Абрамов Андрей Николаевич — Нас не сломили!

Участники

Страна: РСФСР, Карелия Абрамов Андрей Николаевич родился в д. Войнаволоке, Сенногубской вол., Петрозаводского у., Олонецкой губ. В 1910 г. начал трудовую деятельность. С 1917 г. работал токарем на Онежском заводе в г. Петрозаводске. В 1918 г. был председателем комитета бедноты в Войнаволоке. В 1919 г. участвовал в боях против интервентов на Заонежском полуострове. С ноября 1919 г. до марта 1920 г. находился в белогвардейских концлагерях на ст. Медвежья Гора и в г. Кеми. В последующие годы А. Н. Абрамов был на хозяйственной работе. Член КПСС. К началу ноября 1919 года в результате успешных действий советских войск почти весь Заонежский полуостров был освобожден. Однако с наступлением зимы наши малочисленные части, расположенные в Заонежье, могли оказаться в чрезвычайно критическом положении, так как с прекращением навигации на озере связь Заонежья с Петрозаводском прерывалась и войска не смогли бы получить ни подкрепления, ни продовольствия, ни оружия. Поэтому советское командование решило эвакуировать наши части из Заонежья. Вместе с войсками было намечено вывезти партийный и советский актив, служащих, их семьи, архивы учреждений. Но об этом в некоторых волостях узнали уже тогда, когда там хозяйничали отряды местных белогвардейцев. Многие из советских активистов не успели выехать и были схвачены на месте или в пути. В нашей, Сенногубской, волости белогвардейцы арестовали крестьянина-активиста Павла Николаевича Колобова, бывшего политссыльного Дмитрия Яковлевича Брызгалова, с 1905 года жившего в нашей деревне, столяра Алексея Архиповича Брызгалова, вернувшегося в Войнаволок из Петрограда после Октябрьской революции, служащего волостного военкомата Антона Григорьевича Куприянова, добровольца отряда, созданного при волостном военкомате, Андрея Михайловича Потемкина, старшего милиционера волости Ивана Романовича Малинина и др. Я был также схвачен по дороге на пароход. Всего, как мы узнали позже, на Заонежском полуострове в руки врагов попало 28 советских активистов. Все арестованные были приговорены к расстрелу. Исполнение приговора поручалось командиру местного карательного белогвардейского отряда Зиновьеву. Но по каким-то причинам он отказался нас расстреливать, и через некоторое время все заключенные под конвоем были отправлены в белогвардейский лагерь на станцию Медвежья Гора. В этом лагере мы пробыли недели две, после чего нас перевезли на станцию Кемь. Почти четверо суток мы пробыли в пути, полуголодные, в холодном вагоне. В Кеми нас загнали в барак. Дверей в нем не было и всю ночь пришлось стоять по колено в снегу. Я стал замерзать и впал в беспамятство. И если бы не товарищи, наверное, замёрз бы окончательно. Они раскачивали меня из стороны в сторону и не давали уснуть. К утру от холода я уже не чувствовал ног. На следующий день нас перевели в другой барак. В нем находились 28 человек из Заонежья и около 30 из-под Мурманска и с полуострова Иоканьга. Барак стоял недалеко от станции, около реки. На наше новое жилье было страшно смотреть. Казалось, нас заживо погребают. Помещение представляло длинную из гофрированного железа бочку шириной немногим более 3 метров и длиной — 50 метров. Внутри в два ряда тянулись нары. Посредине оставался проход шириной около метра. Здесь не было ни пола, пи печки. Небольшое окно, прорубленное на самом верху, давало очень мало света и в бараке всегда царил полумрак. Позже мы раздобыли печку-времянку, но топить ее было нечем. Голые пары, земляной пол, железные стены, — и в таком помещении в зимнюю стужу нам предстояло жить долгие месяцы. На второй день пребывания в этой тюрьме нам выдали обмундирование — темно-синие комбинезоны (с изображением туза на левом боку, на спине и на правой штанине) и байковые одеяла. Спали на голых парах, покрываясь одним тонким одеялом. И это на севере, где мороз достигал 25—30 градусов. Люди замерзали. Единственным спасением было тепло тел товарищей; тесно прижавшись друг к другу, мы кое-как согревались. Жили впроголодь — кипяток и 300 граммов мерзлого хлеба, который приходилось пилить ножовкой. Ни о каком приварке не было и речи. О