Безпальчев Константин Александрович — Из воспоминаний военного моряка.

Участники

Страна: РСФСР, КарелияПериод: Гражданская война и интервенция (1918-1922) Безпальчев Константин Александрович родился в 1896 г. 13 1915 г. окончил Морской корпус, в 1917 г.— штурманские классы. В годы гражданской войны и интервенции командовал канонерской лодкой № 1 Онежской флотилии, затем вооруженным пароходом «Эльпидифор» № 413 Черноморского флота. Принимал активное участие в боевых операциях на Онежском озере и Черном море. После гражданской войны был на командных должностях в Военно-Морском Флоте. Много лет проработал на военно-педагогической работе: был начальником трех военно-морских училищ. Ныне контр-адмирал в отставке. Автор многих специальных военно-морских научных работ. Член КПСС. Награжден 5 орденами и 6 медалями Советского Союза. Весна 1919 года застала меня па Онежском озере, где с 1918 года служил командиром канонерки № 1 в составе Онежской озерно-речной флотилии. В один из майских дней меня вызвали в штаб флотилии. Вхожу в кабинет. Здесь уже находятся комиссар флотилии Ян Мартынович Клявин, начальник штаба флотилии Георгий Андреевич Степанов, начальник дивизиона канонерок Борис Владимирович Биллевич и комиссар дивизиона Алексей Иванович Силкин. Готовились к первому боевому походу, и поэтому инструктировал сам командующий флотилией Эдуард Самуилович Панцержанский. Он дает последние указания и, оглядев собравшихся, предлагает Степанову изложить «дополнительные» инструкции. Но я по опыту уже знал, что именно сейчас и начнется самое главное, когда будет говорить начальник штаба. В противоположность Панцержанскому, без всякой рисовки и декларативности, ровным и негромким монотонным голосом, закатывая глаза и злоупотребляя словами «так сказать», Георгий Андреевич уточняет обстановку настолько, насколько она известна штабу, и ставит задачу пробиться к Медвежьей Горе. Смотрю на этого сухого, подтянутого человека, так равнодушно перечисляющего задачи и их возможные варианты, и думаю, как же удачно прилипло к нему его давнишнее прозвище — «судак» и вместе с тем как несправедливо. Этот по наружности безразличный человек на самом деле — подлинный мозг флотилии. Удивительно удачной была эта комбинация — командующий Э. С. Панцержанский, обладающий ярко выраженными качествами флотоводца, мужественный и храбрый моряк, и начальник штаба Г. А. Степанов, великолепный организатор, спокойный, пунктуальный и молчаливый человек. И когда «Пан», то есть Панцержанский, картинно встав и пожимая руку, отпускает меня, мне, собственно, все ясно. Остается выполнять. Но вот тут-то и начинаются наши злоключения. Едва мы, то есть канонерки № 1 и 5, прошли Климецкий маяк, как увидели много плавающих льдин, а по мере продвижения к северу их становилось все больше и больше и, наконец, все озеро от берега до берега оказалось закрытым сплошным льдом. С полного хода врезаемся в лед, но он еще крепок, а наши корабли — не ледоколы. Бьемся, пока не возникают опасения, что сорвутся со своих фундаментов котлы. Смотрю вопросительно и выжидающе на комиссара Силкина. Бедный Алексей Иванович совершенно обескуражен. Как же так? Имеются точные данные, что севернее, выше Мегострова, залив совершенно очистился ото льда, а тут, намного южнее, и вдруг — сплошное поле. Подвело пас плохое знание ледового режима на озере. Впоследствии мы еще раз познакомились с этим явлением, когда после медвежьегорской операции в ноябре того же года возвращались в Петрозаводск. И тогда в районе Повенецкого залива была чистая вода, а южнее Мегострова пришлось пробиваться через сплошное ледяное поле. Ничего не поделаешь, пришлось поворачивать на обратный курс. Попытки 18 п 23 мая пройти на север успехом не увенчались, а когда 21 мая под командой Б. В. Биллевича в поход вышли канонерки № 4 и 6, то хотя они и пробились, но было уже слишком поздно. 