И.С. Ларин (партизан отряда имени Чапаева) — Разведка.

Участники

Страна: СССР, КарелияПериод: Великая Отечественная война (1941-1944) Ларин Иван Спиридонович - Родился в 1922 г. в селе Таскино Каратузского района Красноярского края. Учился в Красноярской школе военных техников, в сентябре 1942-го добровольцем ушел на фронт. Воевал в партизанском отряде в Карелин, затем на территории Норвегии, Польши, Германии. Отмечен многими наградами. После войны работал учителем и директором школы в г. Ак-Довурак Тувинской АССР. Ныне пенсионер, живет в селе Б-Иня Минусинского района Красноярского края. Член КПСС. В первых числах марта 1943 года нашей диверсионной группе под командованием Н. Ф. Артемьева было дано задание разведать путь в самом широком месте Онежского озера (96 километров), выйти в десяти-пятнадцати километрах южнее Петрозаводска на берег и узнать, как охраняется противником побережье на этом участке, есть ли минные поля, контрольные лыжни, как организовано патрулирование; затем углубиться до железной дороги и в течение часа понаблюдать, сколько за это время пройдет поездов и каких. Вышли мы вечером, дул сильный ветер и валил мокрый снег. Ночь наступила настолько темная, что впереди— словно стена, ничего не видно. Ориентироваться очень трудно. Лучше других ориентировался Г. Я. Карельский. У него, кроме умения ходить по азимуту, было еще какое-то особое штурманское чутье. Подменяли Г. Я. Карельского И. Ф. Суманеев, А. В. Останин и я. Заменяя друг друга через каждый час, мы вели группу вперед. А идти впереди всегда трудней, чем остальным: приходится прокладывать лыжню и постоянно поглядывать и а компас. К утру ветер стих, прекратился снег. Справа от нас обозначился остров Большой Климецкой, на нем маяк — значит, пройдена половина пути. Взошло солнце, дальше идти опасно; надо замаскироваться и ждать ночи, то есть лежать на льду целый день. Устроили снежные барьеры, под себя — лыжи, укрылись плащ-палатками и от усталости мгновенно заснули. Однако холод долго спать не дает. Просыпаемся, ворочаемся, вновь засыпаем. И так целый день, благо что он короткий. Перед закатом солнца нас разбудил командир. Проверили оружие, перекусили и дальше. Вторая ночь была ясная, ориентировались по звездам, идти уже легче. Следующую дневку провели в ледяных торосах в пятнадцати километрах от вражеского берега. Нашли ледяной «дом», разместились всей группой, так удобнее и теплее: ветер не продувает, сверху нас тоже не видно. Отдохнули здесь лучше, чем в первый день. С наступлением темноты двинулись дальше. Теперь уже с особой осторожностью, ведь до противника подать рукой. Наконец выходим на берег. Осторожно идем по тайге, впереди — минеры. Найден сигнальный провод. Не трогая его, перешагиваем и движемся дальше. Вот и контрольная лыжня, определяем: по ней только что прошли дозорные. Не пересекая лыжню, встаем на нее, идем на север. Затем делаем разворот на сто восемьдесят градусов, осторожно покидаем лыжню и двигаемся по тайге в сторону железной дороги, где выбираем удобное место для наблюдения. Лежим, наблюдаем. За час прошло четыре поезда. Пора возвращаться. Тем же путем идти обратно опасно, двигаемся по другому маршруту. До озера добрались благополучно. Однако к рассвету нужно достичь торосов, надежно укрыться на дневку. И тут случилось непредвиденное: путь преградила наледь, местами довольно глубокая. Пришлось брести по воде, которая доходила почти до колен. Миновали наледь, обрадовались, но напрасно: на лыжи сразу же налипло много снегу, двигаться невозможно. А время идет. Уже рассвело, взошло солнце, но до спасительных торосов еще далеко. Противник нарушение своей контрольной линии заметил слишком поздно. Посылать лыжников- перехватчиков не было смысла, поэтому решил рассчитаться с нами с помощью, самолетов. Заметив их, мы рассредоточились, замаскировались, а точнее — зарылись в снег. Самолеты долго кружили, разыскивая нас. Наконец обнаружили след, сделали заход на бреющем полете над лыжней, развернулись, снизились до десяти метров и начали поливать из пулеметов. — Что