мытье в бане мы могли только мечтать. Зато расстрелы, истязания и избиения заключенных совершались ежедневно. На место казненных и замученных товарищей привозили новые партии арестованных. Барак был переполнен, в нем помещалось уже более сотни человек. Несмотря на голод, холод, плохую одежду и обувь, нас заставляли работать с утра до вечера, в любую погоду. Мы чистили снег на Поповом Острове, грузили иностранные пароходы, вывозившие награбленное богатство с нашего Севера. Тяжелые, нечеловеческие условия лагерной жизни не могли сломить нашей воли. Собираясь вечером после работы в бараке, мы подбадривали более слабых товарищей, как могли, поддерживали в них веру в скорое освобождение. Расстрелы и пытки нас уже не страшили. Все товарищи, уходившие на расстрел, вели себя мужественно. Помню, к нам привезли одного раненого моряка. Когда его повели на расстрел, он крикнул нам: «Стойте твердо до конца за правое дело! Мы победим!» Смело вел себя попавший к нам в лагерь из Кеми радист. Он рассказывал нам о положении на фронтах, о близкой победе Красной Армии, о разложении в рядах белогвардейцев. Однажды его рассказ услышал кто-то из охраны и через два дня радист был расстрелян. Дела же белогвардейцев действительно становились все хуже и хуже. Это было заметно и по поведению лагерного начальства. Чувствовалось какое-то беспокойство. И вот как-то в конце февраля 1920 года в лагерь прибыл большой конвой. Я в это время находился у дежурного надзирателя. Офицеры предъявили ему свои документы и потребовали списки заключенных. Надзиратель заявил, что лагерь расформировывается и все заключенные будут партиями вывезены. В это время он увидел меня, издевательски оглядел мой «наряд» и грубо спросил, почему я нахожусь здесь. Я поспешил уйти в барак, чтобы сообщить товарищам услышанную новость. Вскоре в барак пришел офицер с несколькими солдатами и начал выкликать всех по фамилии. Первым вызвали меня. Офицер велел раздеться. Конвоиры потрясли мои тряпки, велели одеться и выйти на улицу. Таким образом обыскали и вывели во двор около 30 человек. Здесь заключенных окружили солдаты и повели на вокзал. На всем пути местные жители выражали нам свое сочувствие, бросали хлеб, табак, но конвой не разрешал их брать. На станцию пришли уже в темноте. На путях стояло четыре теплушки. Нас посадили в одну из них и закрыли на замок. В вагоне полутемно, тускло горит свеча. Впереди — полная неизвестность. Особенно всех тревожила дальнейшая судьба потому, что, как стало известно, вывезенная из лагеря накануне партия заключенных была расстреляна. При посадке мы узнали, что и в других вагонах тоже заключенные. Наконец поезд тронулся, нас повезли на юг. Время тянется страшно медленно. Около четырех часов ночи поезд неожиданно остановился. Прислушиваемся. За дверью шум, топот, выстрелы. Через некоторое время раздался стук в наш вагон. Кто-то сбил замок, и в распахнутой двери появился вооруженный человек. Мы все подумали, что это — конец. Кто-то запел «Вы жертвою пали». Песню подхватил весь вагон. Но человек поднял руку и сказал: «Товарищи! Вы свободы! Берите оружие. Выходите из вагона!» И сам подал нам несколько винтовок. Мы быстро выскочили из вагона. Нашими освободителями оказались небольшой партизанский отряд и рабочие станции Сегежа. Вместе с ними мы обезоружили и разогнали конвой, арестовали офицеров. К утру все бывшие заключенные были вооружены, так как на станции имелись богатые склады оружия. Комиссаром нового отряда выбрали Богачева, которого мы хорошо знали по кемской тюрьме. Силами этих отрядов станция Сегежа была удержана до прихода частей Красной Армии. Главным образом мы охраняли мост, склады продовольствия, снаряжения и железную дорогу, задерживали эшелоны с белогвардейскими офицерами и солдатами, отходившими на Север под ударами Красной Армии. Нам удалось разоружить три эшелона, арестовать одного генерала и около 40 офицеров. В конце февраля 1920 года на станцию Сегежа прибыли воинские части и нас заменила комендантская рота. В начале марта я и многие другие товарищи вернулись домой, в Заонежье. Источник: (1963) За Советскую Карелию. Воспоминания о гражданской войне - Стр.176-181