23 мая белые заняли станцию Медвежья Гора и, воспользовавшись отсутствием наших кораблей, успели перебросить войска и поднять кулацкий мятеж в районе села Шуньги. Когда транспорт «Роза Люксембург» подошел к пристани села Толвуи, то обнаружил на берегу малочисленные подразделения противника, оказавшие сопротивление высадке. Канонеркам пришлось открыть огонь, и только тогда отряд наших войск (70 человек) высадился на берег. В конце мая на укрепление этого участка фронта были отправлены два более сильных отряда: Фролова — в количестве 300 штыков, Дорофеева — около 200 штыков. Конвоировала их канонерка № 5. Фролов со своим отрядом высадился в Толвуе, а Дорофеев — в устье реки Водлы. Начался длительный период борьбы за овладение Заонежским заливом и его побережьями. 28 мая в Толвую прибыли канонерки № 1 и 7; в районе боевых действий оставалась еще п канонерка № 5. На канонерке № 1 находился начальник дивизиона Б. В. Биллевич. В ночь на 29 мая в кают-компании канонерки № 1 состоялось совещание командиров кораблей, и Фролов изложил свой план операции по освобождению Заонежского полуострова. С рассветом намечалось выступление ударной группировки отряда в количестве 160 штыков при 5 пулеметах. Перед группировкой ставилась задача овладеть деревнями Падмозером и Шунгским Бором. В деревне Путке предполагалось высадить добавочный отряд с транспорта «Свердлов». Канонеркам указали объекты для обстрела, после которого отряд должен был перейти в наступление. Уже в 2 часа ночи канонерки подошли к берегу у Падмозера и с расстояния 5—6 кабельтовых от него начали обстрел рощи, где Фролов предполагал наличие подразделений противника. Стреляли канонерка № 1 из двух 37-мпллнметровых пушек и канонерка № 5 из одного 75-миллиметрового орудия. К сожалению, никакой корректировки огня организовало не было, да и не могло быть ввиду отсутствия технических средств связи. Корректировать стрельбу даже приближенным глазомерным способом не представлялось возможным, так как обстреливалась роща и разрывы снарядов, падающих в лесу, не могли наблюдаться. Мы сразу почувствовали всю огневую слабость канонерки № 1, и Алексей Иванович Силкин, махнув рукой выразил общую мысль: «Ну какой это боевой корабль! Это яхта для штаба». Хотя Фролов и расценил стрельбу кораблей как весьма удачную, по его отряд результатами ее не мог воспользоваться. Фролов еще дважды — в 5 и 9 часов — просил повторить обстрел но отряд так с места и не двинулся. В 10 часов сам Фролов прибыл на канонерку № 1 и, к изумлению всех присутствующих, заявил, что «ввиду большой усталости отряда», операция в целом отменяется и переносится на 31 мая. Одновременно он сообщил, что отряд уже покинул свои позиции и находится на пути в Толвую. 31 мая после обстрела той же рощи канонеркой № 5 отряд Фролова, наконец, двинулся с места и без единого выстрела занял Падмозеро и Шунгский Бор. В сентябре на флотилию прибыл новый комиссар Иван Мартынович Лудри, старый балтийский моряк, активный участник боев под Петроградом. Он, как нельзя больше, подходил к роли политического руководителя флотилии. С его прибытием заметно оживилась партийная и политическая работа. Сразу повысилась роль судовых партийных коллективов. Впрочем, надо оговориться, что на канонерке № 1 секретарём партийного коллектива бессменно в 1918 и 1919 годах был А. Вуйтек — прекрасный человек и убежденный большевик. И хотя никаких документов, определяющих права и обязанности секретаря коллектива, не существовало, но с самого начала совместной службы у меня как командира канонерки сложились с Вуйтеком самые дружеские взаимоотношения; в наиболее ответственные моменты я советовался с ним и только тогда принимал решение. Пришел новый комиссар и в дивизион