Аникина Мария Петровна — Началась война. Учёбу пришлось прервать. Меня перевели на должность школьного инспектора в Заонежское роно.

Гражданские

Страна: РоссияПериод: Великая Отечественная война (1941-1944) Аникина Мария Петровна родилась 26 декабря 1915 г. в д. Ямка Кижской волости Петрозаводского уезда (Заонежье). Окончила 7 классов общеобразовательной школы и заочно педучилище. Накануне Великой Отечественной заочно училась на естественно-географическом факультете Петрозаводского пединститута и работала в Типиницкой школе завучем и преподавателем биологии и химии. В 1941-1944 гг. находилась в эвакуации в Коношском районе Архангельской области и в Беломорском районе Карелии. После окончания Великой Отечественной войны работала в системе Министерства народного образования: зав. Прионежским роно, а затем в школах Петрозаводска. Ее педагогический стаж - 35 лет. Награждена тремя медалями и многими почетными грамотами. Текст воспоминаний подготовил к публикации доктор филологических наук Ю.И. Дюжев. Декабрь, 2010 г.* ... Началась война. Учёбу пришлось прервать. Меня перевели на должность школьного инспектора в Заонежское роно. В сентябре 1941 г. в связи с эвакуацией мне поручили отвезти в Пудож на сохранение документы райсовета и райкома. Пароход был обстрелян, Пудож бомбили, но всё обошлось. Сама эвакуировалась в п. Коноша Архангельской области, где получила назначение на должность директора во вновь организованный интернат для эвакуированных, в основном из Карелии, детей. Увиденная картина была страшная. 50 истощенных от голода детей сбились в кучу на полу в одном из двух школьных зданий. Они потеряли родителей, когда баржа с эвакуированными утонула. Питались дети зерном. По ним ползали вши. Не было ни кроватей, ни постельных принадлежностей, ни одежды, ни обуви. Интернат располагался в шести километрах от поселка. Я обратилась к населению с просьбой дать что-либо из одежды и обуви. Надо было избавлять детей от вшей. Дрова были. В истопленной печи «прожигали» одежду, потом проглаживали швы. Стригли волосы, где под коркой скопилось вшей, как в муравейнике. Избавились от насекомых с большим трудом. Собрали у населения картофель, хлеб и накормили детей. Медработник соседнего детского дома помог больным, поместив их под присмотр в изолятор. Чтобы получить стаканы, пришлось за шесть километров ходить несколько раз [в Коношу]. Фонды для питания детей выделяли ограниченно, а для их доставки не было транспорта. Отправилась в Архангельский облоно, и 27 ноября 1941 г. был решен вопрос о выделении фондов, наравне с детским домом. Трудностей, однако, не стало меньше. Детей с каждым днём прибавлялось. Надо было организовывать учёбу разных возрастов. Воспитатели и другие работники получали 400 граммов хлеба и ничего больше. Были истощены, но инициативны. Удалось создать «детсовет» из старших воспитанников. Были и неожиданности. Однажды к нам привезли снятых с поезда трех мальчишек, назвавших себя эвакуированными. Они неделю приглядывались, а потом ночью в складе, где хранились продукты питания, сняли раму, всё съедобное сложили в матрац, уволокли в лес, там закопали в снег и скрылись. Можно представить моё состояние, ведь тогда судили за 200 граммов хлеба! Меня выручили старшие воспитанники. Они встали на лыжи, отыскали и вернули обратно все продукты. Как мне сказали в милиции, трое беглецов уже побывали в нескольких детских домах и всюду воровали. Однако повода для успокоения не было. Из Калининградской области к нам прибыл Миша Финогенов. В первый же день при выгрузке хлеба из саней он запрятал в снег две буханки. Когда их нашли, сознался, что ворует, берет у воспитанников личные вещи. Попробовала отучить от воровства доверием. Назначила старостой в спальне, и вскоре его спальня стала самой чистой. Но от привычки воровать не сразу излечился (у одного