делать, командир? Перестреляют всех. — Открыть огонь! В нашем распоряжении автоматы и одна винтовка, у Василия Демина. Патроны в дисках вперемежку: простые, зажигательные, а у Демина бронебойно-зажигательные. И когда, развернувшись, самолеты снова шли на бреющем, мы их встретили дружным огнем. Один задымил, повернул обратно. Два других, набрав высоту, ушли вслед за подбитым. Мы делаем рывок, добираемся До торосов. Дождавшись там ночи, двигаемся на свою базу. В полдень следующего дня прибыли на место. Командир доложил о выполнении задания. Выполнили мы его без потерь, если не считать небольших обморожений у нескольких человек да легкого ранения у Г. Я. Карельского. Эшелон летит под откос. Осенью 1943 года наша группа получила задание выйти в район Куолоярви—Алаккуртти, взорвать там железнодорожный путь. Предстояло пройти четыреста километров по лесистой, заболоченной местности, неся на себе немалый груз. Шли быстро. Реки переплывали на самодельных плотах, многие озера приходилось обходить. Небольшие речушки и ручьи переходили вброд, иногда по горло в холодной осенней воде. Особенно трудно досталось форсирование одного озера на реке Тумча. Ширина его в самом узком месте шесть километров, местами глубокое, даже длинные шесты не доставали до дна. Хорошо еще мы догадались сделать весла, ими и пользовались на глубоких местах. Плыли почти всю ночь, прилагая все силы, чтобы на озере не застал рассвет. Тогда — явная гибель: нас могли перестрелять с берега или с воздуха. Под утро потянул ледяной ветер, повалил мокрый снег. Мы гребли и гребли из последних сил. На рассвете достигли противоположного берега, спрятали плот в зарослях. После короткого отдыха благополучно миновали контрольную тропу и устремились в глубь тайги. Идти было трудно: никаких лесных дорог. Лишь иногда попадались лосиные тропы. Как же мы были благодарны этим животным! Нередко приходилось преодолевать скалы. Старались идти быстрей, но с нашим грузом более двух-трех километров в час не получалось. Причем шли без привалов, чтобы скорее удалиться от вражеской контрольной тропы. Лишь километрах в десяти от нее с полчаса отдохнули, затем снова такой же бросок. И наконец — ночлег. Двигаясь такими темпами, мы должны были затратить дней двадцать пять, чтобы выйти к цели. Но надвигалась зима, а одежда у нас осенняя, ударит мороз не выберемся. Пришлось пересмотреть весь груз, лишнее оставили на временной базе, взяли только необходимое: взрывчатку, патроны, соль, спички, даже оставили половину продуктов. Стали чаще питаться грибами, ягодами и лишайниками с деревьев: этого в карельской тайге с избытком. Но вскоре выпал снег, и мы вынуждены были довольствоваться только лишайниками. Их тщательно отваривали, воду сливали, варили еще раз с солью, получался суп, напоминающий грибной. Такую горячую пищу мы ели раз в сутки. И еще беда — начали разваливаться сапоги, в срочном порядке стали переходить на лапти. Их хорошо плел из бересты Александр Долматов. На портянки и обмотки пришлось расходовать полотенца, нательные рубашки и маши драгоценные плащ-палатки. И все-таки мы упорно продвигались к цели. Мне не повезло: ночью, переходя одну из троп, подорвался на мине натяжного действия, шестнадцать осколков впилось в тело. Могло быть хуже, но спас ватный бушлат. Хорошо еще, что уцелели ноги. Ноги для партизана— это все! И я, превозмогая боль, все же пошел дальше, боялся, как бы не отправили с провожатыми назад, что предлагали не раз. Через несколько дней после моего ранения мы наконец добрались до железной дороги, сутки наблюдали за движением поездов и охраной. Перед рассветом заминировали в нескольких местах рельсы и полотно, стали ждать поезда. Прошла дрезина, затем обходчики с фонарем. И вот он, воинский эшелон... Тишину потряс сильный взрыв. Вагоны покатились под откос со скрежетом и лязганьем... Задание было выполнено. Усталые, голодные, но окрыленные успехом, двинулись в обратный путь, каждую минуту ожидали преследования. Пришлось запутывать следы. Потом взяли кратчайший путь на пограничную заставу, откуда уходили на задание. Примерно