И. Э. Кукконен — Слово о разведчиках.

Участники

Страна: СССРПериод: Великая Отечественная война (1941-1944) Так получилось, что с началом боевых действий в дивизии не оказалось дивизионного разведывательного подразделения. 174-й отдельный разведбатальон был незадолго до войны командованием Ленинградского военного округа передан из 71-й дивизии в состав другого соединения и в дивизию не вернулся. Правда, служба разведки в дивизии велась повседневно и в этих условиях, ее осуществляли разведывательные взводы стрелковых полков. Однако это не могло устроить командование, необходимо было заново создать разведподразделение. Решено было объявить набор добровольцев с обязательной рекомендацией партийной и комсомольской организаций части. Из нескольких сот добровольцев к началу июля 1941 года командование и политотдел дивизии отобрали 50 воинов, наиболее подготовленных для службы разведки, хорошо себя проявивших в боях 1939—1940 годов. Так был создан разведотряд дивизии, численность которого все время возрастала: в августе — 80 человек, в сентябре—октябре 1941 года—до 100 воинов. Разведотряд состоял из трех взводов. Командовали двумя взводами молодые лейтенанты, окончившие перед войной Ленинградское военное училище им. С. М. Кирова, Николай Куницын, фамилию другого, к сожалению, не помню, а командиром 3-го взвода был вскоре назначен я — лейтенант И. Кукконен, зачисленный в разведотряд ЕВ числе добровольцев из автотранспортного батальона /дивизии. Командиром разведотряда в июле 1941 года был лейтенант Павел Тревогин, тоже выпускник Ленинградского училища им. С. М. Кирова. Это был требовательный ш храбрый командир. В августе 1941 года его перевели на должность комбата в 131-й стрелковый полк, а командиром разведотряда назначили меня. Командир дивизии полковник М. Ф. Пепеляев очень многое сделал для улучшения разведки. В сентябре 1941 года он провел реорганизацию разведотряда, за счет новых добровольцев численность каждого взвода была увеличена до 25 бойцов, был создан небольшой хозяйственный взвод. Позднее в отряд был включен конный взвод, около 50 кавалеристов, под командованием старшего лейтенанта Дроздова. Отряд был преобразован согласно штатному расписанию в отдельный разведывательный батальон дивизии. Я был назначен его командиром, а комиссаром — батальонный комиссар П. Мартынов. Можно считать, что к тому времени закончился организационный период, служба разведки приобрела устойчивую структуру, определились ее приемы и особенности. Как в любом деле, все начиналось с учебы. Разведчики учились ориентироваться, бесшумно передвигаться, выбирать место для наблюдения за противником, за дорогами и мостами, устраивать засады, пользоваться взрывчаткой, оружием противника. Особое внимание обращалось на усвоение приемов захвата и сопровождения пленных. Руководили обучением разведчиков начальник разведывательного отделения штаба дивизии капитан В. В. Борцов, начальник штаба полковник 3. Н. Алексеев (с августа майор И. Т. Сивере) и лично комдив полковник М. Ф. Пепеляев. От этих же начальников направлявшиеся в поиск за линию фронта разведывательные группы получали боевое задание. В зависимости от характера задания численность разведгрупп колебалась от б до 20 человек, но не более взвода. Строжайше соблюдалась военная тайна. Боевое задание группы знал только командир группы, остальные разведчики знали только маршрут движения до ближайшего привала и, на случай расчленения группы противником, район следующего сбора. На большую глубину во вражеский тыл маши разведгруппы обычно не выходили, причем срок пребывания во вражеском тылу определялся от трех до пяти суток. Но если учесть глубину проникновения в тыл противника, которая иногда составляла 100—150 километров, и трудности обратного пути при наличии пленного, то станет понятным, почему эти жесткие