канонерок — Никита Яковлевич Меткин. Это тоже был старый балтийский моряк, машинист с транспорта «Митава». Высоко культурный, принципиальный коммунист Никита Яковлевич во многом способствовал воспитанию личного состава и, что особенно хотелось бы подчеркнуть, имел большое и самое плодотворное влияние на командный состав. Да, нам, командному составу, повезло. Наше вступление на службу в советский флот, наши первые боевые годы прошли под идейным влиянием прекрасных политических руководителей И. М. Лудри, А. И. Силкина, Н. Я. Меткина, А. Вуйтека и других. Вот люди, о которых всю жизнь вспоминаешь с благодарностью, и, я бы сказал, с благоговением. Именно они направили нас на путь пожизненной службы в советском флоте и многим из нас указали путь в ряды Коммунистической партии. Спасибо вам, дорогие друзья, руководители и воспитатели! Осенью обстановка на Онежском озере осложнилась. После боя 3 августа мы отошли на параллель Ивановский маяк — Климецкий маяк — устье реки Водлы. Весь Заонежский полуостров, западный берег озера от Медвежьей Горы до Кондопоги и восточный — до Песчаного Погоста были заняты противником. Возникла угроза нарушения связи по Мариинской системе, удара по базам флотилии — Петрозаводску и Вознесенью. Учитывая, что в составе флотилии на Онежском озере к этому времени появились заградители «Яуза» (командир В.Н. Федотов) и «Березина» (командир Б. В. Мусселиус), а также две мощные плавучие батареи, каждая из которых была вооружена одним 203-миллпметровым орудием, значительно усилилась зенитная артиллерия на кораблях флотилии и, наконец, то обстоятельство, что 1-я стрелковая дивизия смогла уже выделить для совместных действий с флотилией целый стрелковый полк (6-й стрелковый финский полк под командованием Петрова), она могла перейти к активным боевым действиям. В течение сентября флотилия провела две большие наступательные операции, в результате которых были освобождены Большой Климецкий остров и все западное побережье Онежского озера до села Уницы включительно. Наконец, 6 октября 1919 года начальник 1-й стрелковой дивизии Борзаковский издал приказ о последней и решающей операции по ликвидации озерной флотилии интервентов и белогвардейцев и ее главной базы в Медвежьей Горе. К сожалению, приказ страдал серьезными недостатками. В частности, в нем были поставлены взаимно исключающие друг друга задачи. Так, например, приказывалось уничтожить флотилию противника, и в то же время настойчиво требовалось не отрываться от десанта и все время действовать в тесном взаимодействии с ним. Тем не менее объявление этого приказа было воспринято на флотилии с большим воодушевлением. Успешные операции по освобождению Большого Климецкого острова и станции Лижма, оказавшие столь большое влияние на положение сухопутного фронта, вселяли уверенность в собственных силах, веру в свое оружие. Радостное известие о победах Красной Армии над Юденичем и особенно Колчаком еще более способствовало поднятию настроения и боевой активности личного состава флотилии. Большой подъем вызвало известное письмо В. И. Ленина «Письмо к рабочим и крестьянам по поводу победы над Колчаком», обнародованное 28 августа 1919 года. Его с восторгом читал и перечитывал весь личный состав флотилии. Большое впечатление на моряков произвело также известие об успешной атаке 31 августа подводной лодки «Пантера», уничтожившей английский эскадренный миноносец «Виттория» на Балтийском море. Однако вернемся к моменту выхода флотилии из Петрозаводска. Надо сказать, что и раньше перед каждой крупной операцией замечалось стремление личного состава флотилии к вступлению в ряды партии, но такого мощного потока заявлений, как перед отбытием из города 8 октября 1919 года, на Онежской флотилии еще никогда не наблюдалось. Если в начале существования флотилии членов партии в ней было всего несколько человек, то к октябрю их насчитывалось уже свыше 400, то есть в ряды партии вступило более половины всего личного состава флотилии. На канонерке № 1 вступили в партию рулевые Курочкин и А. Прекуль, комендоры А. Громов и Красихин, кочегары Дедюрин и Терехов и многие другие. Во многом содействовало общему политическому подъему и то обстоятельство, что на корабли перешел и весь состав политического отдела флотилии. Так, например, на канонерке № 1 отправился на операцию начальник политотдела флотилии В. Яблонский. 