в десяти километрах от заставы сделали последний большой привал. Удалось поймать несколько рыбешек. Вместе с лишайником сварили уху, но соли уже не было, варили мешочки из-под соли и рассол добавляли в уху. Сухарей тоже не было уже дней пятнадцать, и мы начали забывать о вкусе хлеба. Разделив сверхскромный обед, мало-мальски подкрепились, пошли дальше. Внезапно окрик: «Стой, смерть!» Отвечаем: «Немецким оккупантам!» Это были пропуск и отзыв. Наши! Оказалось, нас ждали уже семь дней, выслали наряд. Встречавшие отдали нам все продукты и махорку, имевшиеся у них, проводили на заставу, где первым делом организовали баню, медосмотр. На следующий день на катере мы отплыли до станции Княжая, затем прибыли в Беломорск. Там всех положили в госпиталь: были сильно истощены. До похода я весил шестьдесят пять килограммов, когда вернулись — осталось сорок, кожа да кости. Другие выглядели не лучше. Помнится, санитарка взяла меня на руки словно ребенка и унесла в ванную комнату. Однако вскоре лечение, хорошее питание и уход сделали свое дело, мы быстро поправились и праздник Великого Октября встречали уже вполне здоровыми в кругу своих товарищей-партизан. В числе других в этом походе участвовали красноярцы Дмитриевский Николай (не знаю его дальнейшую судьбу), Михалап Николай (живет в Новокузнецке), Карельский Герман (живет в Подмосковье), Нелюбин Петр (умер), Долматов Александр. О Долматове хочется сказать чуть подробнее. До войны он работал в Красноярске на ПВРЗ. Прибыл к нам в группу из снайперской школы. Высокий, худощавый, со светло-русыми волосами и голубыми, как небо, глазами. У него были отличные зрение и слух. В походах удивлял своей неутомимостью. Александр Долматов не раз выручал пашу группу и отряд в трудные для них времена. Так, вместо больших шалашей (на взвод) он предложил строить зимой маленькие (на каждое отделение). Внутри их жечь костры и, когда земля прогреется, убирать все угли, накладывать слой хвойных лапок. Прогретая земля, хвоя делали свое доброе дело — обогревали нас, просушивали одежду, обувь. Он умело мастерил берестяные лапти, заменявшие разбитые сапоги. Научил нас варить суп из мха-лишайника и березовой коры. Не раз спасал от цинги своим лекарством, приготовленным из хвои с добавлением брусничника и какой-то травы. В марте 1944 года мы потеряли Сашу во время налета на финский гарнизон, расположенный на берегу озера Б-Куйто. Второй взвод отряда им. Чапаева, которому была придана маша диверсионная группа, залег, прижатый пулеметным огнем из вражеского дзота, расположенного на небольшой высотке. Долматов из своей снайперской винтовки дал несколько выстрелов по амбразуре дзота. Пулемет замолчал. Взвод поднялся в атаку. Но пулемет вновь заработал. Тогда Саша подполз ближе и бросил в амбразуру гранату. Вражеский гарнизон мы разгромили, но потеряли немало своих боевых товарищей, в том числе Александра Долматова. Саша лежал на земле вниз лицом, сжимая винтовку. Он был еще жив, когда его подняли, но рана оказалась смертельной. Каждая, даже маленькая, победа легко не давалась. За каждую приходилось платить дорогой ценой. Возмездие. Заканчивался май 1944 года. На Карельском фронте — затишье. Готовились к наступательным боям войска, готовились партизаны. Ползали по-пластунски, бросали гранаты, тренировались в стрельбе, атаковали «гарнизоны», снимали «часовых», рвали «мосты», минировали «дороги». Учебные дни были уплотнены до предела. После вечерней поверки в изнеможении падали на нары. И так каждый день. Но не хныкали. Знали: тяжело в ученье — легко в бою. Чувствовалось по всему, что замышлялось что-то большое. А замысел и размах готовящегося наступления были, действительно, грандиозными: мощным ударом между Ладожским и Онежским озерами и со стороны Медвежьегорска предстояло окружить и уничтожить «Олонецкую» группу вражеских войск. Помню, как сейчас, ночь с двадцатого на двадцать первое июня. Темно, тихо, тепло. Несколько наших отрядов сосредоточились на исходном рубеже под Медвежьегорском. Вдруг среди темени взвились в воздух ракеты, после чего началась