Тарасова Анна Осиповна — Воспоминания о жизни в финском концлагере.

Гражданские

Дата: 13 июля 1948 г. Страна: СССР, Карелия Тарасова Анна Осиповна - 1919 года рожд. Родилась в д. Сельга, Сегозерского района КФССР, карелка. Накануне Отечественной войны Работала машинисткой в РКП (б) в с. Паданы. Во время Отечественной войны, с ноября 1941 г. и до освобождения находилась в концентрационном финском лагере в Колвасозере и Олонце. В настоящее время нигде не работает в связи с сокращением. Дом. адрес: с. Паданы, сегозерского р-на. Когда началась война, я работала в райкоме партии машинисткой, в с. Паданы. Молодёжь из Падан была мобилизована на оборонные работы в Лосиную гору. Только успела оттуда приехать домой, пробыла дома два дня, как финны заняли Паданы. Только некоторые семьи ответственных работников выехать. Молодёжь, которая выезжала агитбригадой в воинские части тоже не попала в плен. Мы видели, что некоторые семьи эвакуировались на пароходе в Великую губу и сами подготовились, собрали вещи. В воскресенье меня вызвали в райком. Там были одни мужчины, когда я спросила где же наши женщины, мне сказали, что они уехали, я попросила, чтобы меня отпустили на пароход, но мне сказали, что райкомовские поедут вместе. Потом все таки мне сказали, чтобы ехала на пароходе до Великой губы и там ждала остальных. Дома у меня и сестренка [Предположительно: «Лиза»] 10 лет. Одна из машин с людьми поехала по дороге на Терманы, но там встретилась с финской разведкой и вернулась обратно. Народу в Паданах было очень много, они пришли из соседних деревень. Когда машина вернулась и проезжала по улице, с машины нам кричали, чтобы бежали куда-нибудь, потому что финны уже в Термана (всего 2-х километрах от нас). Тут началась паника, люди побежали кто на Сандалы, кто в лес. Я захватила маленький чемоданчик, в котором было 2 хороших платья, туфли, фотокарточки и мы побежали по дороге на Сандалы. Мама и сестрёнка отстали от нас, тогда мы взяли у них хлеба и пошли дальше. Нас было 7 девушек. Бойцы, которые попадались на дороге, кричали нам, чтобы мы скрывались в лес, иначе всех перестреляют с самолётов. Если бы мы шли по большой дороге, мы бы успели добежать до Сандал. А тут нам попала лесная дорожка и мы свернули на неё. Шли лесом, дорожка стала откланяться в сторону. Через некоторое время мы догнали двух мужчин и пошли вместе. Они нам сказали, что недалеко есть лесная избушка и мы пошли туда. На большой дороге слышали движение машин и мы думали, что это финны. Мест этих никто из нас хорошо не знал и мы не знали, куда нам итти. Решили переночевать в избушке. Принесли сена, но уснуть не могли, всё плакали. Оказывается по дороге курсировали наши воинские машины, а не финны, если бы мы это знали, то вышли бы на дорогу. Под утро слышим кто-то в лесу кричит. Прислушались, оказалось что кричат одну из девушек, бывшую с нами, кричит отец, чтобы вернулась домой. Мы ушам своим не верили. Вот голос всё ближе. Затем подходит отец этой девушки. Мы все обрадовались и бросились к нему, спрашиваем «в Паданах наши?» но он нам ответил, что в деревне финны, что они заняли Сандалы и теперь никуда не уйти. Пошли мы в Паданы, идем и плачем. Думали, что только одни мы в плен попали, а все остальные убежали. Подходим к деревне, вижу мама ходит на горе, собирает вещи свои. Мы когда из дому побежали, она захватила с собой узел и чемодан, но тащить не могла и бросила. Так вот теперь ходит и ищет. Финны в деревне сказали, что всех кто побежал на Сандалы, убили на дороге, и мама не думала, что я жива. Вернулись домой. Я боялась подойти к окну. По дороге проходили финские солдаты, ехали на велосипедах. Солдаты стали ходить по домам. Мы как услышим, что к нам идут, я спрячусь в комнату, и мама им скажет, что она живёт одна, никого больше нет. Потом финны узнали, что я дома. Предлагали стирать бельё, но я отказалась. Они ещё раз предложили стирать, но я ответила, что дома никогда не стирала, а финского белья и подавно не буду. Однажды меня вызвали к финскому коменданту. Я очень испугалась. Пришла. Там уже знали, что я работала в райкоме партии. Они меня стали спрашивать, кто был первым секретарём райкома, вторым и т.