Фостий Михаил Васильевич — В тылу у интервентов

Участники

Страна: РСФСР, Карелия Фостий Михаил Васильевич - В тылу у интервентов Фостий Михаил Васильевич родился в 1884 г. в д. Чепоносах, Хотинского у., Бессарабской губ. В 1907 г. был призван в армию, затем работал в сельском хозяйстве. В 1914 г. мобилизован в армию, находился на фронтах первой империалистической войны. С 1916 г. работал слесарем на Мурманской железной дороге. Член КПСС с августа 1917 г. М. В. Фостий — один из активных организаторов борьбы за революционные Советы в Сороке и Карельском Поморье. Принимал активное участие в борьбе с белофиннами весной 1918 г. В мае 1918 г. избран членом Кемского уездного исполкома и назначен уездным военным комиссаром. В июле 1918 г. арестован английскими интервентами и до февраля 1920 г. сидел в тюрьмах. Затем находился на советской и административной работе. В настоящее время — персональный пенсионер, живет в Киеве. В первых числах июля я возвратился на Попов Остров из поездки в Соловецкий монастырь, куда ездил по поручению Кемского исполкома, чтобы получить хлеб для отправки рабочим Петрограда. В Кеми и его окрестностях уже хозяйничали интервенты. Только я сошел с парохода на берег, как сразу же был арестован солдатами интервентов и отправлен в кемскую тюрьму. Здесь, в тюрьме, уже находились и остальные члены Кемского исполкома: А. А. Груздев, В.И. Степанов, Никулин и др. На оккупированной территории англо-франко-американские интервенты и белогвардейцы производили массовые аресты, они зверски убивали активистов, грабили народное добро. Для арестованных не хватало тюрем, и интервенты стали спешно вывозить заключенных в Иоканьгу, Мурманск, Печенгу. Кроме того, тюрьмы были созданы на русских военных судах, захваченных в Мурманске интервентами. Нас, группу арестованных, из кемской тюрьмы перевели в Мурманск и посадили в трюм линкора «Чесма» Вскоре сюда же поместили роту французских солдат, отказавшихся воевать против Красной Армии. Через некоторое время нас, членов Кемского исполкома, увезли в Александровскую тюрьму. Здесь заключенных держали в холоде, изнуряли голодом и тяжелыми непосильными работами. Но вскоре и Александровская тюрьма оказалась переполненной. Тогда группу заключенных, в которой были и мы, члены Кемского исполкома, направили в печенгскую каторжную тюрьму. Здесь нас загнали в грязные и сырые землянки, обнесённые в три ряда колючей проволокой. Суточный паек состоял из трех-четырех галет. Каждый день под усиленным конвоем, нас отправляли на торфяные разработки. От недоедания и тяжёлого изнурительного труда люди падали, но их били и заставляли работать. Одежда на заключенных превратилась в тряпье и кишела паразитами. Появились сыпной тиф, цинга, но больным не оказывали никакой помощи. В первой половине августа 1919 года нам, троим заключённым — председателю Кемского уездного исполкома Л. И. Мосорину, грузчику мурманского порта Харламову и мне, — удалось совершить побег. Бежать отсюда, да еще под конец лета без одежды и продуктов питания, было делом чрезвычайно рискованным. Однако иначе грозила неминуемая смерть в тюрьме. Пошли мы напрямик на юг, к фронту, через тундру, леса, обходя озера и трясины. Питались клюквой и сырыми грибами. Шли днем, ориентируясь по солнцу. Особенно ухудшилось наше положение, когда пошли дожди и похолодало. Промокали, как говорится, до костей, а сушиться было негде. Так во всем мокром и приходилось ночевать в лесу. Шли мы лесом долго, пока, наконец, не вышли к железной дороге у станции Имандра. Когда стемнело, пробрались в барак к рабочим железнодорожной станции. Долго беседовали с ними. Рабочие рассказали, что интервенты создали для местных жителей невыносимые условия. Население голодает. Расстрелы и аресты следуют одни за другим. Главнокомандующий войсками интервентов на Севере английский генерал Пуль издал приказ, запрещавший всякие собрания и митинги. Несмотря на свой скудный паек рабочие снабдили нас продуктами. Когда добрались до Кандалакши, решили зайти к Пельтихину, который вместе с нами сидел в одной из тюрем и был освобожден. Он и его жена накормили нас, дали продуктов на дорогу и ночью перевезли на лодке через Кандалакшскую губу. Когда мы дошли до Ковды, Мосорин предложил зайти к его сестре Екатерине Ивановне Кресановой. И несмотря на то, что это было связано с большим риском, Екатерина Ивановна тепло приняла нас, сытно накормила. Хорошо отдохнув, мы утром, чуть свет, на лодке переправились через залив. В селе Поньгоме Кемского уезда большую помощь нам оказал крестьянин Андрей Савельевич Лопунов, к которому мы зашли по предложению Мосорина. Лопунов нас поместил в своей маленькой баньке. Он приносил туда пищу, рассказывал нам о зверствах, чинимых интервентами и белогвардейцами, информировал о настроениях населения в тылу врага. Прожили мы у Андрея Савельевича двое или трое суток. Хорошо не помню, но кажется в той же Поньгоме в земской управе товарищи достали для нас документы, удостоверяющие наши личности (фамилии в них были вымышленные), за надлежащими подписями и печатями. А. С. Лопунов снабдил нас продуктами, и мы благополучно вышли из Поньгомы. Из долгого пути