Из заявления А.А. Ильина, заведующего больницей петрозаводского концлагеря №6, в Чрезвычайную государственную комиссию.

Заявления, Удост-ния, Карточки

Дата: 15 июля 1944 г. Страна: СССР, Карелия […] Когда мне исполнилось 15 лет, меня определили в Кронштадтскую Морскую фельдшерскую школу, где я закончил 4-х годичный курс. По окончанию школы я был выпущен на военную службу в город Гельсингфорс* на фрегат «князь Пожарский», где прослужил 8 лет. В 1917 г. возвратился в Ленинград и поступил в психиатрическую больницу имени Фореля. В 1922 г. поступил в Лодейнопольскую больницу и все последующие годы служил в этом районе. В 1933 г. поступил в водный транспорт, где и служил до 1941 г. 28 сентября в амбулатории Ровской судостроительной верфи, откуда и попал в плен. В плен попали почти все служащие и рабочие судостроительной верфи в количестве 2500 человек ввиду того, что администрация не успела эвакуировать. […] 5-го декабря 1941 г. нас начали вывозить в город Петрозаводск. […] Затем нас привезли на станцию Свирь и посадили в товарные вагоны и набили народом до отказа, таким образом мы добрались до Петрозаводска. Здесь нас привезли в 5 лагерь, мороз был сильный и всех нас с детьми оставили на улице, не давая никакого помещения, где бы согреться. Затем немного сжалились и отвели покойницкую — холодное, грязное помещение. […] Словом нас в 5-м лагере оказалось 7½ тысяч. Народ так густо был населен, что по несколько семейств ютились в одной маленькой комнатушке. Первая моя работа в 5 лагере направлена чистить навоз в уборной и убирать двор. Работа мне эта не очень понравилась, и я стал искать другие работы. Здесь я узнал, что есть больница и амбулатория, и я устроился в последней. Здание амбулатории находилось около самой проволоки и у проходных ворот, и я ежедневно видел избиение граждан и маленьких детей, и это страшно действовало на мои нервы. Больных было очень много, так что приходилось пропускать больных до 100 человек в день, а лекарств было мало, а подчас и не отпускалось из аптеки. Стали появляться случаи скорбута, которые с каждым днем стали увеличиваться в тяжелой форме. Появилась завшивленность, так как в начале баня отсутствовала. Народ стал умирать целыми пачками, так что доходило до 20 подвод за пятидневку вывозили на кладбище. Нечистоты из уборных и выгребных ям вывозили на берег речки, из которой брали воду для питья населения. Появились кишечные заболевания. Финская медицина, в лице Эра Филькинштейна, несмотря на все заявления ходила и только улыбалась. Если его просили осмотреть больного, то он стоял почти на почтительном расстоянии, не подходя к больному, боялся заразы. Вот и весь был его осмотр. На операции и спецлечение больных не отправляли. А должны были вывертываться в лагере, так как боялись, чтобы зараза не попала в город. В довершение всего от грязи и питания появилась эпидемия тифа и от населения 7½ тысяч осталось едва 5½ тысяч. Хоронили в одну большую яму в три ряда. […] В марте месяце 1942 г. я был переведен в 1-й лагерь заведовать больницей на 40 кроватей. Под охраной финского солдата был приведен в 1-й лагерь в больницу. Первое мое впечатление в больнице было удручающее. Больных было много, все истощенные, опухшие от голода. Постельные принадлежности были - бумажный матрац, бумажные подушки и свое рваное, грязное одеяло. Наволочки и простыни отсутствовали. Завшивленность была огромная, так что к больному было страшно подойти — это была сплошная вошь. Питание больных было мука и вода. Первая моя борьба была со вшивостью, и я довел ее до конца. В отношении питания я добился улучшения, приводя на кухню каждого посетившего больницу финского начальника, показывая пищу, прося улучшения, но получал ответ: «это