одно это сопоставление заставляет задуматься, каким был этот режим и в каких условиях находились здесь заключенные. День нашего освобождения описан уже во многих воспоминаниях и я вряд ли к ним смогу что-либо новое добавить. Но помню, что уже через несколько дней молодых ребят, кто подлежал призыву, призвали в Армию. А нас, молодых девушек, направили в Бесовец на восстановление аэродрома. А после того, как там работы были завершены, перебросили на станцию Кутижма для помощи восстановления военными моста через речку. Было нелегко, но чувство свободы и близость нашей окончательной победы придавали нам силы. Ближе к осени мы вернулись в город. За эти работы нам заплатили деньги. Я как бригадир получила 240 рублей, а остальные девчата по 180. В городе стали искать работу. Он был разрушен и предприятия и учреждения делали лишь первые шаги для жизни восстановительного периода. Нормально функционировала разве что одна железная дорога. Вот туда-то в отдел кадров мы и пришли вчетвером — Лида Фарисеева, Клава Храпова, Галя Терехова и я. Начальник отдела кадров Пронин предложил нам поработать кондукторами после месячных курсов. «Будете ходить в белых перчатках», — пообещал он. Пройдя курсы и получив некоторую практику, я уже в том же 1944 году стала работать старшим кондуктором. А в свободное от поездок время принимала участие в субботниках по уборке города. Пишу эти воспоминания и временами слезы навертываются на глаза. Нельзя допустить, чтобы такое когда-нибудь повторилось. Наш народ умный и трудолюбивый. И если его правильно организовать, он может создать для себя и для своих детей и внуков светлую счастливую жизнь. Источник: (1991) Судьба: Воспоминания - Стр.49-52