вспоминается одни эпизод, когда мы чуть было не погибли. Как-то встретили небольшую, но с очень бурным течением реку. Решили перейти ее вброд. Разделись, каждый взял в одну руку одежду, в другую — большую палку, и тронулись вперед. Вода была очень холодная. На середине реки оказалось глубоко. Быстрым течением нас сбило с ног п понесло вниз но течению. Не утонули мы только благодаря тому, что ниже по течению, на середине реки, оказался огромный камень, на который нас и выбросило. Затем с большим трудом все перебрались на другую сторону реки. Во второй половине сентября 1919 года недалеко от какой- то деревни поздно вечером мы неожиданно встретились с группой белогвардейских солдат. Нас задержали и повели в деревню к офицеру. Тот приказал всех обыскать и посадить до утра в избу, поставив снаружи охрану. Когда хозяева дома крепко уснули, мы решили бежать. Сначала сняли обувь, чтобы не стучать, и вышли в сени, а затем пробрались в хлев. Убедившись, что никого вблизи нет, мы осторожно вышли на улицу и бегом направились в лес. Спустя некоторое время, когда мы проходили через поляну, услышали окрик: «Стой!» Невдалеке мы увидели группу солдат в английской форме, быстро двигавшихся к нам. Мы бросились бежать. Тогда солдаты открыли по нам огонь из винтовок. За несколько шагов до леса был убит Харламов. Мы с Мосориным успели скрыться в чаще, но случайно побежали в разные стороны. Вскоре я вышел к какому-то озеру. Усталый, измученный и голодный я сел на берегу, чтобы отдохнуть и подумать, какой стороной обойти озеро. Вдруг за спиной раздались осторожные шаги. Оглянувшись, я увидел солдат в английской форме. Я вскочил на ноги, но было уже поздно. Унтер-офицер направил на меня винтовку и заорал: «Руки вверх!» Меня обыскали и привели в деревню Нюхчезеро. Здесь было много белогвардейских солдат в английской форме. Из избы, к которой меня подвели, вышел белогвардейский офицер. «Большевистский шпион!» — закричал он. Я сказал ему, что являюсь рабочим железной дороги и пробираюсь к своей семье, которая находится по ту сторону фронта. (Так мы втроём условились говорить на случай, если нас задержат.) Уже стемнело. Меня завели в дом и снова обыскали. После этого офицер приказал мне сидеть на полу и ни с кем не разговаривать. Возле двери, здесь же в комнате, поставили охрану. Утром в эту же комнату офицер привел Мосорина и, показывая на меня, спросил его: «Ты его знаешь?» Мосорин ответил, что не знает. Его обыскали и приказали тоже сидеть на полу и ни с кем не разговаривать. Вечером принесли каждому из нас по полбанки консервов и по одой галете. Всю следующую ночь мы пролежали на полу. Утром солдат опять принес по полбанки консервов и по две галеты. Как только мы поели, нас вывели из избы и под конвоем куда-то повели лесом. К вечеру мы оказались в Повенце, где нас посадили в темный чулан, дверь закрыли на замок, а снаружи поставили охрану. На следующий день нас допросили. Мы заявили, что работаем на железной дороге и пробираемся к своим семьям. После допроса нас отправили на станцию Медвежья Гора, посадили в товарный вагон, куда сел и конвой, и отправили на север. Привезли в Кемь, в какой-то штаб, и здесь установили, кто мы такие. Потом нас отправили в кемскую тюрьму, заковали вместе, рука к руке, и бросили в камеру, в которой уже сидел рабочий-железнодорожник Осликов. Вечером в тот же день его увели и, как мы впоследствии узнали, расстреляли. Все это было приблизительно во второй половине октября 1919 года. В начале ноября с нас сняли наручники и начали водить к следователю. Тот объявил, что нас будет судить военно-полевой суд. Пришла зима, мы продолжали сидеть в той же камере. Пища состояла из одной галеты и кружки кипятка. От холода и голода мы опухли. Начальник тюрьмы белогвардейский офицер Юрьев приходил в камеру и, глядя на нас, издевательски говорил: «Скоро отправим вас в вашу совдепию». Шел февраль 1920 года. И вот 23 февраля меня и Мосорина вывели па улицу и присоединили к стоявшей перед тюрьмой группе заключенных. Под усиленным конвоем нас привели на железнодорожную станцию, посадили в товарный вагон и сообщили, что повезут на фронт. Белогвардейцы уже неоднократно «вывозили на фронт» группы заключенных и всякий раз дело кончалось тем, что их довозили до Медвежьей Горы, а там выпускали из вагона и расстреливали из пулемета. С нами, вероятно, произошло бы то же самое, если бы на станции Сегежа но оказался небольшой партизанский отряд, который вместе с рабочими Сегежа на рассвете 24 февраля разогнал конвой и освободил нас. Освобождение наше совпало с общим наступлением Красной Армии на Северном фронте. Белогвардейская армия доживала последние дни. Партизаны и рабочие, овладев Сегежей, прочно удерживали ее в своих руках до прихода Красной Армии. Наступление наших войск успешно продолжалось. Противник поспешно отступал, в его рядах царили паника и растерянность. Многие подразделения белогвардейцев переходили на нашу сторону или сдавались в плен. К 16 марта вся железная дорога была освобождена от белогвардейцев. Части Красной Армии вступили в Мурманск. Источник: (1963) За Советскую Карелию. Воспоминания о гражданской войне - Стр.182-187