хорошо, в Финляндии и этого не кушают», но в конце концов мне стали отпускать на больницу немного молока. В один прекрасный день ждали какую-то комиссию и нам привезли на 40 кроватей одеяла, простыни, наволочки, полотенца, и наша больница стала показательной. В августе месяце 1942 г. произошло соединение больниц 1-4 и 6 лагерей, и больница была переведена в 6 лагерь в 20 школу, а я был назначен заведующим этой больницы. Здесь питание больных после приезда комиссии улучшилось, а также и в отношении лекарств. Появились финские врачи, говорящие по-русски, с которыми можно было объясняться. Отношение к медперсоналу было удручающее, так как у них все медики шли под марку санитаров и на основании этого финская медсестра Антикайнен заставляла целыми днями заправлять кровати и убирать, и мыть полы. Некоторых убирали из больницы на лесозаготовки. Медсестра Малькова даже была наказана плетью и отправлена на лесозаготовки. Медсестра Кюршина была тоже наказан плетью. Врач Богоявленский проявлял тоже временами свои «культурные выходки». На служащих рычал как зверь, и все дрожали, когда он появлялся. Был один случай в лагере - пошел он на осмотр квартир и нашел, что в комнате грязно, он схватил кочергу и ударил женщину по ягодице. Во второй квартире нашел грязь, он схватил полено и ударил женщину, а та в защиту себя схватила котелок и замахнулась на него, тогда он нажаловался в штаб на женщину, и ее наказали плеткой, обрили лобок и выстригли волосы. Начальник лагеря майор Куринман имел деспотическое отношение к лагерникам: бил плетью и взрослых, и детей, а вдобавок еще была резина толщиной в палец, так иногда и этой резиной. За освобождение больных от работ, а также и за то, что я ни с какими просьбами не обращался к майору, он все время искал случая отправить меня в тюремный лагерь Кино-Свари**, о чем он неоднократно говорил. За последнее время врач Богоявленский перед приходом Красной Армии в город Петрозаводск стал заметно мягче. В один прекрасный день от пришел в больницу и говорит: «Держите больницу как можно чище, так как мы, финны, скоро уйдем, а сюда в Петрозаводск придут немцы». Такое известие так поразило нас, служащих, точно на нас вылили ушат холодной воды. Я еще хочу рассказать один случай про медсестру финку Антикайнен. Был такой случай, когда к нам в больницу была доставлена родильница в заворотом кишок в 11 часов ночи, и я хотел ее сразу отправить в финский госпиталь на операцию, и нужно было для этого получить от финской сестры препроводительную бумажку, но она таковой не дала, оставив ее до утра. Утром я вторично стал настаивать отправить больную. Тогда она вызвала финскую акушерку, которая велела держать больную в кровати и положить лед. Я стал просить вызвать финского врача Стукке, который действительно вскоре приехал и велел срочно отправить больную в госпиталь. Больная была отправлена и оперирована, и в результате умерла. Фамилия этой больной Карпина. Зав. больницей 6-го поселка Ильин А.А. *Хельсинки **Имеется в виду концлагерь в Киндасово. Персоны: Антикайнен - медсестра в больнице концлагеря №6 г. Петрозаводска Богоявленский Виктор (Боголевский, Богомалевский, Богомалинский) - врач петрозаводских концлагерей Ильин А.А. - заведующий больницей петрозаводского концлагеря №6, Карпина - заключенная петрозаводского концлагеря, умерла в больнице Куринман - комендант концлагеря №6 г. Петрозаводска, майор Кюршина - медсестра в больнице концлагеря №6 г. Петрозаводска Малькова - медсестра в больнице концлагеря №6 г. Петрозаводска Стукке - врач в петрозаводском концлагере Филькинштейн Эр - медицинский работник в амбулатории концлагеря №5 г. Петрозаводска Источник: НА РК. Ф. П-1230. Оп. 23. Д. 39. Л. 65-68. Копия. Машинопись.