мощная артподготовка. По укреплениям врага ударили сотни орудий, минометов, «катюш», с воздуха авиация обрушила тысячи бомб. В сплошном гуле земля дрожала, как при землетрясении, от гари и дыма трудно стало дышать. Так продолжалось не менее часа. Затем огонь был перенесен в глубину обороны противника, и наши войска устремились вперед, за ними — партизаны. Хваленая оборона противника была взломана. На месте дотов и дзотов, которые строились в течение нескольких лет, лежали груды обломков. Враг начал отступать. Штурмом был взят Медвежьегорск. Удар наших войск был настолько быстрым и неожиданным, что враг не успел разрушить город, хотя многие здания оказались заранее подготовленными к взрыву. Двадцать третьего июня партизанские отряды, обойдя с флангов отступающего противника, вышли к нему в тыл и начали действовать; уничтожали небольшие группы финнов и гитлеровцев, бежавшие па запад, дезорганизовывали подброску подкреплений, взрывали мосты, громили обозы, нападали на колонны автомашин, выводили из строя связь. Трудно выделить какой-либо день пли бой, каждый был напряженным до предела. Случалось так, что ночью мы заходили километров на тридцать в тыл врага, с утра завязывался бой, а вечером подходили наши войска. Нам снова приходилось заходить ночью в тыл противника, а днем вести бои. На отдых времени не оставалось, спали по десять-пятнадцать минут на привалах и шли дальше. И все-таки как бы тяжело ни было, наступать радостней, это и придавало нам силы. Враг был дезорганизован. Группами и в одиночку солдаты разбегались по лесам, чаще стали сдаваться в плен. Вид у них был далеко не бравый, не то, что раньше. Это были голодные и обросшие оборванцы, настоящие лесные бродяги. Сдавшись в плен, они жадно набрасывались на еду, ругали Маннергейма и гитлеровцев, называли затеянную ими войну бессмысленной авантюрой. Становилось ясно, что враг начинает прозревать. Ну, а чтобы быстрей сложил оружие, мы усиливали удары как с фронта, так и с тыла. К нам каждый день приходили молодые парни и девушки из местного населения с просьбой принять в партизаны, мы пополняли свои ряды. Стремление молодежи с оружием в руках освобождать свою Родину от оккупантов было понятно. Захватив большую территорию Карелии еще в начале воины, враг устанавливал здесь свои порядки, порядки дубинки и виселицы, жестоко расправлялся с мирными жителями. Это была установка «хозяев» — немецких фашистов, и финские захватчики не только ее выполняли, но в некоторых случаях даже превосходили своих хозяев. Народ Карелии с первых дней войны поднялся на священную войну против захватчиков. Возглавили борьбу коммунисты и комсомольцы республики. Буквально в первые дни войны были созданы партизанская бригада, отдельные партизанские отряды, диверсионные группы, а также подпольные организации. Народные мстители развернули боевые действия по всему Карельскому фронту от Кольского полуострова до Ладоги. Наконец наступил и на нашей улице праздник. При активном содействии населения мы полностью освободили Карелию, боевые действия были перенесены на вражескую территорию. Все лето мы действовали по лесам, нанося противнику неожиданные и ощутимые удары, а осенью из отряда выделилась диверсионная группа из одиннадцати человек, получившая задание действовать по глубоким тылам противника уже на территории Финляндии. Вновь бесчисленные переправы, короткие сны у костров. Продвигались довольно быстро — в день по двадцать — двадцать пять километров. Следует заметить, что в тех местах меньше болот и озер, лес более проходим. Наконец достигли западного района, вышли к шоссейной дороге. Ночью взяли «языка». Выяснилось, что Финляндия готовится выйти из войны, снимает свои войска с северных участков фронта, а гитлеровцы спешат закрыть там брешь — двигаются на север. Командир принимает решение сделать засаду возле моста. Заняли удобную позицию на горке, среди валунов и мелкой карельской березы. Мост как на ладони. Ждали не долго. С севера показался обоз, на каждой повозке ездовой и один-два охранника, с юга двигалась пехотная часть. На мосту