сроки не всегда соблюдались. Нередко разведгруппа возвращалась из поиска через 10, а то и более суток. Это несмотря на то, что при следовании в район боевого задания разведгруппа проходила форсированным маршем, главным образом ночами, до 40—50 и более километров в сутки. Напряженность обстановки тех дней не позволяла командирам разведгрупп обстоятельно оформлять итоги выполнения заданий в письменном виде. Наши устные доклады обрабатывались в штабе дивизии и, после тщательной проверки данных, включались в оперсводку и разведывательное донесение вышестоящему штабу. Часто после прибытия из тыла противника в дивизию нас, разведчиков, вызывали в штаб 7-й армии, подробно расспрашивали и уточняли полученные нами данные о противнике. Случалось, что боевое задание разведгруппам нашего батальона давал непосредственно штаб 7-й армии. Мне и другим командирам разведки приходилось иногда докладывать о противнике члену Военного совета, секретарю ЦК Компартии республики бригадному комиссару Г. Н. Куприянову. Особое внимание командования 7-й армии к боевой деятельности нашего разведбатальона объяснялось тем, что 71-я дивизия находилась на главном направлении полосы обороны армии, и наши данные о противнике имели общеармейское значение. Разведчики были хорошо подготовлены для всевозможных боевых и диверсионных действий в тылу врага, для захвата «языков». Среди разведчиков были саперы-подрывники, способные по ходу поиска заминировать или подорвать необходимый объект, а взрывчатку мы брали с собой всегда, на всякий случай. Были артиллеристы, шоферы, танкисты, умевшие использовать оружие и технику противника. Имелись связисты, обеспечивающие быстрое подключение к линии проводной связи врага; сержант Э. М. Гюннинен со своей рацией поддерживал постоянную радиосвязь со штабом дивизии. Среди разведчиков были мастера меткого огня сержант М. Кузнецов и Ивлев, боец Корягин, виртуозно метавший кинжал. На конных разведчиков возлагалась задача по доставке срочных разведданных и донесении, а при просачивании вражеских разведгрупп в наши тылы — их уничтожение. При отборе разведчиков большое значение придавалось знанию финского языка. Половина состава разведбатальона состояла из карелов, финнов и вепсов, уроженцев Карелии, Ленинградской и Калининской областей, в той или иной мере владевших языком противника. При выходе в разведывательный поиск несколько разведчиков, владевших финским языком, нередко одевались в форму финской армии, смело проникали во вражескую среду и выполняли основную задачу разведгруппы — захват пленного. Большую часть разведгруппы составляла группа обеспечения (или прикрытия). Она выполняла и другие задачи поиска, в частности, уничтожала солдат противника, сопротивлявшихся при захвате «языка», а в дальнейшем обеспечивала сопровождение и доставку пленного и документов в расположение своего штаба. Я и комиссар разведбатальона П. Мартынов были самыми старшими по возрасту в батальоне, а нам тогда еще не было тридцати лет. Все остальные разведчики, как командиры взводов, так и сержантский п рядовой состав— это молодые воины в возрасте 20—24 лет, прослужившие в Красной Армии год-два срочной службы до начала войны. Почти все были комсомольцами, а трое из нас — члены партии. Это был замечательный многонациональный коллектив воинов, представителей 14 советских пародов, спаянный нерушимыми узами боевого братства, готовый на подвиги и жертвы во имя защиты нашей социалистической Родины. Трусов и малодушных в нашей среде не было, а выделить кого-либо по отваге, бесстрашию и воинской доблести затрудняюсь — эти свойства советского воина были присущи всем нашим разведчикам. Хочу подробнее рассказать о двух наших поисках. Первый проходил в двадцатых числах июля, второй — в начале сентября 1941 года. Срок между ними — месяц войны, но как возросло за это время