д. Увидели на мне [Предположительно: «плащевое»] пальто и спросили сколько стоит. Я ответила 270 рублей. Они не поверили и сказали, что наверно 2 тысячи. Потом говорят, что хорошо одевалось только потому, что в райкоме работаю. Они также говорили, что в райкоме был буфет, тогда как ни в какой другой организации его не было. После таких разговоров меня отпустили домой. А через два дня я увидела, что этот же полицейский, который меня вызывал к себе, идёт к нам. Я не успела из своей комнаты выйти в большую комнату, как он вошёл и заставил меня уйти обратно в свою комнату. Там он сказал, что я арестована и через 2 часа еду в Финляндию. Я бросилась на кровать и заплакала. Со мной вместе должна была ехать зав. учётом Барсукова. Я собралась и нас на легковой машине повезли через Сельгу. Мы всю дорогу плакали. Доехали до госграницы и финн предложил нам посмотреть госграницу, говорит «ведь вы ещё не видели». Но мы из машины так и не вышли. Потом нас везли по железной дороге в товарных вагонах. Привезли в тюрьму, нас посадили в комнату без окон, четыре голые стены. На стенах было много надписей которые сделали люди, сидевшие до нас. Некоторые писали, на какой срок их осудили, некоторые были осуждены на вечно. Мы решили, что нас тоже будут судить. Пищу нам приносила финка и мы у нее спросили, что с нами будет, но она не знала. А потом она пришла и сказала, что мы сидим здесь напрасно. Мы обрадовались, думали, что нас повезут обратно в Паданы, но нас повезли в Олонец и посадили там в концлагерь. Здесь были и русские, и карелы, и военнопленные. Отсюда в мае 1942 г. нас перевели в лагерь для карелов в Колвасозере, Ребольского района. В лагере было больше 100 человек, а сначала, когда мы приехали – 25 человек. Летом мы косили сено. Занимались сельско-хозяйственными работами. Зимой пилили дрова. Кормили 3 раза в день. Хлеб 250 грамм на день, сахар и грамм 10 сыру. В обед каша вечером суп. Картошка гнилая, мяса конина с червями. Садились в темный угол, чтобы не было видно червей. Пока были в Олонецком концлагере нам давали только 200 гр. хлеба и кусок сахара. В этом лагере нам совсем не разрешалось [Предположительно: «разговаривать»] с мужчинами и особенно с русскими. За это били плётками. Вставали в 7 утра, работали до 11 дня. Затем перерыв, летом с 11 до 12, зимой с 11 до часу. Работали до 7 вечера, летом работали больше. В Олонецком лагере очень много людей умерло с голоду. Связи с родными совсем не было, дома 2 месяца обо мне ничего не знали, но потом мне удалось переслать письмо. Барак был очень холодный, спали в валенках, в платках. Русских били часто. Кто не выполнял норму на работе их били. Двое однажды убежали, у одного была девочка семи лет. Их поймали, вернули в лагерь и били до крови, все рубашки были в крови. Столько мы горя там видели. Плакали столько, что думали слез больше не будет. Когда мы были в Колвасозере, нам разрешили посылать 1 письмо в неделю и только на финском языке. Все русские слова вычеркивали. Один раз получила письмо «здравствуй… и прощай» все остальное было вычеркнуто. Освободили нас осенью 1944г. (сентябрь м-ц). Освободила Красная Армия. Нас до этого перевели финны из Колвасозера в Лужму. Когда ходили на работу, видели, что финны собираются уезжать. Последнее время хорошо была слышна стрельба. Иногда мы доставали финские газеты и знали, что финны отступали. Одному старику и девушке удалось услышать по радио, что военные действия с финнами прекращены. Мы с нетерпением ждали освобождения. Тихонько сделали флаг, выкрасив [Не разборчиво] в красную краску и нарисовали серп и молот. Написали лозунги, собирали цветы. Разучивали песни, но новых мы не знали. Готовились встретить своих. Каждый вечер ложились спать с надеждой утром увидеть своих. Однажды мы сшили флаг, пришили к палке, в это время входят 2 финских солдата. Мы бросили флаг на пол. Финны спрашивают: «почему вы свой флаг держите на полу и топчете?» Мы боялись, что они донесут на нас, но все обошлось благополучно. Один старик, Мархов Павел Михайлович, пошел топить баню, говорит может наши придут, так помоются. Вдруг старик закричал – «наши идут!» я думала, что он сошёл с ума. Смотрю идут, с погонами, просто не верю, что наши. Мы со слезами бросились на встречу, обнимаем бойцов и командиров. Многие бежали и падали. Мы сказали, что финны в лагере. Мы пели песни, старики и старухи показывали финнам кулаки. Финны нам раньше говорили, что тех, кто встречает Красную Армию, красноармейцы убивают или отправляют в Сибирь. Но мы встретили своих с флагами, цветами и лозунгами. Этого дня не забыть никогда. Осведомитель: А. Тарасова Записала мл. научн. сотрудник Института И.Я.Л. М. Анисимова. Источник: Архив КарНЦ РАН. Ф.1. Оп. 42. Ед.Хр. 552. Л.30 Проект "Места принудительного содержания населения в Карелии в 1941-1944 гг."