Анастасия Ивановна Аникина (Яковлева) — 22 июня 1941 года я была в Петрозаводске в гостях у дяди.

Гражданские

Страна: Россия, Карелия Анастасия Ивановна Аникина (Яковлева), 1931 года рождения, уроженка деревни Сибово (Заонежье) Медвежьегорского района Карелии. Жительница деревни Ямка на острове Кижи. «До войны я начинала ходить в первый класс в 1939 году в Усть-Яндоме. Папа в этом же году ушел на Финскую и не вернулся. А мама у меня умерла еще в 1937 году. Я жила с бабушкой Екатериной Петровной Ланевой (1881–1964), родом из Конды Бережной и братом, 1932 года рождения. Жила я в интернате. Домой ходили только на выходные, пешком шесть километров до Сибова. Я еще училась в Усть-Яндомской малокомплектной школе, четырехклассной. В одном доме и школа, и интернат. Сейчас этот дом,  дом Пертякова, в Кижи перевезен. Учительница была Мария Трофимовна из Конды Бережной, одна учительница на все классы. Повариха была тоже хорошая, вкусно нас кормила. В школе училась с Алешей Левичевым. Он тоже был из Сибова. 22 июня 1941 года я была в Петрозаводске в гостях у дяди. Меня в этот же день быстро отправили домой на пароходе «Урицкий». Прямо там был митинг. А я на пароходе случайно встретила маминого брата, дядю Федю Полева из деревни Кузнецы. Он ехал в Шуньгу в военкомат. Поинтересовался, дойду ли я до дому из Великой Губы одна. Ответила, что дойду. И бегом в Сибово к бабушке и брату. Когда папа погиб, нас с братом хотели отдать в Сенную Губу в детский дом. Но наш дядя Михаил Григорьевич Яковлев не дал. А как началась война, его взяли на флот. Он Ленинград оборонял. С войны не вернулся. В Сибово нас стали готовить к эвакуации. А в ту осень очень рано замерз лед, и мы остались у себя в деревне. У нас еще осталась и золовка, сестра бабушкиного мужа из Ленинграда, Аполлинария Тимофеевна Семенова. Муж у нее богатый был. У нас на втором этаже солдаты наши жили. Мы как-то утром встали: ни солдат на втором этаже, ни саней на сарае. Уехали ночью. А мы остались. Очень страшно было. Вскоре на лошадях прискакали финны. Здоровые такие. Мы стали бояться, что у нас было полмешка ржи, и они ее отнимут. Но рожь бабушка спрятала, и они не нашли. Корову   финны сразу не отобрали. Зимой всех кижских увезли в Петрозаводск в лагеря, а наша зона не считалась такой опасной. К нам привезли людей с Вороньего Острова, из Типиниц, Усть-Яндомы. Расселили в наших домах. Примерно год нас никто не беспокоил. Финны, конечно, наведывались, но не беспокоили. В 1942 году, в конце, срочно понадобилось нас выселить. Отвезли в Медвежьегорский район, в Мягрозеро. Бабушка нашла какую-то полудохлую лошаденку, и мы поехали. У нас вещи были собраны еще до эвакуации. А перед этим бабушка говорит: «Выкопаем яму в подполье и все вещи туда сложим». Выкопали и закопали. Почему нас выселили? В Липовицах был поп, и тот сказал, что в Сибово появились партизаны. Вот нас и выселили. Мы поехали. Остановка была в Ламбасручье, а потом приехали в Мягрозеро. Там нас поселили в такой маленький домик, как в Кижах сейчас у Ржанских. (Пожалуй, в настоящее время самый маленький домик на острове Кижи. – Б.