мастерство разведчиков и эффект их поиска! В двадцатых числах июля капитан В. В. Борцов дал разведгруппе под моим командованием боевое задание взять пленного в районе западнее станции Лоймола река Янисъёки. Это район со сравнительно развитой сетью дорог, по которым шло интенсивное движение войск противника. При постановке задачи капитан В. В. Борцов пояснил мне, что надо проверить имеющиеся в штабе данные о вводе в бой 6-м армейским корпусом финнов каких-то вновь прибывших частей. Надо, захватив пленного, выяснить, что это за части, их численность, откуда они переброшены. При этом В. В. Борцов добавил, что особенно ценным было бы взятие немецкого пленного, так как по имеющимся данным в составе б-го армейского корпуса имеется немецко-фашистское соединение, с которым, однако, наши части в соприкосновение еще не вступили. На разведпоиск нам было дано четыре-пять дней. Вышла разведгруппа в составе 12 человек. В оперативное ядро я выделил четырех разведчиков, владеющих финским языком: Эйно Мери, Николая Ремшу, Хиукка и Николая Родионова. Шли мы ночь и весь следующий день. По прибытии в заданный район замаскировались, установили наблюдение за шоссейной дорогой Лоймола — Харлу, по которой шло интенсивное движение машин с живой силой противника. Поздно вечером движение прекратилось, мы отошли от дороги в лес для отдыха. В это время наш дозор доложил о движении по просеке, вдоль которой мы отошли в лес, группы финских солдат численностью в 20 человек. Организовав засаду, решил вступить в бой и захватить пленного. Однако бой не состоялся. Когда я намеревался подать команду к бою, кто-то из группы закричал мне: «Не стреляйте, своп!», причём назвал мою фамилию и имя. Оказалось, что мы едва не вступили в бой с пашей диверсионной группой, получившей задание в этом же районе. Командир диверсионной группы Ойво Кокко — до войны преподаватель физкультуры в Петрозаводском педтехникуме, бойцы Тойво Ромпайнен и Вилле Веса — артисты финского драмтеатра и другие были мне хорошо знакомы по довоенным годам. Связались по рации с нашим командованием и получили согласие на объединение обеих групп. Таким образом нас стало более 30 бойцов, и мы имели три пулемета (два — системы Дегтярева и один — «льюис»). Решили переменить район действий. Следующей ночью нашли удобное для засады место у шоссейной дороги. Моя разведгруппа укрылась в низине, за завалами деревьев и камней, а группа Ойво Кокко, получив от меня как командира сводной группы подробные указания о своих действиях, расположилась в 150—200 метрах от нас. Около пяти часов утра движение автотранспорта по дороге возобновилось. На грузовых машинах ехали солдаты, которые спали или дремали в сидячем положении. Вероятно, какая-то часть передислоцировалась в этот район. Когда приблизились последние три автомашины этой большой колонны, я подал условный сигнал для группы Кокко о том, что вступаю в бон с первой, а его группа должна взять на себя уничтожение второй и третьей автомашин. На каждой машине находилось около 25—30 вражеских солдат. Нас было в три раза меньше, но на нашей стороне была внезапность. Вся группа противника была уничтожена, автомашины сожжены. Но моя группа не смогла захватить пленного в ходе боя. Случилось это таким образом: я решил взять в плен шофера, выскочившего из кабины и бросившегося бежать. Несмотря на ранение, шофер яростно отбивался, когда я его настиг. Вместо того, чтобы помочь мне связать его, один наш разведчик прошил шофера автоматной очередью, опасаясь, как он потом объяснил, за мою жизнь. Я был весьма огорчен этой неудачей. Правда, при осмотре сожжённых автомашин разведчики обнаружили и захватили в плен финского прапорщика-интенданта, Родионов и Веса приволокли его на обочину дороги. Тот довольно охотно стал давать показания, мы его взяли с собой и двинулись было в обратный