9 октября. Рассвет. Впереди на мглистом горизонте чернеет мрачная громада Мегострова, а над ним развевается белогвардейский флаг. Идем медленно. И вот мы уже в зоне артиллерийского огня. Можно бы и огонь открывать, но мы не имели данных даже о примерном местоположении батареи противника. Стрелять же просто по острову, значит зря тратить снаряды. Команды у орудий. Под самым мостиком 47-миллимет¬ровая пушка и около нее, прижав приклад к плечу,— Саша Вуйтек. Мы с ним изредка обмениваемся взглядами, как бы подбадривая друг друга. Расстояние между кораблями и островом медленно сокращается. Все напряжены до предела: берег вот-вот оживет и начнется бой. И, действительно, когда до острова оставалось уже меньше 20 кабельтовых, он внезапно ожил, озарился вспышками огня, а вокруг канонерок взметнулись водяные столбы от разрывов снарядов. Бой длился два дня. Мегостров пал. Перед нами был открыт путь к Медвежьей Горе, осиному гнезду интервентов и белогвардейцев. От пленных мы узнали о наличии в Повенецком заливе минного заграждения. Кроме того, вызывала опасения близость восточного берега озера, где были белогвардейские части. Поэтому возникло решение занять село Чёлмужи. Осуществление этой частной операции, не предусмотренной планом, было возложено на группу канонерок под общим командованием Б. В. Биллевича, а в роли комиссара в операцию пошел начальник политотдела флотилии В. Яблонский. Группа состояла из канонерок № 1, 4, 5, 8 и одного транспорта «Химера», с десантом в 40 моряков под командой матроса Аршинкина. Предполагалось. что канонерки № 4 и 5 высадят часть десанта в лесу южнее Чёлмужской губы, а канонерки № 1 и 8 войдут прямо внутрь бухты и высадят десант непосредственно в Чёлмужах. 12 октября в 15 часов небольшой отряд под командованием Б. В. Биллевича вышел на выполнение задания. Было еще светло, и проход в пролив между южной оконечностью Чёлмужской косы и северным мысом острова Заячий труда не представлял, но возникали большие сомнения — сумеем ли найти фарватер в глубь Чёлмужской губы. Этот фарватер был оборудован тремя неосвещенными створами, первый створ подводил корабль вплотную к берегу, заросшему густым кустарником и лесом,— прекрасному месту для оборудования огневой точки, которая легко могла закрыть фарватер. Да и казалось мало вероятным, чтобы противник оставил на месте створные знаки. Снятие их еще не решало вопроса с закрытием фарватера, но в значительной степени затруднило бы вход со стороны озера, так как первый створ (со стороны озера) вел посреди достаточно широкого плеса и не имел никаких дополнительных ориентиров на местности. Мы с Б. В. Биллевичем бывали здесь в 1918 году, когда занимались изучением Онежского озера, и теперь надеялись на свою память. Когда мы подошли к берегу для высадки первой десантной группы. Яблонский, прощаясь со мной, спросил: «Вы уверены, что найдете фарватер?» Я молча указал рукой на берег, где ясно был виден нижний створный знак первого створа. — Рукой-то я показал, но уверенности в успехи операции не было, так как в глубине души был убежден, что где-нибудь на берегу имеется засада. Приближаться к берегу на расстоянии 20—30 метров, будучи уверенным в наличии огневых точек на берегу, было очень рискованно. Пробили тревогу. На штурвал стал старшин рулевой Прекуль, опытный моряк, кстати, бывавший со мной в этих местах еще в 1918 году. Пушки заряжены, пулеметы направлены на берег, и мы медленно идем по первому створу. Напряженная тишина.