Г.) А там уже три семьи. Было очень тесно. Весь пол в сенниках (сенные матрасы). Летом комарья! Спать нельзя было. Финны выдавали продуктовые талоны на месяц. Работать надо было. А у нас две старушки и двое детей нетрудоспособных. Бабушка в Мягрозере ухитрилась ловить рыбу и продавать ее местным. Получала за это марки, продукты. Зиму мы пережили тяжело. А весной появился щавель, потом грибы, ягоды. Хозяин взял меня пилить сосны. Двуручной пилой пилили. «Ты сучки карзай, а я колоть буду». «Метровка» финнам нужна была. Дрова, наверное. За то, что я с ним работала, он выдавал бабушке какие-то деньги. Я ходила в магазин и получала месячную продуктовую норму. Норма такая у нас была, что я всю эту норму одна на четверых в мешке приносила. Мука, сахарин, соль. Еще что-то. А колючей проволоки у нас в Мягрозере не было нигде. В Мягрозере  жили местные по фамилии Площадные. Борис Павлович Площадной, муж Зинаиды Андреевны Костовой в Кижах 1960 – 1970-х годов, – из этих Площадных. Они очень бедные были. Даже зимой босиком ходили. Они куда-то уехали зимой и дом нам отдали. А летом снова  приехали и нас выгнали. Мы переселились в курную избу с черной печкой. У меня с глазами стало плохо. Ничего почти не видела. Потом прошло. Финны весной 1944 года собрались уходить. Мы решили пойти пешком с бабушкой на разведку, чтобы выяснить, можно ли уйти домой. Только вышли, патруль остановил: «Нельзя». Я знала несколько слов по-фински и уговорила солдата, чтобы он нас пропустил. Мы дошли до Леликозера, а потом до Великой (Губы). Великую и Конду Бережную не выселяли. А потом вернулись обратно в Мягрозеро. Там нашли мужчину, который согласился отвезти нас в Бережки (Конда Бережная. – Б.Г.) в распутицу. Мы жили в Бережках, а домой в Сибово нас не пускали. Как-то принесла ягоды финке в Великую Губу, а она мне галетину дала. Уже когда пришли наши, нам сказали, что в Вигово наша корова, а если не будут отдавать, то скажите, мол, что начальство приказало отдать. Хозяйка корову нашу отдала, а теленка себе оставила. Наконец-то приехали в Сибово, а печки все разобраны внизу. Дом у нас хороший был, в 1920-е годы построен. В горнице нары были сделаны, а на дворе финны держали лошадей. Бабушка говорит: «Ладно, ребята. Не горюйте! Все равно заживем!» Дядя Андрей Филиппович Климов хорошо сложил печь внизу. А вверху старая голландка была. Побаивались мы ее топить, но приходилось. В доме сохранилась посуда прекрасная: кузнецовский фарфор; секретер, диванчик, лавки широченные. Кое-что потом в Кижи перевезли. В 1944 году я пошла из Сибово в Великую Губу, чтобы сдавать в 4-й класс экзамен Евдокии Константиновне Калгановой. И мы с Лешей Левичевым продолжили учебу в 4-м классе в Усть-Яндоме. А с пятого класса мы все учились в Великой Губе. Я окончила семилетку и в 1949 году поступила в Петрозаводское педучилище на физвос. Окончила его в 1953 году и работала там же. Занималась лыжами. Лыжи мне финские подарили «Карху». Так я ходила на этих лыжах, пока не сносила. В колхозе я не работала, но на колхоз работала. Поясню таким примером. У нас была корова. Так мы должны были обязательно скосить 300 куч сена. Скосить, 240 отдать в колхоз, а 60 оставить себе. Нашей корове 60 надо было. Школьники-не школьники, хоть сколько лет – коси и всё. Последние годы бабушка была парализована, но не пластом лежала, а ковыляла. Клава из Великой Губы, пьянчужка такая, у нее жила и ей помогала. Мой муж, Иван Михайлович, приглашал ее в город, но бабушка отказалась.  «Что ты, что ты, Ванюшка!» А я до пенсии проработала в педучилище». Записано старшим научным сотрудником музея «Кижи» Борисом ГУЩИНЫМ. Публикуется без литературной обработки. Источник: «Лицей» № 3 2008