путь, считая задание выполненным. Однако вскоре пленный стал отставать, жаловаться на боли... Оказалось, что он был ранен в живот, но скрыл это от нас, опасаясь, что мы его пристрелим. Вскоре наш пленный скончался, так как необходимой помощи мы оказать ему не могли. Полученные от него данные о вновь прибывшем соединении противника мы позднее по рации передали в штаб дивизии. Нам приказали остаться в тылу, обязательно взять пленного из этого соединения. Прошло два дня, пока мы смогли установить район дислокации и проникнуть в расположение этого соединения (к этому времени группа Кокко ушла па выполнение своего задания). Вечером мы подошли к финскому палаточному лагерю. На плацу в строю находилось несколько сот солдат. Это было вечернее богослужение. Оно длилось около часа, после чего солдаты разошлись по палаткам. Разведгруппа наблюдала происходящее, находясь в 200— 300 метрах от плаца, в укрытии на опушке леса. Я решил организовать наблюдение за охраной лагеря ночью, чтобы выяснить порядок несения караульной службы. Но тут случилось непредвиденное — сплоховал разведчик Белкин, карел по национальности. В ответ на окрик финского часового: «Кто идет?», он, вместо финского «omia», забывшись, ответил по-русски «свои». Часовой выстрелил, поднял тревогу. Финны стали прочесывать окрестность. Нам пришлось быстро покинуть свое укрытие на опушке леса. Когда миновала опасность, состоялся серьезный разговор с анализом наших неудач: мы уже восемь дней в тылу врага (срок же нам дан четыре дня), а пленного взять не можем. Одной отвагой и бесстрашием «языка» не возьмёшь, не хватает расчета, выдержки и хладнокровия. Разведчики извлекли уроки из своих промахов. На следующий день мы дождались появления на шоссе штабной машины типа «пикап» финской фельдсвязи, остановили ее. Охрану и шофера мы перебили, а в плен взяли финского курьера —почтальона из этой самой вновь прибывшей! дивизии. Документы были весьма ценными для командования, по в поиске мы пробыли вместо четырех десять суток. Весьма любопытной была концовка этого затянувшегося поиска. Мы шли лесной тропой. Было раннее утро. В 10—15 километрах от нашей обороны видим: навстречу нам идет офицер в незнакомой нам форме, размахивает тростью и что-то насвистывает... Увидев нас, он и не вздумал обороняться, а стал па нас кричать по-немецки. Когда мы связали его, он угрожал нам, что нас накажут за такое обращение с немецким офицером. Это был офицер 163-й немецкой пехотной дивизии, которая к этому времени уже вступила в бой с 52-м полком нашей дивизии. Каким образом он оказался один в лесу, на маршруте нашего возвращения? Оказывается, во время марша, на привале, он углубился в лес и заблудился, всю ночь блуждал по лесу, потеряв ориентацию. Нас он принял за солдат финской армии. Захваченный нами офицер был уже не первым гитлеровцем, плененным нашей дивизией. 26—31 июля в боях в районе Пойосваара 52-й полк взял в плен более тридцати гитлеровцев... Второй разведпоиск, о котором хочу рассказать, состоялся в начале сентября, когда дивизия покинула суоярвскую полосу обороны и укрепилась в районе севернее Сямозера. Штаб дивизии располагался в деревне Кеняки, вблизи Вохтозера. Капитан В. В. Борцов вызвал меня в штаб, передал мне боевое задание — взять пленного из финской части, недавно прибывшей в деревню (название не помню), восточнее Эссойлы. Недавно там наши самолёты были встречены плотным огнем зениток. Командование армии очень интересует, что за часть разместилась в этой деревне, откуда она прибыла, много ли зениток? Как обычно, вышли поздно вечером и утром следующего дня были в заданном районе. В группе было 18 разведчиков. Наблюдали за деревней часов 5—6, но никакого движения не заметили. Ясно, что гражданского населения нет. Но почему совершенно незаметно присутствия финских солдат, ведь здесь, по нашим