— «Слушай,— говорит Биллевич,— а почему мы должны ждать, пока с берега откроют огонь? Давай-ка сами обстреляем берег, если там есть огневые точки, то ответный огонь выдаст их местоположение, и мы сможем их уничтожить раньше, чем подойдем вплотную к берегу!» Как-то сразу почувствовалось облегчение. В самом деле, это если и не выход, то все-таки в какой-то степей и обеспечение безопасного подхода! Поскольку орудия были заряжены и личный состав стоял на своих местах по боевому расписанию, то мне оставалось только наметить цели и приказать открыть огонь. Прогремело три выстрела из 47-миллпметровой пушки. Разрывов снарядов в густой листве мы не видели. Берег не отвечал. Тогда Б. В. Биллевич приказал канонерке № 8 и транспорту «Химера» задержаться на первом створе. Мы же продолжали движение и беспрепятственно подошли к своему якорному месту. Канонерке № 8 и транспорту «Химера» было приказано идти за нами в бухту. Темнеет. Отправляем первые партии десанта на берег. Местные рыбаки точно только нас и ждали. Буквально через несколько минут от берега отваливает несколько рыбацких сойм. Они подходят к транспорту, и начинается доставка десанта на берег. Появление наших моряков в Чёлмужах совпало с приходом туда группы Яблонского. Около полуночи с берега на канонерку прибыл Яблонский. Село оказалось хорошо укрепленным. Вокруг него были вырыты окопы, установлены проволочные заграждения. По словам местных жителей, вражеский гарнизон, состоявший из стрелковой роты, покинул село, как только появились наши канонерки. Рота противника вышла походным порядком на север по оленецкому шоссе. Просто удивительно! При наличии таких укреплений неприятель мог обороняться и против значительно больших сил, чем наш малочисленный десант. Очевидно, у белых уже заметно понизился моральный дух солдат. Открывались реальные перспективы полной ликвидации вооруженных сил противника на Онежском озере. С большой радостью мы узнали о том, что в селе обнаружены большие склады продовольствия, обмундирования и вооружения. Прибывая на корабль, отдельные десантники привозят с собой давно не виданные яства. Несмотря на поздний час на камбузе разведен огонь и кок бодро готовит суп из неизвестных консервов с интригующим названием «суп а ля жюльет». На трапе матросы, у них озабоченные лица. — В чем дело? — спрашиваю я. — Да вот привезли с берега бочку рома, ждем, когда выдавать будут. Приказываю всем разойтись по местам. Вуйтеку говорю: — Возьмите суповую миску, нальем туда ром и завтра к обеду выдадим по небольшой порции. Быстро просверливается дырочка. Шенц и Вуйтек встряхивают бочонок и из пего льется... отвратительного вида желто-зеленая густая жидкость. Кают-компания наполняется запахом сосны. Все поражены. Строили разные догадки и наконец пришли к заключению, что в бочонке хвойно-лимонный противоцинготный препарат. Некоторые героически пытаются пить чай с этой гадостью, по большинство решительно отвергает употребление такого снадобья. Около двух часов ночи Аршинкин прислал свое первое донесение: склады взяты им под охрану, выставлены сторожевые посты. Но численный состав десанта совершенно недостаточен для надежной обороны села, а, по сведениям местных жителей из села Пяльмы вышел батальон противника с явной задачей уничтожить наш десант и овладеть селом. Собираем некоторое подобие военного совета. Что делать? Спять десант, облить продовольствие и обмундирование горючим, которое в изобилии имеется на берегу, и сжечь. Не помню, кто первый высказал это предложение. Но сразу все присутствующие заколебались. Действительно, нелегко