возник конфликт: кто должен уступить дорогу. В ход были пущены кулаки, гитлеровцы стали избивать ездовых и охрану обоза. Завязалась перестрелка. И тут под шумок наша группа открыла огонь из автоматов. Выпустив по полному диску, мы быстро отошли в глубь леса и еще долго слышали стрельбу на дороге. Затем вновь затаились в засаде. Преследования не было, не до этого было врагу. Так периодически обстреливали врага в течение трех суток. Конечно, устали, кончились боеприпасы. Напоследок, собрав весь оставшийся тол, заминировали мост, отошли на восток. Из пережитого в те дни многое не забудется до конца жизни. Запомнился, например, день тридцатого июня. В этот день мне пришлось выдержать поединок с четырьмя вражескими солдатами. Произошло это так. После утомительного перехода мы расположились на большой привал. Место возвышенное, рядом речка, где оказалось много рыбы. Командир разрешил группе бойцов наловить рыбы для общего котла, а мы с пулеметчиком В. Сироткиным затаились на тропе, ведущей к возвышенности, как охранение и засада. Остальные бойцы занимались кто чем: ремонтировали одежду, чистили оружие. Я устроился ближе к болоту, соорудив окопчик, слева за валунами притаился Сироткин. Жарило солнце, сильно клонило в сон. И вдруг я увидел перед собой идущих по тропе четырех здоровенных оборванцев, обросших и грязных, с автоматами наизготовку. Я крикнул: «Руки вверх!» Оборванцы мгновенно открыли огонь, я тоже дал длинную очередь. Один из них побежал, свернул в болото и тут же увяз. Остальным пули угодили в ноги, они упали. Но выпущенной ими автоматной очередью был смертельно ранен Владимир Сироткин. Могилу ему копали ножами, сделали затес на сосне, написали: «Здесь похоронен партизан-пулеметчик Володя Сироткин». Где-то в начале июля на территории Финляндии, северо-западнее Сортавалы, мы встретились с ротой наших солдат-гвардейцев. Такие встречи всегда были для нас своеобразным праздником. Мы делились с советскими воинами всем, что имели, они — с нами. Как правило, устраивали совместный большой привал, общий обед. Так было и на этот раз. Мы расположились на одной сопке, гвардейцы на другой, между нами — узкое болото. Финны кинулись на нашу сопку, но получили отпор. Хотели оседлать соседнюю, а там гвардейцы. О том, что на сопке расположилось подразделение регулярных войск Советской Армии, они, наверно, не догадывались. Думали, вероятно, что там тоже партизаны. Гвардейцы подпустили их близко, ударили из автоматов и минометов. Не бездействовали и мы. Зажатые с двух сторон, финны потеряли несколько десятков солдат, спешно скрылись в лесу. Пополнив запасы оружия и продовольствия за счет трофеев, мы отправились дальше по своему маршруту. До десятого августа разгромили три небольших вражеских гарнизона, взорвали два моста на шоссейных дорогах, две машины с боеприпасами, один автобус, повредили несколько километров телефонной связи. Затем получили приказ о выходе на короткий отдых, формировку и пополнение боеприпасами, другие отряды — тоже. На очередное задание через линию фронта вышли пятнадцатого августа, объединившись с тремя другими отрядами. Расположились в разрушенном хуторе. Он, видимо, переходил из рук в руки, всюду валялись гильзы, клочья окровавленной одежды. Как обычно, замяли оборону, выслали разведку. В боевой готовности были буквально все, на подходах к хутору затаились засады. Наши предположения оправдались: на одну из засад вышел противник силой до батальона, с обозом. После короткого, но жестокого боя враг отступил. Так, ведя бои, то и дело вступая в стычки с противником, шли мы по его глубоким тылам, пока не узнали, что Финляндия заключила с нами перемирие, а бывшим союзникам объявила войну. Вскоре часть командного состава партизанских отрядов, действовавших в Карелии, направили на восстановление и укрепление партийных и советских органов республики, часть зачислили на фронтовые курсы политсостава. Большинство же партизан влилось в действующие армии, продолжало воевать на других фронтах до Дня Победы. Источник: (1984) Красноярцы - партизаны Карелии - Стр.130-140