возьмёт - другому положит). Однажды дала ему 20 рублей для покупки в магазине (за 6 километров) детям зубных порошков и щёток. Миша был удивлен, сказал, что может убежать с деньгами. Но всё купил и сдачу принёс. Чтобы избежать утечки продуктов, детям старшего возраста было доверено получать со склада, присутствовать при закладке продуктов в котёл, взвешивании и раздаче хлеба. Когда было получено разрешение обслуживающему персоналу питаться в столовой, мы в столовой получали еду из рук дежурных воспитанников. Дети стали наедаться. За здоровьем их следили врач и медсестра. Можно было легче вздохнуть. В 1942 г. из Госконтроля Карелии приезжала комиссия. Они остались довольны порядками в интернате, замечаний не было. Меня уговаривали вернуться в Карелию, обещая место в ЦК компартии, в отделе по оформлению партийных документов. Через некоторое время пришел вызов из ЦК КП(б) Карелии. С хорошей характеристикой роно меня местный горком [партии] отпустил. Вернувшись в Карелию, я отказалась от работы в ЦК. Жалко было расставаться с таким трудом приобретенной специальностью учителя. Дала согласие на работу в Беломорском роно школьным инспектором, хотя представляла, как нелегко придется без транспорта курсировать по школам, имея 400-граммовую карточку на питание. Один пример. Командировка по жалобе в интернат Колежмы: до Сумпосада по железной дороге, а дальше тридцать километров пешком. Шли вместе с инспектором Министерства просвещения. Но по дороге силы иссякли и, отдыхая на морозе у дороги, уснули. Спас нас начальник аэродрома. В госпитале нас привели в чувство, а утром отвезли (15 километров) до школы-интерната. Обратно добирались 30 км пешком. Так, путешествуя из школы в роно в ботинках, демисезонном пальто, выполняла с большой ответственностью свой долг. Но случилось непредвиденное - одолела цинга, ноги отекли, зубы потеряла, не было сил выходить из роно, ночевала на работе, с трудом добиралась до стола. Приезжал министр просвещения, решил перевести в Сосновецкую школу на должность директора. Забот прибавилось, до меня там сменилось три директора, в школе не было должной дисциплины. Школа находилась в расположении аэродрома, сельсовет был за два десятка км, хозяйственные вопросы надо было решать на месте. Дрова должны были заготовлять в Летней речке. Брёвна пилили по два метра и погружали в шесть вагонов-пульманов. Везли поездом до станции, которая находилась вдали от школы. Выгружали своими силами, а до школы везли шофёры аэродрома за бутылки с вином, которые выдавали по карточкам раз в месяц учителям. У школы учителя во главе с директором разделывали двухметровки на дрова. Шла Отечественная война. После освобождения южной Карелии от захватчиков с 1 июля 1944 г. работала заведующей Заонежским роно. Восстанавливали работу дошкольных учреждений и 46 школ, а это было не так просто. Дороги были разбиты, транспорта нет, враги держали в школах лошадей, парты использовали вместо дров. Не было ни учебников, ни учебных принадлежностей. Помогли мне руководители райсовета и райкома партии, бывшие партизаны. Нелегкий труд окупился - к началу [учебного] 1944/45 г. школы были готовы, восстановлены детские учреждения. На Республиканском съезде учителей в 1945 г. держала отчёт о проделанной работе. Мне вручили премию в 500 рублей, на которые можно было «поднарядиться», так как за войну всё износилось. Когда родственники возвратились в Петрозаводск из эвакуации, мне, несмотря на почёт и уважение в Заонежье, захотелось к ним. По личной просьбе 20 августа 1945 г. получила перевод в той же должности в Прионежское роно [КФССР]... * Датировано по времени публикации воспоминаний. Источник: АКНЦ РАН. Копия. «Молодежная газета». 2010. 2-8 декабря. (2015) Эвакуированная Карелия: Жители республики об эвакуации в годы Великой Отечественной войны. 1941-1945 - Стр.15-18