принять такое решение; всем было ясно, какое значение для флотилии имеет захваченное продовольствие. Ведь флотилия уже почти целый год снабжалась исключительно сухой воблой и сушеным горошком. И так изо дня в день все одно и то же. А тут такое богатство. Соблазнительный аромат из камбуза, доносившийся до кают-компании, явно влиял на настроение совещавшихся. Тут встал Яблонский и сказал: — Категорически не согласен. Чёлмужи надо удержать при всех обстоятельствах и не только потому, что здесь богатейшие продовольственные запасы, но и из чисто военных соображений. Надо просить помощи от флотилии, выделить от каждого корабля человек по десять с пулеметами, и, когда гарнизон будет доведен до 150—200 штыков с большим количеством пулемётов, мы сможем спокойно заняться вывозом трофеев. Для связи с командованием флотилии решили отправить один из кораблей и на нем же на обратном пути доставить и дополнительный десант. Все это надо было сделать до наступления рассвета, а как выбраться отсюда и тем более возвратиться обратно в темноте, не видя створов? Выполнить это поручение предложили мне, так как я не раз входил н выходил из этой губы. — Что ж! Не ручаюсь, что не сяду на мель, то есть сяду обязательно, но пойду малым ходом и уверен, что в конце концов выберусь и возвращусь. Прошу разрешения сниматься с якоря! Пока штаб дивизиона перебирался на канонерку № 8, собираю своих ближайших помощников, расставляю вперед смотрящих и по карте объясняю рулевому и сигнальщику, как опознавать места створных знаков. Наконец мы снялись с якоря и медленно, непрерывно бросая лот*, идем. Пока берег виден, ориентируемся довольно просто. Только один раз при повороте уже на выходное колено фарватера уткнулись носом в песок, но так как ход был самый малый, то мы легко снялись и вышли на плес. Берег скрылся в окружающей темноте, и я стараюсь сколь возможно точнее вести прокладку, чтобы вовремя повернуть к острову Заячий. Все удается, и мы уже на подходе к якорной стоянке флотилии. Даю опознавательные сигналы... Увы, совершенно неожиданный результат. Красильников принимает сигналы: «Не подходить! Ответить на вопросы — фамилия командира, кто комиссар, кто секретарь коллектива». Весело! Очевидно, считая совершенно невозможным выход в такой темноте, в штабе флотилии, не взирая на опознавательные, не верят, опасаются авантюры со стороны противника. Отвечаем на все вопросы, с нетерпением ждем разрешения подойти: время-то бежит, а нам надо до рассвета доставить подкрепление. Приказываю передать семафор комиссару флотилии, начинаю нарочно обращаться не по фамилии, а по имени и отчеству. — Иван Мартынович! Имею срочный чрезвычайной важности доклад. Прошу разрешения немедленно подойти к борту! Наконец получаем: «Добро». Швартуемся у борта, и я бегу в кают-компанию флагманского корабля докладывать. Надо отметить, что тут была проявлена большая оперативность. Прошло не больше часа, как на канонерку стали прибывать десантные партии с кораблей. Всего набралось 75 штыков при 15 пулеметах. Это уже серьезная сила! Даже не проверив, со всех ли кораблей прибыли десанты, во имя сбережения времени, прошу разрешения двигаться в обратный путь. Войти в Чёлмужскую бухту при полной темноте и отсутствии освещенных створов еще труднее. Опять начинаю скрупулёзно подсчитывать обороты, требую держать их абсолютно точно и по секундомеру определяю время поворота на первый створ. Нервы напряжены до последней степени. Ежеминутно жду мягкого толчка и противного шуршания песка под килем, а потом характерной резкой остановки корабля — явный признак посадки на мель. Однако в темноте постепенно появляется очертание берега. Отыскиваем первый створ по характерному силуэту леса, и вот мы уже под самым берегом. Красильников ясно видит створный знак. Поворот вдоль