данным, должна находиться финская часть с зенитными орудиями. Принимаю решение — проверить дома в деревне; на случай встречи с финскими солдатами придумал легенду. Со мной два разведчика, Э. Мери и Хнукка, одетые в финские шипели, остальные — в засаде на обочине дороги, вблизи деревни. Обходим все дома — повсюду безлюдье, жители, видимо, недавно эвакуированы, следов финских солдат нигде не видно. Я подумал уже, что наши данные о финской части в этой деревне ошибочные. Оставалось проверить последнюю избу на окраине деревни. Подходим к ней. Дверь открылась, появился финский солдат, без оружия, без шапки и кителя. Стоя у крыльца, заметив нас, обратился с вопросом: «Кто вы, что вам надо, откуда идете?» Я ему ответил согласно легенде, он снова вошел в избу. Там находился комендантский патруль, охранявший деревню, — 10 солдат во главе с сержантом. Чтобы не возбудить подозрений, я еще немного постоял, покурил, пока мои разведчики проверяли, для видимости, еще несколько домов. Потом я повернул на проселочную дорогу, где находилась в засаде группа прикрытия. Не успел дойти до ее расположения, как увидел группу финских солдат, медленно продвигавшихся по дороге, нам навстречу, в направлении деревни. Впереди группы — два солдата на велосипедах, за ними — конная повозка с несколькими солдатами, следом за повозкой около взвода солдат на велосипедах, на привязи — собаки. Оценив обстановку, приказал разведчику Хнукка взять в плен одного из двух впереди едущих велосипедистов, а шагавшему позади нас Эйно Мери кивнул, мол, прикрой нас сзади. С 30 метров мы открыли огонь из автоматов, в бой сразу же вступила и наша группа прикрытия. В результате скоротечного боя плотным метким огнем разведчиков вся группа финских велосипедистов была уничтожена. Захватив пленного, мы отступили в лес. Вдогонку нам финский комендантский патруль из деревни открыл огонь, но было уже поздно... Как выяснилось, уничтоженная нами группа велосипедистов составляла огневой взвод финской зенитной части, недавно прибывшей сюда из Хельсинки и расположившейся в лесу, в двух километрах от деревни. Охраняется часть солдатами и сторожевыми собаками. Вернулась разведгруппа в штаб дивизии в велосипедном строю. Показания пленного были весьма ценными. Так, успешно, без потерь и в установленные сроки мы выполнили разведзадание. С чувством глубокого уважения вспоминаю я отважных разведчиков, моих боевых товарищей по разведбатальону: карелов Ивлева, Н. К. Родионова, Н. К. Ремшу, Никонова, Кузнецова, Овчинникова, Белкина, М. М. Смирнова, финнов Э. М. Гюниннена, Э. Мери, Хиукка, Пакканена, Лиукконена, Суип, грузина Джойя, осетина Дзубина, сынов русского народа Н. Куницына, Тихонова, Корягина, М. О. Рыбакова и многих других воинов, чьих имен, к сожалению, не помню, но подвиги их навсегда остались в памяти. Уже в первые месяцы войны после первых успешных поисков за нашими разведчиками закрепилось в дивизии почетное прозвище — «группа отважных». Я прослужил в батальоне с первых дней войны и до конца ноября 1941 года. Это был одни из сложных периодов войны па Севере. Враг продвигался на восток. Но в ходе сражений мы — советские воины — накапливали боевое мастерство, учились грамотно воевать в сложных условиях Карелии. За пять первых месяцев войны наш разведбатальон в результате действий поисковых групп захватил более 30 пленных, добыл много ценных штабных документов противника, уничтожил сотни фашистских захватчиков. Показательно, что за эти пять месяцев разведпоисков среди личного состава батальона не было ни одного убитого. Это был результат роста боевой выучки наших разведчиков, помноженный на отвагу и бесстрашие молодости, беспредельную любовь к Родине и ненависть к врагу. Источник: (1984) Вспоминают ветераны cб. воспоминаний ветеранов 71-й Краснознаменной Торуньской стрелковой дивизии - Стр.65-73