берега не представляет уже никаких трудностей, второй поворот — и мы на последнем колене фарватера! Задача решена! Но время уже 6 часов утра, скоро рассвет. Наконец подходим к месту стоянки канонерки № 8 и слышим голос Бориса Владимировича, слегка измененный мегафоном: «Стать на якорь! Ждать подхода шлюпок с берега!» Впрочем, ждать не пришлось, шлюпки уже подходят со всех сторон. Итак, подкрепление прибыло. Не знаю, по каким причинам, но ни батальон от села Пяльмы, ни рота чёлмужского гарнизона, — никто не появился. Возможно, что командование белых, получив известия о подвозе нашего десанта, признало операцию безнадежной и отказалось от своих попыток вернуть село, а возможно, что никакого батальона у противника и не было и слухи распространялись с заведомо провокационными целями враждебными нам кулацкими элементами. Как бы то ни было, но цель была достигнута: Чёлмужи удержаны в наших руках и начался успешный вывоз трофеев. Кроме всего прочего, высадка десанта в глубоком тылу белых отразилась самым решительным образом па боевой устойчивости войск противника и облегчила действия 9-го стрелкового полка. 14 октября части полка вступили в село Чёлмужи, и морской десант был снят. Корабли покинули свои места в Чёлмужской бухте и присоединились к прочим судам флотилии для дальнейшей борьбы с морскими силами противника. Поздней осенью, уже после обстрела Медвежьей Горы, возвращалась наша флотилия в Петрозаводск. В районе Мегострова озеро оказалось уже скованным льдом. По это был молодой, еще не окрепший лед, и поэтому корабли флотилии ломали его без всякого труда. Пришлось только более крепкие и крупные канонерка № 4 и 5 пустить вперед и, наоборот, все колёсные корабли, то есть заградители, канонерку №6 и все транспорты поставить в хвост колонны. Возвращались на свою базу в праздничные дни второй годовщины Великой Октябрьской социалистической революции. Многие с удовольствием вспоминали дни празднования Октября в 1918 году. Тогда на параде и демонстрации трудящихся выступила сводная рота моряков-онежцев. Хорошо обмундированная и обученная, эта рота резко выделялась среди других воинских частей и заслужила благодарность местного Совета, председатель которого П. Ф. Анохин подозвал к себе командира роты и поблагодарил его. С тех пор Анохин много раз бывал во флотилии. Мне навсегда запомнилась встреча с Петром Федоровичем Анохиным. Произошла она в тот день, когда я возвратился в Петрозаводск из Заонежского залива, имея на палубе тела погибших в боях наших воинов. Не знаю, откуда стало известно Анохину о прибытии печального груза, но не успели мы пришвартоваться у пассажирской пристани, как он подошел к трапу. Я встретил его рапортом и проводил на корму, где лежали, покрытые государственным флагом, тела наших товарищей. — Оставьте меня одного, это всего несколько минут... Я отошел к машинному люку. Несколько минут простоял Анохин у тел погибших, сняв головной убор. Затем резко повернулся и пошел ко мне. — Такие молодые! Вся жизнь впереди, а как получилось... Сердечно жаль этих в сущности еще юношей... Расскажите, что знаете об обстоятельствах гибели каждого... Что знал, то я, конечно, рассказал. Поговорив еще несколько минут, расспросив о положении на фронте, Анохин покинул корабль. Прошло всего полгода. В конце декабря личный состав флотилии собрался в зале городского театра. С большой приветственной речью выступил П. Ф. Анохин. В заключение своей речи Анохин заявил, что братская могила воинов, павших в боях с белогвардейщиной, навсегда будет сохранена на городском бульваре, как памятник доблести и мужества. Так закончился боевой 1919 год на Онежском озере. * Лот — навигацлоипый прибор для измерения глубип моря с борта судна. Источник: (1963) За Советскую Карелию. Воспоминания о гражданской войне - Стр.114-127